Страшно, что нет Володика. Мало осталось кого любить.
4.4.1931. Как это я сумела почти не знать Салтыкова-Щедрина?! Блестящий гиперболист, похож на Володю.
6.4.1931. Осик правильно говорит, что всё поддающееся вычислению много проще философии и литературы.
Очень много думаю. У меня на все всегда вырабатывается своя точка зрения. Если бы не такое отсутствие памяти!
15.4.1931. Прочла Маркса «Гражданская война во Франции в 1871 г.». Кончила «Государство и революция».
В 10-м номере литпоста Колино письмо, ответ на Бонч-Бруевича с идиотской заметкой от редакции.
Не пошла на вечер в комакадемии и отчитывала А. по телефону за Бонча минут 15, как только умела. Долго будет помнить. Жулики!
Говорят, Луначарский выступил блестяще, а остальные совсем тускло.
Вася нашел в архиве Гиза Володину ненапечатанную книгу о франц. живописи.
Ося сегодня пошел на службу в Мол. Гвардию.
17.4.1931. Соскучилась по Володиной горячности, по беспокойству, постоянной заботе.
Нашлись Володины три теревсатовские[129] пьески. Думала, совсем пропали.
18.4.1931. Вчера на вечере в Фоспе Семка покрыл докладчика. Звонили из Фоспа советоваться. Один из оппонентов кричал, что Асеев, после стихов в Литгазете, и Кирсанов, после этого выступления поставили себя вне поэзии, на что Семка ответил — если так, то поэзия вне себя.
21.4.1931. Люд.[мила] Влад.[имировна] отказалась выступать на вечере воспоминаний вместе с Ермиловым.
Неизвестно как быть с кабинетом при комакадемии. Никто не звонит.
22.4.1931. Коля говорил, что есть уже бумажка о переименовании Триумфальной пл. в пл. Маяковского.
Семка мечтает о Рефовском сборнике.
24.4.1931. Вчера вечером сожгла столько любовных писем, что сегодня утром Ося удивился отчего в ванной колонка горячая.
25.4.1931. Москва-река вот-вот выльется. Летают и плавают чайки.
Без конца все работаем за Володю.
Козлинскому в шутку рассказали, что Коле будто бы предложили лететь на луну на выдуманной американцами ракете. Козлинский повернулся к жене и сказал завистливо: вот видишь, Леночка, я всегда говорил, что Денисовский умеет устраиваться!
4.5.1931. Была на первомайском параде на Красной площади. Расплакалась там о Володике, когда все оркестры заиграли интернационал. Осик пишет для Жемчужного сценарий «Кем быть» и ходит в Мол. Гвардию.
О. М. Брику в Москву (Свердловск, 23 мая 1931)
Милый мой любимый сладенький самый лучший на свете Кислит!
Хотя утром говорила с тобой по телефону, но сейчас уже соскучилась и потому пишу тебе письмо.
Ехали мы хорошо, но очень пыльно. В ресторане ели рябчиков, жареные грибы и свежие огурцы. Дорого немыслимо! Например за рябчика, бифштекс, порцию грибов, бутылку нарзана и сотню папирос «Норд», мы заплатили 29 рублей! За одни папиросы — 15 р. Читали lauter [130] Сенкевича, Страшно много спали. Опоздали все-таки на три часа.
Виталия прикрепили к очень хорошему распределителю и с едой теперь совсем просто.
Вчера в час дня уехали за 12 километров и отпустили машину. Взяли с собой два пледа, подушку, чемодан с едой и питьем и до 6-ти часов (в 6 ч. приехала за нами машина) провалялись под огромным кустом цветущей черемухи. Виталий разжег костер, и не было ни единой мошки. Мы кипятили воду в банке из-под консервного компота и пили горячий чай — ничего вкуснее не пила в жизни!
Снимались во всех видах — вместе и врозь.
В Казань поедем, должно быть, 27-го. Хочу непременно кончить там книжку. Хочу приготовить ее для печати (!), переменивши большинство имен и фамилий. Дам тебе прочесть целиком и самому, и ты тогда скажешь, не стыдно ли ее печатать.
Ослит, спроси у Нины Владимировны,[131] что, кому и куда должен написать Виталий, чтобы получить квартиру у них в доме. Она говорит, что это возможно и что там частые перемещения. По-моему там очень хорошо было бы жить. И ты как думаешь? По-моему лучше, чем в новом доме.
В Казани буду лежать в гамаке и писать книжку, хотя она мне кажется уже неинтересной и глупой.
Свердловский пруд растаял и оказался огромным, а в садике около пруда стоят столики и продают мороженое, но мы не едим, хотя очень хочется — боимся отравиться.
Кислит, умоляю тебя и Васю сдать к 10-му альбом!!! На первые же деньги пусть Вася едет в Питер.
Пламенный привет всем вождям и Булечке.
Люблю тебя больше всего на свете. Целую весь шарик.
Все заграничные подарки заверни в бумагу и положи в мой платяной шкаф.
О. М. Брику в Москву (Свердловск, 28 мая 1931)
Кислит мой бедненький! Это черт знает что — до сих пор денег нет! Ты очень мучаешься? Столько долгов — все пристают, небось? Я тебя ужасно жалею и целую.
Вчера ездили на постройку Уралмашстроя. Это уже совсем Клондайк. Даже конные милиционеры очень смахивают на Джек Лондонских полицейских. Это, километрах в 5-ти от Свердловска, большой город из бараков, новых и строящихся фабричных корпусов. Всё это вырублено прямо в лесу. Тут же сушится белье и пристроился фотограф с Крымской декорацией — кругом него толпа — ждут очереди — сниматься. Вчера же ездили на озеро Шарташ — очень красиво и привезли оттуда массу сирени — вся квартира запахла.
Я сделалась нездорова, но всё таки рада, что завтра уже едем. Непременно постараюсь дописать книжку и долечить нервы.
Пиши мне в Казань, а то не знаю можно ли оттуда говорить с Москвой по телефону.
Хорошо было слышно сегодня. Жаль, что разговор был срочный. Простого заказа не приняли, а срочный -6р. минута! Я тебя невозможно люблю. А ты меня?
Целую тебя и обнимаю изо всех сил.
Целую Бульку.
8.7.1931. Не писала два месяца. Ося с Колей пишут оперетку для Михайловского театра. Ося стал ужасно раздражительный. Надоел дневник.
