– Слава богу, Климушка, что ты наконец-то все понял. Ты еще благодарить меня потом будешь, ни у кого из моих знакомых ничего подобного не было! Это же самый настоящий эксклюзив! Только, прошу тебя, не горячись, а то папочка рассердится, – на всякий случай предупредила Лерочка и замерла с торжественным выражением на лице. Клим молча кивнул. Портить себе жизнь и горячиться он не собирался.
Очнулась работница ЗАГСа, прочистила горло, снова подалась грудью вперед…
– А теперь прошу вас, Клим, ответить на вопрос. Согласны ли вы вступить в законный брак с Валерией и жить с ней в печали и радости до конца своих дней?
– Нет, – четко и громко сказал Клим. По залу пробежал взволнованный шепот, и вновь все стихло. Работница ЗАГСа схватилась за сердце и побледнела. Лера ошеломленно посмотрела на Клима.
– Это шутка? – зашипела она. – Ты тоже решил разыграть меня, да, Клим? Ну хорошо! Считай, что мы в расчете! Прости меня, если хочешь. А теперь, пожалуйста, успокойся, и хватит строить из себя смертельно обиженного. Представь, что мы просто перенесли бракосочетание на месяц. Ты же ведь собирался жениться на мне? Так какая разница! Давай не будем ссориться из-за ерунды. Скажи «да», и я, так и быть, тебя прощаю. – Лера потянулась к Климу и попыталась его поцеловать. Клим мягко отстранил девушку:
– Лера, прости, я не могу сказать «да». Все изменилось. Я не решался сообщить тебе по телефону, но сразу же по возвращении в Москву хотел все объяснить. Сегодня на твоем месте должна была стоять совершенно другая девушка, и именно с ней я собирался вступить в законный брак. С ней я собирался делить печали и радости, с ней я собирался жить до конца своих дней, потому что полюбил ее не в шутку, а всерьез. А с любовью не шутят, Лера.
– Ублюдок! – звон пощечины разорвал тишину. Лерочка бросилась к отцу, повисла у него на шее и зарыдала.
Клим потер покрасневшую щеку и открыто посмотрел в холодные глаза Берушину.
– Спасибо, Антон Бенедиктович, если бы вы не устроили весь этот цирк, я никогда бы не попробовал на вкус настоящую любовь. Теперь я знаю – у любви необыкновенный вкус: мяты и горького шоколада!
– Идиот, – сквозь зубы процедил Антон Бенедиктович. – Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты испортил себе жизнь! Про какую любовь ты говоришь? К кому? К дешевой актрисульке, которая согласилась за деньги сыграть любовь!
– Не верь ему, Клим! Алевтина ничего не знала! – пропыхтел кто-то, и Клим обернулся. В двери, отталкивая охранников Ивана Аркадьевича, пыталась пролезть полная женщина с астрами, которую он сегодня видел в холле.
– Елена Петровна? – удивился Берушин. – Вы как здесь оказались? Мы же…
– Договаривайте, любезный Антон Бенедиктович. Вы же меня обманным путем заманили в подсобное помещение и заперли на ключ, чтобы я вам не помешала. А я, между прочим, на эту свадьбу приглашена самой невестой. Правда, другой невестой!
– Как можно! – притворно возмутился Берушин.
– Что вы сказали? – переспросил Клим.
– Аля ничего не знала! Я была у нее с утра, она готовилась к свадьбе. И еще, Клим: вчера ей позвонили и сообщили, что пришлют сценарий. Вы понимаете, о чем я говорю? Это был не просто розыгрыш, Клим. Это реал-шоу и тотализатор! Антон Бенедиктович подключил к игре всех своих богатеньких знакомых. Ставки сделаны, и на кону жизнь этой девушки! Я угадала, Антон Бенедиктович? – Берушин молчал.
– Сценарий, – у Клима потемнело в глазах. – Господи, сценарий бракосочетания… Если она его прочитает, то… – Клим подошел к Берушину, с размаху врезал ему кулаком по лицу и вылетел из помещения. Антон Бенедиктович отлетел в сторону, достал платок, вытер кровь, хлынувшую из носа, и смущенно посмотрел на дочь.
– Папочка, о чем эта женщина говорит? – удивленно спросила Лерочка, размазывая белоснежной перчаткой по красивому лицу слезы и потекшую тушь. – Какой еще тотализатор? Какое, к черту, реал-шоу? Чья жизнь на кону? Ты же сказал, что она нанятая актриса, как и все остальные! Ты хочешь сказать, что ты и меня в этих играх использовал? Ты хочешь сказать, что обманул меня? Ты сломал мне жизнь! – Лера подошла к отцу и плюнула ему в лицо.
– Успокойся, сама виновата, идиотка безмозглая! – закричал Берушин и отвесил дочери оплеуху. Она вздрогнула, попятилась назад, осела в кресло и ошеломленно посмотрела на отца. – Все будет хорошо, Лера, – смягчился Антон Бенедиктович. – Забудь этого недоноска. Я ведь говорил тебе, что он не нашего круга? Вот и результат. Нашел себе дешевку! Но ты не волнуйся, солнышко, пойдем в гостиницу, и я тебе все подробно объясню. Иван Аркадьевич, вы ведь передали Алевтине сценарий? – поинтересовался Берушин. Иван Аркадьевич скупо улыбнулся в ответ и кивнул. Лерочка заинтересованно посмотрела на отца, встала и пренебрежительным взглядом окинула Варламова.
– Иван Аркадьевич! Вы уверяли меня, что все предусмотрели! Что Клим никогда не влюбится в эту идиотку!
– Все предусмотреть нельзя, голубушка, – усмехнулся Иван Аркадьевич. – Любовь – вещь непредсказуемая. Выходит, не любил тебя совсем Клим.
– Да что вы знаете о любви! Вы, гнусный старикашка! – пришла в бешенство Лерочка и сжала было кулаки, но Берушин сгреб дочь в охапку и поволок к выходу.
Она не заметила, как глаза старика потемнели. Как дрогнули мускулы на его лице. Как он ссутулился от внезапной боли в сердце… О любви он знал все. Любовь была мучительно юной и недоступной. Носила клетчатые юбочки-плиссе, вязаные свитера под горло, длинные каштановые кудряшки, берет и нелепые очки. Постоянно засыпала в трамвае по дороге в институт. Теряла зонтики, перчатки и ключи. Любила сказки Андерсена, поэтов Мандельштама и Бродского, клубничный блеск для губ, теплое молоко на ночь и Ванессу Мэй. Нескладная, угловатая, невыносимо милая. Он трусливо сбежал от нее подальше, но незримо опекал всю жизнь. Она считала себя везунчиком, часто находила деньги на улице, получала по почте бесплатные контрамарки в театр и кино.
Ей было тридцать. Она решила поехать к родителям за город, неудачно поймала попутку, поссорилась с водителем и оказалась одна на шоссе. Было темно. Поздняя осень. Снег вперемешку с дождем, скользко. Ей было тридцать…
