1693 году, воспитывался в училище, устроенном каким-то французом в Москве, ив 1716 году вместе с двадцатью другими воспитанниками этой школы был отправлен за границу для учения. Сначала он отправился в Венецию, где был в действительной службе на тамошнем галерном флоте. Оттуда он и его товарищи поехали в Испанию и учились там в морской академии «солдатскому артикулу, на шпагах биться, танцевать»; Неплюев рассказывает, что им было невозможно заниматься математикой, так как они недостаточно владели испанским языком. В 1720 году они возвратились в Россию. Во время своих переездов по Европе они встречали и других русских: в Тулоне тогда жили семь русских гардемаринов, которые учились во французской академии «навигации, инженерству, артиллерии, рисовать мачтабы, как корабли строятся, боцманству и проч.». В Амстердаме, в проезд Неплюева с товарищами, было около пятидесяти русских; иные из них учились «экипажеству и механике», другие «школьники» — всяким ремеслам: медному, столярному и судовым строениям. По возвращении Неплюева в Россию сам царь участвовал в испытании, которому были подвергнуты он и его товарищи. При этом Петр говорил: «Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли, а все от того: показать вам пример и хотя б под старость видеть мне достойных помощников и слуг отечеству».
Число проживавших в Голландии «школьников» было до того значительно, что к ним был определен особенный надзиратель, князь Иван Львов. До нас дошли донесения его к царю, из которых видно, что с русскими, учившимися в Голландии и Англии, случались неприятности. Молодежь входила в долги; бывали драки, даже увечья. Львов спрашивал у царя инструкции о плане учения молодых русских, отправленных за границу. Петр отвечал: «Учиться навигации зимой, а летом ходить на море, на всяких кораблях, и обучиться, чтобы возможно оным потом морскими офицерами быть». Василий Васильевич Головин в своей автобиографии об учении в Голландии замечает лаконически: «Саардаме и в Роттердаме учился языку голландскому и арифметике и навигации с 1713 по 1715 год, а потом возвращен в Россию, где все-таки продолжал учиться в морской академии навигацкой науке и солдатскому артикулу» и проч. Товарищами Головина в Голландии были люди из самых знатных фамилий: Нарышкины, Черкасские, Голицыны, Долгорукие, Урусовы и прочие [266].
Петр все время зорко следил за учением русских, отправленных в Западную Европу. Конон Зотов, сын «наишутейшаго все-яузскаго патриарха», учился за границею и писывал к отцу о своих успехах; царь читал иногда эти письма и однажды, похвалив ревность молодого Зотова, выпил кубок за здоровье его. Довольно часто он и сам писал к Конону Зотову, который, находясь впоследствии агентом царя во Франции, давал Петру советы вроде следующих: «Понеже офицеры в адмиралтействе суть люди приказные, которые повинны юриспруденцию и прочил права твердо знать, того ради не худо бы, если бы ваше величество указал архиерею рязанскому выбрать двух или трех человек лучших латинистов из средней статьи людей, т.е. не из породных, ниже из подлых, — для того, что везде породные презирают труды (хотя по пропорции их пород и имения должны также быть и в науке отменны пред другими); а подлый не думает более, как бы чрево свое наполнить, — и тех латинистов прислать сюда, дабы прошли оную науку и знали бы, как суды и всякие судейские дела обходятся в адмиралтействе. Я чаю, что сие впредь нужно будет. Прошу милосердия в вине моей дерзости: истинно, государь, сия дерзость не от единого чего, только от усердия» и проч. [267]
В 1716 году по случаю учреждения коллегии, было сделано распоряжение: «Послать в Кролевец (Кенигсберг) человек тридцать или сорок, выбрав из молодых подьячих, для научения немецкого языка, дабы удобнее в Коллегиуме были, и послать за ними надзирателя, чтобы не гуляли» [268]. В 1719 году отправлено П границу около тридцати человек молодых русских для изучения медицины под руководством доктора Блументроста. В 1715 году, Петр сделал одному агенту, находившемуся за границею, следующие замечания: «Ехать во Францию в порты морские, а наипаче где главный флот их, и там, буде возможно и вольно жить и присматривать волонтирам, то быть волонтиром, буде же невозможно, то принять какую службу. Все, что по флоту надлежит на море и в портах, сыскать книги, также чего нет в книгах, но от обычая чинят, то пополнить и все перевесть на славянской язык нашим штилем, токмо храня то, чтоб дела не проронить, а за штилем их не гнаться. Суворова и Туволкова отправить в Мардик, где новый канал делают, также и на тот канал, который из океана в Медитеранское море проведен и в прочил места, где делают каналы, доки, гавани и старые починивают и чистят, чтоб они могли присмотреться к машинам и прочему и могли тех фабрик учиться». Одному «ученику» было поручено в Англии учиться пушечному литью, однако в Англии находили, что это «несходно с правами здешнего государства» [269]. Поводы к отправлению молодых людей за границу становились все более и более разнообразными. В 1716 году было велено «на Москве выбрать из латинских школ из учеников робят добрых, молодых пять человек для посылки в Перейду для учения языкам турецкому, арабскому и персидскому» [270]. Немного позже были отправлены: Земцов и Еропкин — в Италию, для обучения архитектуре, Никитин и Матвеев — в Голландию для обучения живописи, Башмаков и некоторые другие также в Голландию для обучения каменщичьему ремеслу [271]. Во многих случаях русские сами просили позволения отправиться за границу. Брат вышеупомянутого Конона Зотова Иван просил позволения ехать за границу лечиться [272]. Иван Иванович Неплюев, отправляя своего малолетнего сына за границу для воспитания, просил царя: «Повели, государь, послать указ в Голландию князю Куракину [273], чтоб сына моего своею протекциею не оставил; повели определить сыну моему жалованье на содержание и учение и отдать его в академию для сциенции учиться иностранным языкам, философии, географии, математике и прочих исторических книг чтения; умилостивься, государь, над десятилетним младенцем, который со временем может вашему величеству заслужить» [274]. Приобретший впоследствии, при императрице Елизавете, знаменитость министр Алексей Петрович Бестужев во время Петра учился в одной гимназии в Берлине, а затем в продолжение нескольких лет находился при английском дворе на службе [275].
В 1722, 1723 и 1724 годах приехали из Англии, Голландии и Франции русские мастеровые, учившиеся там: «Столяры домового дела трое, столяры кабинетного дела четверо, столяры, которые делают кровати, стулья и столы, двое, замочного медного дела четверо, медного литейного дела двое, грыдоровального (гравировального —
Как видно, во времена Петра русские целыми сотнями проживали за границею. В жизни каждого из них пребывание в Западной Европе составляло эпоху. Русские дипломаты, до царствования Петра бывшие за границею лишь проездом, не могли в такой мере вникнуть в самую суть западноевропейской цивилизации, как «ученики» петровского времени, проживавшие по нескольку лет в Голландии, Англии, Франции и Германии и невольно находившиеся под влиянием той среды, которая их окружала на Западе и которая во многих отношениях отличалась от русского общества того времени.
Впрочем, «ученики», отправленные за границу, обыкновенно были плохо приготовлены к учению. Многие из них отличались грубостью нравов, нерадением к учению, равнодушием к вопросам науки; некоторые даже оказывались склонными к преступным действиям. Священник, находившийся при Александре Петрове, который в Ганновере учился немецкому и латинскому языкам, вел себя в высшей степени безнравственно и однажды пытался убить Петрова [277]. Зотов писал царю из Франции: «Господин маршал д'Этре призывал меня к себе и выговаривал мне о срамотных поступках наших гардемаринов в Тулоне: дерутся часто между собою и бранятся такою бранью, что последний человек здесь того не сделает. Того ради отобрали у них шпаги». Немногим позже новое письмо: «Гардемарин Глебов поколол шпагою гардемарина Барятинскаго и за то за арестом обретается. Господин вице-адмирал не знает, как их приказать содержать, ибо у них (французов) таких случаев никогда не бывает, хотя и колются, только честно, на поединках, лицом к лицу», и проч. Подобные жалобы слышались и от русского посланника в Англии Веселовского, который писал: «Ремесленные ученики последней присылки приняли такое самовольство, что не хотят ни у мастеров быть, ни у контактов или записей рук прикладывать, но требуют возвратиться в Россию без всякой причины… и хотя я их добром и угрозами уговаривал, чтоб они воле вашего величества послушны были, однако ж они в противности пребывают, надеясь на то, что я их наказать не могу без воли вашего величества и что, по обычаю здешнего