тому же им грозили строгими наказаниями в случае неуспешного учения, неудовлетворительных свидетельств со стороны иноземных наставников [252].
Сохранилась инструкция, данная Петру Толстому при отправлении его за границу в 1697 году. В ней сказано, что он послан «для науки воинских дел». Он должен был научиться: 1) знать чертежи или карты, компасы «и прочие признаки морские», 2) владеть судном, знать снасти и инструменты, паруса, веревки и проч.; далее, ему предписывалось по возможности присутствовать на битвах на море; наконец, ему обещана особая награда, если он подробно изучит кораблестроение.
Отправленным за границу молодым дворянам вменялось в обязанность привезти в Россию «на своих проторях» двух иностранных мастеров; в большей части случаев путешественники содержались не на счет казны, а из собственного кармана [253].
За этой первой, как видно довольно многочисленной группой путешественников, уехавших в январе 1697 года, следовала вторая, состоявшая из «волонтеров» при посольстве Лефорта, Головина и Возницына [254]. В июле 1697 года, т.е. через несколько недель после отъезда этой второй группы, австрийский дипломатический агент Плейер доносил императору Леопольду: «Ежедневно отсюда молодые дворяне отправляются в Голландию, Данию и Италию» [255].
Во время своего пребывания за границей царь по возможности следил за учением и занятиями своих подданных за границей. Так, например, он в августе 1697 года писал к Виниусу: «Спальники, которые прежде нас посланы сюды, выуча кумпас, хотели к Москве ехать, не быв на море: чаяли, что все тут. Но адмирал наш намерение их переменил: велел им ехать» и проч. Посылая князю Ромодановскому собственноручно составленный список учащимся в Голландии русским, Петр сообщает, что такие-то «отданы на Ост-Индский двор к корабельному делу», другие учатся «всяким водяным мельницам»; что те «мачты делают», другие определены «к ботовому делу», или «к парусному делу», или «блоки делать», или «бомбардирству учиться», или «пошли корабли в разные места в матросы», и проч. [256]
Были случаи сопротивления русских, которых заставляли учиться за границей; рассказывали об одном русском дворянине, отправленном в Венецию ради учения, что он из ненависти к чужбине и из опасения впасть в ересь латинян не выходил из своей комнаты [257]. «И я, грешник, в первое несчастие определен», — говорил один из молодых русских дворян, отправленных за границу учиться. Другой писал из-за границы к родственникам: «Житие мне пришло самое бедственное и трудное…».[258] Наука определена самая премудрая; хотя мне все дни своего живота на той науке себя трудить, а не принять будет, для того — не знамо учиться языка, не знамо науки». Другие жаловались на морскую болезнь и т.п. [259]
Но были также случаи успешного и полезного учения русских за границей. Меньшиков, назначенный царем учиться деланию мачт, успевал в работе лучше всех. Головин, работавший в Саардаме, был весел и доволен. Об одном из москвитян, учившихся в Саардаме, сохранилось предание, что он работал на верфи весьма усердно, но когда начинался отдых, то к нему являлся служитель с умывальником; господин умывал себе руки и переменял платье. Любопытный пример усердия представлял Петр Андреевич Толстой. Он решился пойти, так сказать, навстречу планам царя-преобразователя. Будучи уже женатым и имея детей, пятидесяти лет с небольшим, он сам вызвался ехать за границу для изучения морского дела. В то время как другие с неудовольствием покидали отечество для трудной и непривычной жизни за морем и возвращались в Россию, не доучившись тому, чего требовал от них Петр, Толстой доказал своим путешествием, что его способности равнялись скрывавшемуся в нем честолюбию. Он через Польшу и Австрию отправился в Италию, по целым месяцам плавал по Адриатическому морю и получил свидетельство, что ознакомился совершенно с морским делом, картами морских путей, названием деревень, парусов, веревок и всяких инструментов корабельных и проч. Побывав в Мальте, он получил свидетельство и оттуда, что встречался с турками и показал бесстрашие. Он отлично выучился итальянскому языку, в Венеции с большим успехом занимался математикой и т.д. [260]
Впрочем, русские, находившиеся за границей, учились не только морскому и военному делам, но также и другим предметам. Некоторое число молодых дворян было отправлено в Берлин для изучения немецкого языка. В этом же городе несколько русских обучались «бомбардирству». Петру писали из Берлина, что о «Степане Буженинове с товарищами свидетельствует их мастер, что они в своем деле исправны и начинают геометрию учить». Об Александре Петрове, находившемся в Ганновере, доносил Лейбниц, что тот уже успел выучиться немецкому языку и перешел к занятиям латинским языком [261]. С некоторыми из этих молодых людей Петр сам переписывался. Так, например, в ответе на письмо царя из Детфорда Василий Корчмин писал из Берлина: «Мы со Стенькой Бужениновым, благодаря Богу, по 20 марта выучили фейерверк и всю артиллерию; нынче учим тригонометрию. Мастер наш — человек добрый, знает много, нам указывает хорошо… Изволишь писать, чтобы я уведомил, как Степан (т.е. Буженинов), не учась грамоте, геометрию выучил, и я про то не ведаю: Бог и слепцы просвещает [262]. Корчмин жаловался, что учитель просит за ученье денег и требует с человека 100 талеров. Далее ему поручено было собрать сведения о жалованье, которое получают офицеры и генералы в армии бранденбургского курфюрста. Он послал подробный список всем этим данным.
И в следующее за путешествием царя время не прекращалось отправление молодых русских за границу. Так, например, в 1703 году 16 человек холмогорцев было отправлено в Голландию, где в то время находился вступивший в русскую службу вице-адмирал Крюйст, которому и было поручено «раздать их в науки, кто куда годится». Около этого же времени Петр, желая доставить войскам своим хорошую школу, нуждаясь также в деньгах, предлагал Генеральным Штатам за деньги отряд русского войска на помощь против французов, но предложение это не было принято. В 1703 же году один русский дворянин просил у царя дозволения отправить своих малолетних сыновей для воспитания во Францию. Со стороны короля Людовика XIV было сделано Петру предложение прислать царевича Алексея для воспитания в Париж. Еще раньше шла речь об отправлении царевича вместе с сыном Лефорта в Женеву.
Мало-помалу русские дворяне начали привыкать к мысли о необходимости учения, о выгодах всестороннего светского образования. Отец одного молодого аристократа, отправленного в Голландию в 1708 году, писал сыну, между прочим: «Нынешняя посылка тебе сотворится не в оскорбление или какую тебе тягость, но да обучишься в таких науках, в которых тебе упражнятися довлеет, дабы достойна себя сотвориши ему, великому государю нашему, в каких себе услугах тя изволит употребити; понеже великая есть и трудная преграда между ведением и неведением». Затем отец советует сыну прилежно учиться немецкому и французскому языкам, арифметике, математике, архитектуре, фортификации, географии, картографии, астрономии и проч. При этом сказано, что сын должен выучиться всему перечисленному не для того, чтобы сделаться инженером или моряком, но для того, чтобы иметь возможность при занятии какой- либо должности в ратном деле судить о мере добросовестности и правильности действий техников- иностранцев.
Мало того, автор этого любопытного послания к сыну, отправленному в Голландию для обучения, пишет: «Не возбраняю же тебе между упражнением в науках, ради обновления жизненных в тебе духов и честныя рекреации, имети в беседах своих товарищей от лиц благоценных, честных; овоща же комедиях, операх, кавалерских обучениях, как со шпагою и пистолетом владеть, на коне благочинно и твердо седеть, с коня с различным ружьем владеть, и в прочих подобных тем честных и похвальных обучениях забаву иметь» [263].
Их этих замечаний видно, как изменился взгляд русского высшего общества на значение светского образования в эпоху царствования Петра. Незадолго до этого многие русские считали «кавалерские обучения» чем-то вроде ереси. Сообразно с понятиями «Домостроя» не только театр, но даже «гудение, трубы, бубны, сопели, медведи, птицы и собаки ловчие, конское уристание» и т.п. считались грехом, достойным вечного наказания в аду [264]. Незадолго до того времени, когда просвещенный вельможа советовал сыну учиться иностранным языкам и разным наукам, раскольники ратовали против «немецких скверных обычаев», против «любви к Западу», против «латинских и немецких поступков» и проч. [265]
Каково жилось русским за границею и в какой степени пребывание там могло быть весьма полезным приготовлением к политической карьере, видно из автобиографии Ивана Ивановича Неплюева; он родился в
