между Россией и Людовиком XIV, и что он желает более всего окончить войну со Швецией к собственному и его союзников удовлетворению [656].
Во время пребывания своего в Карлсбаде Петр, между прочим, переписывался с Шафировым и Шереметевым о турецких делах, вел переговоры о браке царевича Алексея и проч. В Торгау, где в октябре 1711 года происходило бракосочетание царевича, Петр впервые видел Лейбница, который в это время был занят составлением разных проектов о распространении наук в России, об устройстве магнитных наблюдений в этой стране и проч. «Умственные способности этого великого государя громадны», — писал Лейбниц, лично познакомившись с царем [657].
Затем в Кроссене Петр имел свидание с прусским кронпринцем Фридрихом-Вильгельмом, который двумя годами позже вступил на прусский престол и во все время своего царствования, до кончины Петра, оставался верным союзником и другом России. Здесь происходили переговоры о способах продолжения войны. Уже до этого союзники осаждали Стральзунд, однако же безуспешно, вследствие раздора между русскими, саксонскими и датскими генералами, участвовавшими в этом предприятии [658].
Именно эти неудачные военные действия в Померании и заставили Петра в 1712 году после краткого пребывания в Петербурге отправиться за границу, к русскому войску, находившемуся около Штетина. Тут он был весьма недоволен образом действий датчан, не поддерживавших достаточно усердно операции русских.
В раздражении он писал королю Фридриху V: «Сами изволите рассудить, что мне ни в том, ни в другом месте собственного интересу нет; но что здесь делаю, то для вашего величества делаю». Не было точно определенной программы действий союзников. Петр писал русскому резиденту в Копенгагене: «Наудачу, без плана, я никак делать не буду, ибо лучше рядом фут за фут добрым порядком неприятеля, с помощию Божиею, теснить, нежели наудачу отваживаться без основания» [659].
В этих местах, в Грейфсвальде, Вольгасте, Анкламе, на берегу Померанского залива, Петр пробыл несколько недель. Он смотрел здесь датский флот, на котором был принят с особенной честью. Несмотря на то, что датский король отдал свой флот в распоряжение царю, датские адмиралы не исполняли приказаний Петра. Спор об артиллерии, необходимой для осады Штетина, начавшейся уже в 1711 году, продолжался. Петр был крайне недоволен. 16 августа он в Вольгасте имел свидание с королем польским; было решено брать остров Рюген, бомбардировать Стральзунд, но при недружном действии союзников нельзя было ожидать успеха. В раздражении Петр писал Меньшикову: «На твое письмо, кроме сокрушения, ответствовать не могу… что делать, когда таких союзников имеем, и как приедешь, сам уведаешь, что никакими мерами инако сделать мне невозможно; я себя зело бессчасным ставлю, что я сюда приехал; Бог видит мое доброе намерение, а их и иных лукавство; я не могу ночи спать от сего трактованы» [660]. В этом же тоне Петр писал и к Долгорукому: «Зело, зело жаль, что время проходит в сих спорах»; и к Крюйсу: «Желал бы отсель к вам о добрых ведомостях писать, но оных не имеем, понеже многобожие мешает; что хотим, то не позволяют, а что советуют, того в дело произвести не могут» и проч. [661]. Переговоры с королями прусским, польским и датским, переписка с разными вельможами, неудача в военных действиях — все это лежало тяжелым бременем на Петре.
К Екатерине он писал в это время: «Зело тяжело жить, ибо я левшею не умею владеть, а в одной руке принужден держать шпагу и перо; а помощников сколько, сама знаешь» [662].
На пути в Карлсбад, куда Петр опять поехал лечиться, он два дня пробыл в Берлине; нет сомнения, там происходили более или менее важные переговоры о делах. К сожалению, об этих конференциях мы не имеем сведений [663].
В Карлсбаде к государю приехал цесарский граф Вратислав «для трактования царского величества». Туда же прибыл Лейбниц, составивший записку, в которой излагал необходимость участия России в окончании войны за испанское наследство. Битва при Деневе (Denain) доставила Франции некоторый перевес. Лейбниц, желал усиления союзников, надеялся на царя. Содержание бесед знаменитого философа с царем лишь отчасти сделалось известным; Лейбниц старался узнать кое-что о намерениях царя относительно Лифляндии, но царь был осторожен и не сообщал ничего по этому вопросу [664]. Возникла мысль употребить Лейбница в качестве дипломата для сближения между Австрией и Россией.
Из Карлсбада Петр через Дрезден и Берлин отправился в Мекленбург для участия в происходивших там военных действиях. Тут он опять виделся с королем Августом, который после этого, отправляясь в Польшу, поручил свои войска царю.
2 декабря 1712 года Петр писал Екатерине: «Время пришло вам молиться, а нам трудиться… мы сего моменту подымаемся отсель на сикурс датским. И тако на сей неделе чаем быть бою, где все окажется, куда конъюнктуры поворотятся» [665].
Результат не соответствовал желаниям царя. Не дождавшись русского «сикурса», датский король и саксонский фельдмаршал Флемминг были разбиты при Гадебуше. Петр, несколько раз просивший союзников не вступать в битву до прибытия к ним на помощь русского войска, был чрезвычайно недоволен и сожалел о том, что «господа датчане имели ревность не по разуму» [666].
Подобного рода события свидетельствуют о том, что датчане по возможности желали действовать без помощи русских. Однако после поражения при Гадебуше датский король просил Петра о помощи и изъявил желание видеться с ним. Свидание это состоялось 17 января 1713 года в Рендсбурге; совещания продолжались несколько дней: происходили смотры войск датских, саксонских и русских. 22 января оба государя отправились в поход. Через Шлезвиг и Гузум Петр приближался к Фридрихштадту, где ему удалось нанести сильный удар шведам. В этой битве (30 января) он сам руководил действиями, принудил шведов уйти из города и занял его.
После битвы царь опять встретился с королем датским. Постоянно повторялись «консилии» о военных действиях, которые, впрочем, на некоторое время остановились, так как шведский генерал Стенкбок с войском заперся в голштинской крепости Тэннигене. Он сдался не раньше 4 мая 1713 года [667]. Меньшиков заставил города Гамбург и Любек заплатить значительные суммы денег за то, что они не прерывали торговых сношений со шведами; Петр был очень доволен и писал Меньшикову: «Благодарствуем за деньги… зело нужно для покупки кораблей» [668].
Военные действия продолжались и после возвращения Петра в Россию. Штетин сдался Меньшикову 19 сентября 1713 года, после чего, в силу договора, заключенного в Шведте, Рюген и Стральзунд были отданы в секвестр прусскому королю.
Сближение с Пруссией было делом особенной важности, потому что другие державы в Западной Европе, почти без исключения, были весьма недовольны значением, приобретенным Россией после Полтавской битвы. В Германии появились русские войска; русские дипломаты и полководцы стали действовать смелее; Куракин, Матвеев, Долгорукий, Меньшиков и др., по случаю переговоров с представителями иностранных держав, обнаруживали самоуверенность, до того времени не замечавшуюся в русских дипломатах, находившихся на Западе.
В Польше еще до Полтавской битвы опасались, что Петр сделается фактическим владельцем этой страны и станет распоряжаться в ней безусловно самовластно; в Германии было высказано мнение, что царь не только завладеет Польшей, но даже сделается чрезвычайно опасным и для Германии, и для императора [669].
Отправление русских войск сделалось необходимым для военных операций против Швеции. Появление русских войск в Польше с той же целью оказалось чрезвычайно опасным для этого государства; того же можно было ожидать от подобного образа действий царя в Германии. Даже в Пруссии, нуждавшейся более других держав в союзе с Россией, были высказаны такого рода опасения. Меньшиков в бытность свою в 1712 году в Берлине говорил там от имени царя, как рассказывали, в тоне диктатора;
