не видя ничего другого!
— Она нас не замечает?
— Если бы не Лемпика, нас бы уже не стало — ее дух почти слеп и слушает только ложь этих болтунов!
— Что будем делать?
— Искать дерево — тут мы бессильны!
— Но откуда взялись эти статуи? Зачем они здесь?
— Это авторитеты. Родители, доктора, даже медсестры — и все они говорят одно и то же тысячей голосов. Это ее вера — в их слова, и она ее губит!
— Вот как… — я присмотрелся к истуканам, читая иероглифы на их каменных телах. — Мама, папа, доктор Аки, доктор Сенамура, профессор Они…
— Они не просто призраки — Мегу дала им подобие разума и жизни. Видишь, как они начинают коситься на нас? Надо уносить отсюда ноги, если не хотим познакомиться поближе, конечно.
— Сделаете же вы что-то или нет? — Суигинто явно не слушала нас. — Надо вытащить ее отсюда!
— Не выйдет, Суигинто, не сейчас. Пойдем, нужно найти дерево ее души.
— И оставить ее тут? Беспомощной?
— Она тут уже очень давно. Мы не поможем ей, пока она нас не видит. Идем.
— Я не брошу ее так! Нужно дать ей нашу песню, чтобы заглушить этот мерзкий шепот!
— Не вздумай! — Соусейсеки даже схватила ее за руку, — Ее разум не выдержит такого вторжения и все будет еще хуже! Песня не вылечит ее сейчас, а скорее всего сведет с ума.
— Почему?
— Это все равно, что смешать лекарство с ядом — только навредит. Нужно найти способ справиться со статуями, а только потом дать ей песню, и не иначе.
— Нельзя же просто оставить ее так!
— Соу, быть может, попробуешь печати, как со мной?
— Только не во сне. Поставишь печать — и все рухнет вместе с нами. Я даже не знаю, как именно мы умрем в таком случае.
И то верно, не подумал. Тут плохо думается совсем.
— Пойдем, Суигинто, — Соусейсеки отпустила ее. — Тут мы пока ничем не поможем.
— Ладно, идем, — здравомыслие возобладало над эмоциями. — Быть может, там удастся что-то сделать.
Дерево Мегу притаилось в руинах, по некоторым деталям которых я угадал их назначение. Бывшая детская, с покрытыми плесенью игрушками, засыпанной кирпичом кроваткой, остатками ярких обоев среди мусора на земле. Мое внимание привлекла выглядывающая из-под щебня обложка книги. Сказки Андерсена? Интересная находка… но бесполезная. Не за тем мы сюда шли.
Деревце, совсем небольшое, прячущееся в тени, казалось совсем сухим. Но кончики его ветвей были усыпаны темно-фиолетовыми цветами, каждый из которых был не похож на другие.
— Моим ножницам тут большого дела нет, — сразу сказала Соусейсеки, — я срежу то, что явно сушит деревце, но боюсь, причина глубоко внутри.
— И так мы и уйдем? — снова возмутилась Суигинто, — Грош цена вашим обещаниям!
— Прежде чем обвинять нас, подумай, что бы ты делала здесь сама. Мы уходим сейчас, но вернемся, чтобы победить.
— Что изменится? Откуда ты возьмешь силы?
— Теперь известно, что нам противостоит, а это половина дела. Остается просто подготовиться к поединку за душу твоего медиума.
— Просто, просто… Что-то не верится. Но ты прав — если мы бессильны втроем, я бы не сделала большего.
— Не отчаивайся прежде времени. Вот еще что — узнай у Мегу, кто из великих врачей прошлого или настоящего мог бы ей помочь. Это важно.
— Снова будешь обманывать? Думаешь, поможет?
— Определенно поможет. Но не только это нам придется сделать. Возвращаемся, и я расскажу вам свой новый план.
Уходя из палаты, я еще раз посмотрел на хрупкую фигурку, так спокойно спящую перед порогом смерти. Соусейсеки коснулась ее печатью, и порозовевшие щеки дали нам понять, что это сработало. Вот только надолго ли? Впрочем, и те часы, которые мы выиграли, могли в итоге стать решающими.
* * *
Я больше не мог сдерживаться. Ярость переполняла меня, черными кольцами сдавливала глотку, алыми иглами пронзала мозг, скрывая в багровом тумане желто-розовое поле на дисплее. Скрючившиеся пальцы выдирали кнопки из жалобно трещавшей клавиатуры. Мышь, сброшенная со стола неловким движением локтя, повисла на проводе, покачиваясь и колотя меня по лодыжке.
Как?! Как смел этот ублюдок, этот поганый бокуфаг так обращаться с Суигинто? Что знал он о ней? Скука и тоска — ха! Что знаешь ты о тоске и скуке гинтофагов, жалкая отрыжка борд?! Ощущал ли ты когда-нибудь черные крылья над собой? Какое право имеешь ты прерывать Игру Алисы в своем мерзком высере, когда она была так близка к победе? Чушь собачья! А эти! Эти скоты, это вонючее хомячье, что окружало его, чествовало его, как бога и творца, как мастера — тьфу! Битарды! Розенфаги, тоже мне. И это стадо еще позиционирует себя как элита сети! Гнать! Гнать поганой метлой! Гнать с Ычана, из интернета, чтобы и памяти не осталось! Вон!!! Я грохнул кулаком по клавиатуре — отшиб мизинец, зато несчастный инструмент крякнул и сломался окончательно. Облегчения это не принесло. Вскочив из-за стола, я начал нервно прохаживаться по комнате, выковыривая саднящими пальцами сигарету из смятой пачки. Нельзя, нельзя, нельзя!!! Нельзя позволять себе то, что дозволено только мангакам и Ноумэду! И нельзя позволять быдлу позволять себе то, что дозволено только им! И нельзя… Заметив, что влез в какую-то дурацкую логическую спираль, я мотнул головой, выхаркнул черное слово и свирепо затянулся. Табак был пресным, как трава. Дерьмовая марка. А может, просто во рту сгустилось слишком много яда. Я сплюнул, почти ожидая, что прожгу ковер насквозь. Но я не сэр Макс, да и чудес не бывает. Ворс даже не задымился. Вновь и вновь меня настигала картина того сражения. Говнюк был талантлив, слишком талантлив — подобно каинову клейму, пылал у меня перед глазами тот эпизод, от которого я бешено отбивался и которого нельзя было не видеть. Я был там, я видел, как она бьется в серо-фиолетовом тумане окутавшей ее отравы, ощущал ее гнев, ужас, стыд и отвращение, слышал, как она скребет пальцами по темному шелку платья, пытаясь содрать следы липких прикосновений волосатых мужиков и пустоглазых кукол, хватавших и лапавших ее. Я ничего не мог поделать. Я мог только смотреть. Если бы ярость уничтожала, Ычан уже лежал бы в глубоком дауне, полный зависших сессий мертвого хомячья. И рядом плыла другая картина, одна из последних: Суигинто рядом с отравившим и обманувшим ее ублюдком, весело смеющаяся над его плоской шуткой. Довольная и радостная. Подобревшая. Потерявшая себя. Забывшая обо мне и о всех нас. Этого не должно было случиться!!! Я метался по комнате, как лев по вольере, дыша сквозь зубы бледно-сизым дымом. Но вскоре я перешел на шаг, а потом вовсе остановился и сел на кровать. Я не смирился, о нет. То, что я испытывал, не было заурядным баттхёртом слюнявого идиота, узревшего в сети оскорбление своей священной коровы. Просто наконец совершился фазовый переход. Гнев превратился в злобу, потом в ненависть. Красное стало черным, а затем — белым, как снег. Вы знаете, почему от ненависти до любви один шаг? Нет, не потому, что ненавидимого легко полюбить. Так не бывает. Ненависть — это внутренний полюс любви. Ненавидеть — значит просыпаться с мыслью о человеке, жадно ловить слухи о нем, выслеживать его, искать с ним встречи, тянуться к нему. Похоже на любовь, правда? Такова алхимия чувств. Движение внутрь элемента по кубической таблице Менделеева, изменение не признаков его, но сути. Ни одна еретическая додзя, ни один куклоёбский рисунок не доводили меня прежде до такого состояния. Это была просто грязь, которая не пятнала Суигинто. Но этот ублюдок схватил и швырнул ее саму в глубину этой грязи. Он оскорбил, обидел ее, сделал слабой и начал лепить по своему вкусу. Между нами отныне была кровная вражда, и флеймом на борде или даже разборками ИРЛ он от меня не отделается. Что я могу сделать? Подослать убийцу? Чушь, у меня нет денег, я не знаю, к кому обратиться, да и свершившегося это не изменит. ДДоСить Ычан, взломать его, удалить посты, забанить суку? Он будет
