они вместе своими руками строили что-то очень хорошее — жизнь, которой смогут гордиться. Здесь было ее место, и она была довольна — нельзя сказать, что счастлива, но довольна.
Существенной части себя она лишилась — причем навсегда, но она многое получила взамен, и за это должна быть благодарна судьбе. Ей было грустно, что женщины, лежавшей некогда в объятиях Эштона Киттериджа, которую он знал как Мадди Берне, больше не было.
Джек сказал, что со временем все пройдет. Мадди хотелось спросить, сколько же времени потребуется для того, чтобы прошла ее любовь к Эшу, но она и без него знала ответ: ей не хватит всей оставшейся жизни.
Сначала было много споров о том, следует ли переносить в другое место лагерь, но Джек занял твердую позицию, решительно отказавшись тащить женщин и детей через горы в пустыню, бросив здесь возделанные земли и построенные дома.
— Мы слишком долго бежали, — говорил он на собрании членов общины, — но теперь остановились и будем защищать то, что создали.
Первое время после ее появления лагерь охранялся особенно бдительно и все жили в тревожном ожидании. Но шли месяцы, и ничего не происходило, так что постепенно все успокоились и жизнь потекла своим чередом. Если бы солдаты имели намерение прийти за ними, то они бы давно уже были здесь, и Джек поверил, что им больше ничего не угрожает. У Мадди такой уверенности не было. Только одно она знала наверняка — насколько глубокую боль причинила Эштону. Если бы он пожелал отомстить, она не противилась бы этому.
Только было она собралась подцепить на коромысло второе тяжелое ведро, как услышала стук копыт на тропе за рекой. Прикрыв ладонью глаза от солнца, она увидела фигуру Джонси, который в тот день нес караульную службу. С ним был еще какой-то человек, лица которого она не разглядела.
— Добрый день, мисс Мадди, — приветливо сказал Джонси и, соскочив с лошади, повел ее бродом на берег, где стояла Мадди. Следом за ним шел его спутник. — Я привел гостя. Пойду доложу Джеку.
Они выбрались на берег, и тут Мадди наконец удалось разглядеть незнакомца: шапка золотистых волос, загоревшая на солнце кожа, ясный взгляд серебристо-серых глаз. Сердце Мадди испуганно пропустило несколько ударов, потом заколотилось с сумасшедшей скоростью.
Он остановил лошадь и посмотрел на Мадди сверху вниз. Ее захлестнула сумасшедшая волна изумления и радости, но она быстро овладела собой и произнесла сдержанным тоном:
— Значит, ты вернулся.
— Значит, вернулся.
Лицо его было печально. Подул легкий ветерок, и прядь его волос упала на лоб. Ей безумно захотелось прикоснуться к его лицу и пригладить волосы, но она понимала, что это невозможно. И никогда больше не будет возможно: ей нет прощения.
Она выпрямилась и расправила плечи.
— Прошу тебя, не вовлекай в это остальных, ведь ты пришел за мной. Мой арест важнее для губернатора, чем поимка нескольких десятков беглецов, а я сдамся без сопротивления.
Эш легко спешился и остановился рядом с ней.
— Я на это надеюсь, — сказал он, продолжая смотреть на нее. Молчание затянулось.
Она судорожно глотнула воздух и, жестом указав на тропу, по которой он приехал, сказала:
— Удивительно, что тебя не застрелили. Как это тебе удалось уговорить Джонси пропустить тебя?
— Похоже, его предупредили, чтобы он ждал меня. Очевидно, твой Джек Корриган больше верил в меня, чем я сам.
Не понимая, она уставилась на Эша. Он на мгновение опустил глаза, а потом сказал:
— Всю свою жизнь я буквально разрывался между тем, что я есть, и тем, что от меня ожидают. Возможно, это случилось, когда я столкнулся с Уинстоном, а может быть, произошло гораздо раньше, и я просто этого не заметил. Но благодаря тебе я понял, кто я на самом деле, — немного мечтатель, немного дикарь и еще много всего, кроме этого, но самое главное — я мужчина, который любит женщину.
Ей казалось, что сердце у нее сейчас остановится. Он осторожно взял ее за руки.
— Мадди, — тихо сказал он, — не для того я искал тебя всю жизнь, чтобы теперь ты меня прогнала.
Она почувствовала, как тепло его рук проникает в каждую клеточку ее тела, и прошептала:
— Я так боялась. Я думала, что ты никогда не вернешься ко мне.
Он улыбнулся, нежно глядя на нее.
— Глупышка. Разве ты не знаешь, что с того момента, как я впервые тебя увидел, у меня не было выбора?
Она закрыла глаза и вздохнула, едва осмеливаясь поверить в чудо: вернулся Эш, он здесь, и он ее любит…
Когда она снова открыла глаза, в ее взгляде была печаль.
— Нельзя, — сказала она, с усилием заставляя себя отстраниться от него. — Я не могу вернуться в Сидней, а ты не смог бы жить здесь. — Она жестом указала в сторону лагеря. — Слишком поздно, Эш.
— Если потребовалось бы, я стал бы жить с тобой хоть в глухом лесу, хоть в бесплодной пустыне, хоть в землянке. — Он улыбнулся. — К счастью для нас обоих, мне не придется этого делать.
Она вопросительно взглянула на него, не смея надеяться.
— Твои служащие из «Кулабы» освобождены. Они целы и невредимы, — сказал он. — Без свидетельских показаний Крысолова им нельзя было предъявить никаких обвинений. Ущерб, причиненный твоему заведению, будет возмещен. Когда я сообщил губернатору о том, что банда Джека Корригана была полностью уничтожена в сражении, во время которого, к сожалению, погиб лорд Уинстон… — взгляд его при этих словах стал жестким, — губернатор предложил мне вознаграждение за мои услуги, но мне ничего было не нужно, кроме этого. — Он вытащил из кармана сложенный листок бумаги. — Это документ о досрочном освобождении некой Глэдис Уислуэйт. Ты теперь свободная женщина, моя дорогая, — сказал он и тихо добавил: — Ты выйдешь за меня замуж?
Не веря своим ушам, Мадди дрожащими пальцами прикоснулась к документу.
— Ах, Эштон, — беспомощно произнесла она, — как ты не понимаешь? Ведь я не Мадди Берне. Я не та женщина, которую ты знал и любил, а всего лишь простая служанка, рожденная проституткой и выросшая на кухне графского дома вроде твоего… а кроме того, я каторжанка, высланная сюда королем за свои прегрешения. Ты не можешь на мне жениться.
Эш долго молчал, глядя на нее, затем сказал: — Здесь не Англия, любовь моя. Это новая страна, в которой цивилизация пока еще неуверенно прокладывает свой путь и нормы, регламентирующие жизнь, еще предстоит устанавливать. Мы сами создадим эти нормы — мы, то есть те, кто живет здесь, на этой земле. Предстоят большие перемены. В Сиднее они уже начались, и некоторое время спустя никто и не вспомнит о том, кто был каторжником, а кто — вельможей, потому что все мы будем просто австралийцами. И мы с тобой будем работать вместе, чтобы приблизить этот день. — Он улыбнулся ей и снова взял ее за руки. — А пока давай решим проблему, касающуюся нас двоих. Я люблю тебя, Глэдис Уислуэйт. Согласна ли ты стать моей женой?
Ей хотелось сказать ему тысячу слов, но она утратила дар речи. В конце концов ей удалось прошептать всего одно слово: «Да!» — и он обнял ее. Да и нужны ли были какие-нибудь другие слова?
Эпилог
Молодой американец скучал, не находил себе места, и все вокруг его раздражало. Предполагалось, что сейчас он должен был наслаждаться прогулкой под парусами, а вчера — заниматься подводным плаванием среди коралловых рифов, а еще раньше — участвовать в пикнике на вершине холма из песчаника. Он совершил ошибку, поверив агенту бюро путешествий, уверявшему, что в это время года погода в Сиднее бывает неизменно солнечной, сухой и теплой. Здесь три дня лил дождь, и его настроение ухудшалось по мере возрастания расходов, а в довершение всех бед сегодня утром он сделал невпопад какое-то замечание — сам не помнит, по какому поводу, — и его жена весь день почти не разговаривала с ним. Тот еще медовый месяц получается!
За последние три дня они посетили все музеи и исторические достопримечательности Сиднея, а он терпеть не мог музеев. Тот факт, что его молодая супруга, на которой он был женат уже восемь дней,
