будущее. Дернув плечиком, она отвернулась от Адама и взглянула на продавца.
Он, в свою очередь, окинул их довольно скептическим взглядом. Видимо, он пришел к выводу, что они не могут себе позволить что-то купить в его магазине, и это привело Энджел в ярость. Тем не менее продавец довольно вежливо поинтересовался:
— Здравствуйте. Чем могу вам помочь?
Энджел подняла голову и сдержанно ответила:
— Мы дадим вам знать, когда нам что-нибудь понадобится.
Ее высокомерие, очевидно, показалось продавцу многообещающим, потому что он засуетился и обратился к Адаму с некоторой надеждой в голосе:
— У нас прекрасный выбор колец, сэр. Может быть…
— Нас не интересуют кольца, — отмахнулась Энджел, но подошла к витрине, чтобы осмотреть ювелирные украшения. От вида всех этих сверкающих камушков и изысканных художественных изделий из драгоценных металлов у нее перехватило дыхание, но она с удовлетворением отметила, что ни один из выставленных предметов не был так же великолепен, как ее крест.
— Где вы берете все эти штучки? — спросила она равнодушно.
Продавец, похоже, удивился:
— Как это где? Ну, естественно, большую часть товара мы заказываем у европейских ювелиров, некоторые изделия изготавливаются по индивидуальному заказу здесь, в Сан-Франциско. Если вы имеете в виду, что у вас есть какой-то драгоценный камень, мы будем счастливы разработать для него дизайн оправы, изготовить саму оправу и вставить в нее ваш камень.
Энджел указала на серебряную брошь, украшенную изысканной резьбой и гроздью рубинов:
— Эта вещь похожа на старинную.
Продавец улыбнулся и взял с прилавка бархатный подносик с брошью.
— Мадам хорошо разбирается в этом. Это изделие и правда старинное — семнадцатого века. Мы приобрели его в Англии, на распродаже имущества.
Энджел проницательно посмотрела на него:
— То есть вы покупаете у людей старинные вещи?
Продавец казался удивленным и растерянным и, держа руку на бархатном подносе, ответил:
— Конечно, покупаем. Мы очень гордимся нашей коллекцией…
— И если кто-то придет сюда, скажем, с жемчужным ожерельем своей бабушки, вы купите его?
Он поставил поднос обратно на витрину и насторожился.
— Это будет зависеть от качества изделия. У мадам есть что-то, что она желала бы принести сюда для оценки?
Энджел заметила, что Адам слушает их разговор с большим вниманием. Она показала на брошь:
— Сколько стоит что-то вроде этого?
Продавец вынул из кармана карточку, на одной стороне которой было напечатано его имя и адрес магазина, и на обратной стороне написал цену. Энджел взяла карточку и чуть не задохнулась от изумления. Семьсот пятьдесят долларов! Семьсот пятьдесят долларов за крошечную брошку с кусочками рубинов… Ее крест весил по меньшей мере в десять раз больше, жемчужины и рубины в этой броши были по размеру намного меньше, чем в ее кресте, где они достигали по размеру половины голубиного яйца.
Ее сердце забилось так сильно, что она испугалась, как бы он не услышал его бешеный стук, и она не решилась заговорить, чтобы не выдать своего волнения. Поэтому, не сказав больше ни слова, она сунула карточку в сумку и повернулась к выходу.
Адам приподнял шляпу в знак прощания и открыл перед ней дверь.
— Что все это значит? — мягко поинтересовался он, когда они вышли на улицу.
— А может, я собираюсь украсть мамочкины фамильные драгоценности и заложить их? — с вызовом бросила она ему, а ее сердце в это время продолжало выскакивать из груди. — Я уверена, у нее найдется немало драгоценностей, а я хоть что-нибудь да заслужила за все эти годы, когда перебивалась на свином жире и заплесневелом хлебе.
Адам с силой схватил ее за руку.
— Энджел, перестаньте! — взмолился он.
Энджел начала было выдергивать руку из его пальцев.
Но ее остановило не то, что он слишком сильно ее держал, а его взгляд — он был мрачный и сердитый, но, кроме того, в нем присутствовало еще кое-что… что-то очень похожее на обиду.
— Сейчас же… прекратите это! — повторил он и отпустил ее руку. А она стояла и смотрела на него испепеляющим взглядом. — Перестаньте обвинять свою мать и перестаньте жалеть себя. Вы не можете всю оставшуюся жизнь ненавидеть ее за то, о чем вы даже не имеете представления, — это то же самое, что ненавидеть себя, разве вы не понимаете?
— Вы сумасшедший!
— Нет, я не сумасшедший. — Он говорил спокойным, веским тоном, и если бы она попыталась уйти, он бы ей не позволил. — Если говорить обо мне, то мне очень жаль.
Жаль Кэмпа Мередита и Консуэло, и жаль, что ей пришлось вас оставить в сиротском приюте, потому что она была слишком молода, испугана и бедна, чтобы поступить по-другому. И мне жаль, что я вынужден был искать вас, чтобы рассказать эту правду, потому что, если бы я знал, сколько боли вам это принесет, я бы никогда этого не сделал.
Она смотрела на него не моргая. Его лицо было суровым, а глаза потемнели от боли, но еще до того, как она это заметила, слова уже сорвались с ее губ:
— Надеюсь, вы говорите то, что думаете?
Она ожидала, что он смущенно отведет взгляд, но он продолжал смотреть на нее. Он выдержал ее взгляд и смотрел на нее с такой искренностью, которая казалась почти пугающей, настолько она была глубокой.
— Я говорю то, что думаю, — произнес он мягко. — Я не хочу, чтобы вас кто-нибудь снова обидел или что-нибудь опять вас ранило, Энджел Хабер. И если я каким-то образом к этому причастен, обещаю, больше это не повторится.
В его глазах было что это такое — или, может быть, его слова были тому виной? — но от этого «что-то» Энджел показалось, что из нее выкачали весь воздух. У нее закружилась голова и ослабли колени, но ее совсем не пугало то, что она вдруг стала слабой, потому что Адам был рядом и заботился о ней. Эта слабость заставляла ее желать, чтобы он о ней заботился. Ее переполняло смущение и сочувствие, и все внутри ее вдруг начало страстно жаждать чего-то большего, чем новое платье или туго набитый кошелек, и это беспокоило ее, потому что это новое стремление ей было непривычно. Она знала только, что ей очень хочется, чтобы он всегда так на нее смотрел.
Но все это длилось только одно мгновение, и она отвела глаза первой.
— Нам пора отправляться в гостиницу, — хрипло произнесла она.
— Я не люблю оставлять папу одного надолго.
Глава 9
Оставшуюся часть дня Энджел провела с Джереми, а Адам был так задумчив — или настолько обижен, — что вовсе не подходил к ним. Энджел пересказывала папе все детали своей поездки по городу и развлекала его, изображая хорошо одетых дам и их манеры и джентльменов, которых она видела на улицах, или передразнивала напыщенную продавщицу с челкой. Когда она описывала шикарные магазины, ломившиеся от изысканных нарядов, ее глаза сияли. А когда она серьезным тоном заверила его, что у них когда-нибудь тоже будут все эти вещи и даже еще больше вещей, он поддержал игру и стал вместе с ней фантазировать о том, как они потратят состояние, о существовании которого он даже не подозревал.
К тому моменту, когда Адам вернулся, хотя никто не знал, где он пропадал, Джереми уже не был таким бледным, и он меньше кашлял. Он с энтузиазмом согласился на предложение Адама сегодня вечером поужинать в одном из модных вечерних клубов, где была сцена, на которой певцы и танцовщицы развлекали посетителей во время ужина.
Энджел вернулась в свою комнату, довольная тем, как прошел день, несмотря на то что крест она не продала. Может быть, завтра ей удастся улизнуть от Адама и вернуться в тот ювелирный салон только для того, чтобы посмотреть, как у того чванливого ювелира, считающего себя таким умным, глаза полезут на
