формальностями, приглашаю всех следовать за мной, чтобы я подобрал Августу защиту. Ты не похож на стрелка, поэтому начнем с тазера и чего-нибудь небольшого, но функционального.
Спустившись вниз, он направился прямиком к двум стеллажам, извлек пару тусклых черных устройств, снова закрыл и ловко запер стеклянные дверцы. Септимус явно знал местоположение каждого вида оружия в своем арсенале. В воздухе пахло маслом, металлом и чем-то вроде корбита. Брат передернул затвор мелкокалиберного пистолета, отыскал двойную кожаную кобуру, подождал, пока я пристрою ее поверх обвисшей шелковой рубашки.
— Я проведу начальный курс по обращению… — начал Септимус, но тут его прервал Тоби:
— Эти игрушки не остановят и самоуверенного пса, — заявил он. — Септимус, я надеялся, что ты внимательно разглядел мальчика. Он молод и наивен — но присмотрись к нему. И скажи, что видишь.
— Да будь ты проклят, Тобиас, как ты смеешь обращаться ко мне в таком… — Септимус осекся, и его яростные глаза снова впились в мои. Губы сложились в жестокую складку. — Клянусь Аккордом, братец, думаю, ты не ошибся. А ведь я всегда считал его мифическим существом.
— Ты по-прежнему хранишь экскалибур в своем арсенале? Прошло столько веков.
У меня задрожали колени, я с трудом удержался, чтобы не разразиться визгливым хохотом. А я-то думал, что это шутка!
— Экскалибур?
— Речь идет не о пресловутом мече в камне, парень.
Я напряженно посмотрел на Лун:
— О чем, вашу мать, они говорят? Ее рука нашла мою, крепко сжала:
— Я подозревала… — она умолкла.
— Меня зовут Август, а не Артур! — сообщил я срывающимся голосом, думая о надписи на зеркале в ванной.
Лун издала нервный, испуганный смешок, которого я от нее никак не ожидал. Ее ладонь неожиданно стала мокрой.
— Кто тебе это сказал? — спросила она.
— Август начинается на «А» и состоит из шести букв, — одновременно произнес Тоби. — Мы не посмеем испытать его, — обратился он к Септимусу, словно меня здесь не было, или, точнее, словно я был молодым скакуном, которого он не решался пустить в галоп.
— Сейчас вы мне все объясните! — прорычал я, неожиданно ошалев от ярости.
— Нет, — отрезал Тоби. — Идем, мальчик! Я не двинулся с места.
Септимус тоже сказал:
— Идем, — и, развернувшись, повел нас вниз, по очередному лестничному пролету, в скудно освещенный альков за туннелем, идущем под оружейной. Мои глаза привыкли к тусклому свету, и я увидел в углу полупрозрачную плиту, напоминавшую огромный соляной кристалл. Казалось, она источала собственное таинственное мерцание.
— Как это работает? — я узнал его, или что-то глубоко внутри меня узнало.
— Положи руку сверху и не снимай, — ответил мой брат-воитель, — сколь бы сильными ни были смятение и боль. Тебя подвергнут испытанию, и если ты выдержишь, то будешь… создан заново, так, кажется, говорят эти варвары.
Я посмотрел на кристаллическую глыбу, возвышавшуюся в метре от нас. Ее верхнюю часть покрывала резьба, из плоской поверхности выступала цепочка иероглифов, напоминавших вмурованные в мою ступню и в ступню Лун. «Метка зверя».
Я медлил, и Септимус с презрением сплюнул:
— Ты боишься боли.
— Конечно, идиот, я боюсь боли! Для этого она и нужна, чтобы ее бояться!
Братец наградил меня злобной ухмылкой:
— Понимание и осознанный выбор — вот оружие против боли. Иди вперед. Положи руку. И будь что будет.
Они никак не объяснили, зачем мне подвергать себя такому испытанию. И, по моему мнению, могли немедленно отправляться куда подальше и топиться в озере, все вместе. Но я не мог отступить. Передо мной лежал решающий выбор — мой долг, моя судьба, путь к спасению Тэнзи и, быть может, моих родителей. — Скажи хоть, что это, — попросил я Тоби.
— Да. Мы слишком многое считаем само собой разумеющимся. Ты подумал, что мы сказали «экскалибур», но это вроде клички, сокращения двух слов до одного. Точнее, буквы и слова.
Я взглянул на него, и он отступил от холодного кристаллического сияния. Я взял себя в руки и сказал:
— Ах да, теперь понимаю. «Икс-калибр». Огневая пушка с неизвестной, однако, предположительно, офигительно большой мощностью. Так?
— Что-то вроде, — скромно кашлянул Тоби. — Моя маленькая шутка.
— Которая мне никогда не нравилась, — рыкнул Септимус. — Предпочитаю древнее название.
— И какое же?
— Стрижающий меч [25], — он встретил мой тяжелый взгляд, в его собственных глазах не таилось ни тени смеха. — Для того, кто сумеет с ним справиться.
Я шагнул к кристаллу:
— Неужели милому человеческому мальчику вроде меня дозволено иметь дело с такими вещами?
— Человеческому?! — взревел Септимус, и в его смехе я услышал жестокие нотки. — Ты по-прежнему считаешь себя человеком? Нет, парень, уж если ты Зайбэк и Игрок в Состязании Миров — то ты точно не человек!
Мой собственный голос эхом отразился от стен:
— А кто же?
Карабкавшаяся вверх по ступеням Лун протянула ко мне руки, в ее глазах сквозила жалость:
— О, Август, ты — стрижающий гомункулус. Как и все мы. Ты — артефакт на внутреннем алгоритмическом субстрате Состязания.
Конечно, это было мучительно. Я прижимал руку к кристаллу, по моим щекам струились слезы, изо рта вырывались тонкие подвывания. Ледяной шок пронзил тело, а изувеченная ладонь пылала в огне. Я чувствовал, как взрезывают мою плоть, словно в нее вонзаются сотни заточенных ракушек со дна пруда Аврил. К чему вся эта прелюдия? Дрожа на грани обморока, я цеплялся за свою ярость, за мерзкое ощущение, что попал в гнусную, бессмысленную сказку, в бездарный спектакль. Я снова начал истерически хохотать, и боль, ворвавшись в мозг, принесла темноту, расцвеченную звездами, полосами и эхом голосов, слишком близких и одновременно слишком далеких.
— Он в порядке, — произнес кто-то. К моему лбу прижимали холодное мокрое полотенце. Я попытался сесть, и Лун сказала:
— Полежи еще секундочку, дорогой.
Тем не менее, я все равно сел, взял полотенце и вытер щеки и глаза, горевшие от соленых слез. Раскладушка Септимуса заскрипела подо мной. Что-то привлекло мое внимание, какой-то золотой отблеск. Я раскрыл правую ладонь.
В линию жизни врезались золотые иероглифы.
Я ожидал этого, но не смог сдержать дрожи. Сжал кулак, снова разжал. Никакой разницы. Казалось, фигурные кусочки драгоценного металла втравили в мою плоть, однако я не чувствовал присутствия чужеродного материала. Постучал по значкам ногтем указательного пальца левой руки. Твердые, неподатливые, словно чеканка на монете. Я крепко прижал ладони к бедрам.
— И?
— Прямо сейчас, ни секундой позже, пока ты не угробил нас всех, — прогремел Септимус, — мы научим тебя, как управлять этим бесценным даром. Встать можешь?
— Да, — слегка покачнувшись, я обнял Лун за талию.
— Тогда идем на стрельбище.
Тоби уже был там и устанавливал мишени в дальнем конце серого, запятнанного копотью зала.
— Пока держи руки опущенными, Август! — его голос эхом отразился от стен, и мне показалось, что я
