лучше платят. А то, может, удастся на портниху выучиться. Если кто в ученицы возьмёт…
Марийке вспомнилась портниха Шурочка, которая по целым неделям шила докторше белье и переделывала старые платья. Это была маленькая женщина с унылым, испуганным лицом, на котором во всю щёку расплылось огромное родимое пятно. С утра и до позднего вечера Шурочка не выходила из «швейной комнаты». Когда Марийка пробегала мимо, она видела, как Шурочка быстро вертит ручку машинки, или ползает по полу над газетными выкройками, или торопливо ест, поставив тарелку, на край швейной машинки и даже не сняв с пальца напёрстка.
Нет! Уж лучше в горничные или в кухарки пойти.
Марийка задумалась. Она представляла себе, как она вырастет большая и будет носить такой же, как у Поли, передник, испачканный в муке и масле. Может быть, ей даже придётся служить в кухарках у Лоры. Она будет варить суп в этой же самой кастрюле с отломанной ручкой и спать за занавеской с синими петухами.
«Иди, тебя барыня зовёт!» – скажет ей горничная. Она придёт в спальню и станет у порога, заложив руки под фартук, а Лора, высунув голову из-под шёлкового одеяла, прикажет: «Марийка, сготовь на обед бульон с пирожками и биточки в томате».
Нет, она, пожалуй, назовёт её не Марийкой, а Марией: «Мария, смотри, чтоб не подгорело!…»
А что, если и в самом деле поступить в цирк? Надо только почаще делать разные упражнения, чтобы руки и ноги стали гнуться в разные стороны, как у Стэллы.
– А ну-ка, попробую сейчас сделать стойку-берёзку!
Когда Поля вошла в кухню, она увидела, что Марийка стоит вверх ногами и что вся стенка измазана следами Марийкиных босых пяток.
– Да что ж это такое! – закричала Поля, – Не ребёнок, а горечко одно!…
В ЦИРКЕ
В одно из воскресений Стэлла сказала Марийке:
– Попроси мать, чтобы она отпустила тебя сегодня вечером. Ты пойдёшь с нами в цирк.
Чуть только стемнело, Марийка надела своё праздничное платье-татьянку, начистила башмаки и вышла во двор подождать Стэллу. Ей долго пришлось слоняться под окнами, пока Стэлла наконец не вышла из дома и не окликнула её:
– Марийка, пора!
Клоун Патапуф уже шагал через двор с чемоданом в руке, Марийка и Стэлла, взявшись за руки, побежали вдогонку.
Они пересекли бульвар, прошли узкий переулочек и вышли на городскую, площадь посреди площади возвышался полотняный купол цирка Шапито. У входа в цирк горечи разноцветные лампочки. Возле кассы толпилась публика. Мороженщики, продавцы кваса и варёной кукурузы расхваливали свой товар. Мальчишки топтались у кассы, перешёптывались и жадно смотрели на входную дверь.
Патапуф, Стэлла и Марийка обогнули кассу и остановились возле маленькой брезентовой дверцы, висевшей на кожаных петлях. Патапуф дёрнул какую-то верёвочку, и дверь сдвинулась вбок, как штора.
Они вошли внутрь и очутились в темноте. Марийке в нос ударил резкий запах лошадиного пота и сырых опилок.
– Идите в ложу и занимайте места, – сказал Патапуф, исчезая в темноте.
Марийка споткнулась о доску и ушибла коленку.
– Вот растяпа! Ну, держись за меня! – закричала Стэлла.
Они пролезли сквозь какую-то щель и сразу очутились в цирке.
– А вот и ложа для артистов, – сказала Стэлла. – Мы займём самые лучшие места.
Они уселись на красных бархатных стульях возле барьера.
Марийка оглянулась по сторонам.
Залитый светом цирк был полон народу. Посреди круглой арены красовалась огромная лира, причудливо выложенная из красного и жёлтого песка. Эта лира была похожа на ту, что Марийка видела на крышке докторского рояля.
Оркестр заиграл марш. Послышалось хлопанье бича, и на арену выбежали десять чёрных лошадей. Лошади присели на задние ноги и, выгибая шеи, начали кланяться публике. На голове у каждой лошади качался пучок белых перьев, похожий на метёлку для смахивания пыли.
– А вот и дрессировщик Батино, – сказала Стэлла.
Мужчина в чёрном бархатном костюме стоял посреди арены и щёлкал длинным-предлинным бичом. На ногах у него были надеты высокие сапоги с такими огромными отворотами, какие носил только маркиз Карабас из Лориной книжки «Кот в сапогах».
Дрессированные лошади танцевали польку. Они в одну минуту растоптали своими копытами лиру, выложенную на песке с таким искусством.
– Зачем их выпустили? – сказала Марийка. – Так было красиво посыпано песком, а они всё испортили! …
– Завтра сделают новую лиру, – успокоила её Стэлла.
Лошади прыгали через барьер, танцевали вальс и становились на дыбы. Шерсть на них была расчёсана шашечками.
Не успели лошади убежать с арены, как послышался чей-то крик и бряцанье железа. Откуда-то
