Машкин дядя, недавно-приехавший из деревни, пятнадцатилетний Василько вытаскивает из подвала длинный, похожий на змею шланг и начинает поливать двор.
Высоко вверх бьёт водяная струя, шуршат по листьям и сверкают на солнце брызги. Василько нравится смотреть, как играет вода, с напором вырывающаяся из узкого, тесного шланга; то он направит струю вверх фонтаном и в воздухе запахнет сыростью и прибитой пылью, то начнёт поливать мостовую завитушками и кренделями, обливая по пути старую белую клячу, запряжённую в телегу с дровами.
Кляча покорно стоит под потоками холодной воды, только испуганно мигает белёсыми ресницами, а вокруг бегают мальчишки, хохочут и стараются попасть под водяную струю.
На чёрном крыльце появляется Лора. Она доедает кусок булки с мёдом. Катерина догоняет её, чтобы застегнуть на ней передник.
– Марийка, пойдём играть с девочками! – кричит Лора и пробегает мимо Марийки на полянку.
Там собралось уже много детей: нарядная Ляля с огромным, похожим на пропеллер бантом в волосах, Володька из 35-го номера, белокурая длинноносая Ванда Шамборская. Они играют в «короля», и Марийка слышит, как Лора говорит мальчику Маре, который живёт во втором этаже:
– Здравствуйте, король!
– Здравствуйте, милые дети, – сонно отвечает толстый Мара. – Где вы были, что вы делали?
– Были в саду, а что делали – угадай! – хором отвечают дети и начинают подпрыгивать вверх, хватая горстями воздух.
«Рвали вишни», – думает Марийка и, зажав в руке воняющий селёдкой нож, следит за игрой. Мара- король морщит лоб и надувает щёки – он никак не может отгадать.
Король соображает медленно, и все дети успевают разбежаться в разные стороны. Марийке тоже хочется поиграть в «короля». Она могла бы такое задумать, чего никто бы не разгадал, – что там дурацкие вишни! Можно придумать, будто вертишь мясорубку, жаришь картофель иди вытаскиваешь у больного занозу из пальца, или. завиваешь волосы щипцами, или едешь на велосипеде… Но Марийке надо вычистить ещё шестью ножей и восемь вилок, воняющих селёдкой. А это не так-то просто. Марийка наклоняет голову так, что волосы падают ей на глаза, и начинает изо всех сил тереть кирпичом ножи.
Она трёт и трёт, а сама то и дело поглядывает украдкой на полянку.
Из дворницкой выходит Машка с банкой в руках. Она идёт в лавочку Фельдмана за солёными огурцами. По пути она останавливается возле Марийки и несколько минут стоит молча, широко расставив ноги и прижав к груди стеклянную банку.
– Чистишь? – говорит она, наконец. – Кирпичом? А я чищу землёй… Ишь, разорались, делать им нечего! – добавляет она, кивнув на полянку.
Лавчонка старого Фельдмана помещается тут же, во дворе. Марийка и Машка входят с чёрного хода. В сенях, заваленных бочками и ящиками, жена Фельдмана, худая замученная старуха, стирает бельё. В полутёмной лавчонке пахнет селёдками, корицей и туалетным мылом. Веники, нанизанные на верёвку, висят пышной гирляндой под потолком. Перед прилавком толпятся дети из соседних домов: они покупают леденцы и переводные картинки.
Лавочник – длинный тощий старик в жилетке и чёрной шёлковой шапочке.
Он охает и кряхтит, когда ему приходится доставать с верхних полок железные банки с леденцами.
Дрожащей, сморщенной рукой лавочник вынимает из банок леденцы: туфельки, рыб и бабочек – все ядовитого розового цвета. Он разрезает ножницами листы переводных картинок, раздаёт их детям и у каждого спрашивает, сколько ему лет.
– А тебе сколько лет? – спрашивает он у Марийки, протягивая ей пакетик с перцем.
– Восемьдесят! – отвечает Марийка и смеётся, подмигнув Машке.
Ей надоело каждый раз говорить лавочнику, что ей восемь лет.
К полудню двор уже полон детей и нянек. И дети и няньки то и дело поглядывают на флигель с зелёной крышей и просторными окнами. В этом флигеле живёт сам домовладелец Сутницкий. Каждое утро, ровно в двенадцать часов, на балкон Сутницкого горничная выносит большую золочёную клетку, с попугаем. Дети начинают дразнить птицу.
– Попка дурак! – кричат они, прыгая под балконом. – Ку-ку, попочка, ку-ку!…
– Ку-ку! – пронзительно и хрипло орёт попугай, раскачиваясь в кольце.
Вскоре на балконе появляется сам Сутницкий, высокий, седой старик с чёрными бровями, в пёстром бухарском халате. Если он в хорошем настроении, то бросает вниз конфеты, и мальчишки вырывают их друг у друга. Марийке тоже один раз досталась шоколадная конфета, измазанная пылью, но всё же очень вкусная.
Все дети боялись Сутницкого. Он был очень важный и богатый. Говорили, что в его имениях столько земли, сколько во всей Бельгии, – а Бельгия это ведь целое государство. Няньки стращали им непослушных: «Вот погоди, я Сутницкому расскажу…» Уж очень были страшны его нависшие чёрные брови. Когда он проходил через двор, няньки поправляли у девочек банты в волосах и обдёргивали передники. «Здравствуйте, Сергей Иванович!», – кланялись они. А он ни на кого не смотрел и только прикладывал руку к козырьку. Если он замечал на земле какую-нибудь бумажку, то натыкал её на железный наконечник своей палки и относил в мусорный ящик. Палка Сутницкого очень нравилась всем детям. Вместо набалдашника на ней была укреплена раздвижная дощечка, и эту палку можно было превратить в стул на одной ножке. Сутницкий нередко сидел на своей палке где-нибудь посреди двора. Его косматые чёрные брови насуплены, седые усы хмуро свисают вниз, и он долго сидит, уставившись невидящим взглядом в землю.
Сутницкий один занимал все двенадцать комнат флигеля. Жена его давно умерла, а единственная дочь вышла замуж за англичанина и жила за границей.
