чашки.
– Вот поздний гость! – воскликнула она и пододвинула Саше пироги, накрытые тарелкой.
– Хорошо у вас, Пелагея Ивановна, – сказал он, надкусывая пирог. – Лучше, чем было за синей занавеской! Правда, кучерявая?
– Уж сравнил тоже… – сказала Поля. – Ведь здесь у самого Сутницкого кабинет был. Как увижу я иной раз, что он со двора на наши окна смотрит, так мне даже страшно становится.
Саша засмеялся.
– Не бойтесь, Пелагея Ивановна, – сказал он, – мы вас в обиду не дадим.
Марийка плохо слушала разговор – ей очень хотелось узнать поскорей, что у Саши в пакете.
А он, видно, забыл про него – положил на подоконник, да так и оставил.
«Может, это вовсе не для меня, – думала Марийка, – может, ему на службе сапоги выдали или другое что».
Саша заметил, что она всё время посматривает на подоконник.
– Ну-ка, Марийка, развяжи, – сказал он.
Марийка обрадовалась и стала быстро развязывать Сашин пакет.
В пакете оказалась сумка. Школьная сумка, блестящая, чёрная, с металлическим замочком и с двумя ручками, – совсем такая, какую видела когда-то Марийка у одной из Лориных подруг.
Сумка была не пустая. В ней что-то тарахтело и перекатывалось. Марийка открыла сумку и высыпала на стол несколько карандашей, ручку, линейку, резинку и три тетрадки.
– Это всё мне? – испуганно спросила Марийка, вертя в руке новенький карандаш.
За всю её жизнь у неё никогда не было целого, неочиненного карандаша. Ей всегда доставались только огрызки.
– Сашенька, это мне? Зачем?
– Как – зачем? – сказал Саша. Нынче тебе, Мария, в школу идти. Через два месяца занятия начинаются…
ШКОЛЬНАЯ ОСЕНЬ
Шатаясь по городу, Марийка с Машкой забрели на Филимоновскую улицу.
– Давай посидим в сквере, ноги устали, – сказала Марийка.
– Ладно. Я там листьев насбираю.
Девочки присели на скамейку в небольшом сквере, как раз напротив бывшей женской гимназии.
Машке не сиделось на месте, и она сейчас же побежала собирать красновато-золотистые листья клёна.
Марийка осталась одна на скамейке. Она смотрела на облицованный жёлтыми кафлями, точно вылепленный из сливочной помадки, фасад гимназии. Ей вспомнилось, как её присылали сюда с завтраком для Лоры.
Теперь в этом доме было пусто. Одно из окон было распахнуто настежь. На подоконнике стояла женщина и протирала стёкла; даже слышно было, как скрипит под тряпкой стекло.
«Наверно, скоро занятия начнутся, – подумала Марийка. – Опять Лора будет ходить в гимназию под ручку со своей подругой. А я-то пойду ли в свою школу? Хоть бы открывали её поскорей! Надоело дома одной сидеть».
Марийка вздохнула.
Вернулась Машка с охапкой кленовых листьев:
– Ты чего нос повесила?
– Так. Пойдём, Машка, домой.
– Пойдём.
– Машка, а в гимназии уже окна моют, – сказала по дороге Марийка.
– Ну так что же? – равнодушно спросила Машка.
– Учиться охота.
– А мне так нисколечко.
С тех пор как Саша подарил Марийке сумку, карандаши и тетради, она не переставала думать про школу. Интересно, где ж откроется эта школа? Уж не там ли, где учился Сенька Полуцыган? Один раз Марийка даже отправилась на другой конец города, чтобы посмотреть Сенькино училище. Оно помещалось в узком и пыльном переулке возле вокзала. Марийка с грустью посмотрела на одноэтажное кирпичное здание с выбитыми во время перестрелки стёклами и с грязным крыльцом. Над крыльцом висела, держась только на одном гвозде, доска с надписью:
УЕЗДНОЕ 4-КЛАССНОЕ УЧИЛИЩЕ
Нет, Марийке совсем не хотелось учиться в этом грязном и скучном доме. Но всё-таки она обошла его со всех сторон, заглянула во двор и, шагая назад по кривым привокзальным улицам, подумала:
«Ладно уж! Пусть хоть эта-то школа поскорей откроется…»
