петь. Вскоре появился этот фрагмент. То, что я услышала, меня поразило и очень сильно обидело. Я понимала, что Саша был заинтересован в том фильме и не мог, очевидно, отстаивать свои позиции, но за что со мной-то так поступили?! В фильме временами звучал голос мой, а временами — другой женщины. Я, конечно, не могу утверждать, да и кому это теперь нужно, но у меня сложилось впечатление, что это был монтаж моего голоса и голоса другой певицы. В титрах я увидела вместо своей ее фамилию. Потратить время, усилия, чего-то ждать и получить вот такой результат, а главное — никто не удосужился хотя бы объяснить, что произошло, и извиниться передо мной.
Помню забавный случай, который произошел гораздо раньше.
Однажды мне позвонили с «Мосфильма» и пригласили на фильм «Айболит-66». Приехав на студию, я попросила ноты песни, но мне сказали, что это не песня, а небольшой монолог. Вначале я была удивлена, но потом согласилась.
Запись долго не начиналась, и я поинтересовалась почему. «Ждем Ролана Быкова». «Что за имя? — подумала я. — Какой-то французский артист?» Я спокойно пошла в буфет, купила себе стакан чая и коржик, который очень любила, и принесла их в студию. Вскоре звукорежиссер в рубке скомандовал: «Начали!» Перед нами висел экран, и мы должны были синхронно с актерами на экране говорить текст. Я это делала тогда впервые, и все меня очень удивляло, а свет постоянно то зажигался, то гас, и я была в напряжении. Вскоре кто-то опять спросил: «Ну что, Ролан пришел уже?» Ответ: «Да, в студии». Свет погас. Впереди большой экран, по которому идет трансляция кусочка фильма, к которому нужно проговорить слова. Слева от меня — высокий дядя, артист, я — в середине, а справа — какой-то плюгавый, на мой взгляд, лысоватый, ростом, как я, мужичок с ноготок.
Мы что-то говорим, затем нас кто-то из рубки поправляет, затем снова гаснет свет и снова все повторяется, а между записями фильма, когда свет зажигается, этот, что стоит справа, берет мой чай, не спросив у меня, и со спокойным видом попивает. Увидев в какой-то момент мое недовольное выражение, он сказал: «Я чуть-чуть, глоток, а?» Я промолчала. Но когда во время записи он начал ломать мой коржик, отправляя кусочки себе в рот, тут я не стерпела и решила ему выдать. «Слушай, — сказала я, — здесь поблизости через два павильона есть буфет, сходи-ка, а?» Мужчина стал извиняться и пошел.
О том выпитом чае я забыла бы и о коржике тоже, если бы не объявление о просмотре фильма «Айболит-66». Думаю, схожу, время есть. Захожу, сажусь. Зал полон. Начался фильм. То, что я говорила в фильме, оказалось такой ерундой, что мне даже стало немного стыдно за себя, но главное было впереди. Когда фильм закончился, я вдруг снова увидела того маленького мужичка, стоявшего на записи справа от меня. Он выглядел уже иначе, такой импозантный, в приличном костюме, все ему аплодируют. Я спросила: «А кто этот симпатичный, маленького роста?» И услышала ответ: «Да это же сам Ролан Быков, режиссер фильма!»
В дальнейшем судьба свела меня с Роланом Быковым еще раз в фильме «Приключения Буратино», где я должна была записать песенку Буратино. Теперь он стоял со мной в студии у микрофона и помогал мне создавать в песне тот образ, который виделся ему как режиссеру фильма. Не знаю, запомнил ли он тот случай с чаем или нет, но я старалась не показывать ему, что помнила все. Уж очень было стыдно! Он не сказал, доволен ли моей записью или нет, но, судя по тому, что песня осталась в фильме и другая певица ее не исполняла, можно думать, что эта запись его удовлетворила.
Разных случаев в моей жизни было очень много, но рассказывать хочется о наиболее ярких и потому запомнившихся.
ГЛАВА X
Москонцерт
Не могу забыть, как совсем еще юная участвовала в больших представлениях, которые устраивались в летнюю пору на стадионах. Артистов было огромное количество, и среди них немало народных и заслуженных. В большой комнате, где артисты переодевались, могли сидеть рядом и народный артист, солист Большого театра Павел Лисициан, и диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан, чей голос во время войны знал каждый советский человек, и знаменитый киноартист Борис Андреев, который, однажды увидев меня, чем-то расстроенной, сказал: «Да брось ты, Нина, не расстраивайся. Ведь у тебя этого говна еще будет в жизни много, как дафний в банке».
Как-то, вернувшись из Польши, где была на гастролях с мюзик-холлом, я зашла в нашу концертную организацию, которая располагалась на Каланчевской площади в Москве. Надо сказать, что заходить туда было очень интересно: в коридорах масса народа, один встречает с лаской, другой хвалит, кто-то громко высказывается по адресу коллеги, которому вдруг повезло поехать за границу, а кто-то просто рассказывает свежий анекдот, и по всему коридору раздается смех, заглушая всех разговаривающих. А в общем, атмосфера, честно говоря, была не из легких — конкуренция, и этим все сказано. Многие друг друга ненавидели, оговаривали и даже делали гадости в рамках возможного. Мы уже в ту пору в Москонцерте жили при капитализме — каждый себе. У нас даже бытовала такая поговорка: «Оглянись вокруг себя, не е… ли кто тебя?»
Я вспоминаю, как перед каждым большим праздником начиналась форменная лихорадка: в эти дни было много концертов в залах и на предприятиях и у артистов появлялась возможность заработать побольше денег. Ведь каждый артист имел свою концертную ставку, вот, например, у меня долгое время была очень маленькая ставка, несмотря на то что я уже имела имя, меня охотно занимали в концертах, а о моей ставке говорили так: «Ставка больше, чем жизнь».
Артисты старались выступить в начале концерта, а концерт называли «палка», чтобы успеть на другой, а потом на третий концерты. В общем, за кулисами шла страшная возня, а порой возникала и ругань. У нас в Москонцерте был один тихий старенький еврей аккомпаниатор. Фамилию его я забыла, но помню, что все его называли «7.40» — «семь сорок», а все потому, что если концерт начинался в семь часов, то в семь сорок, как правило, он уже был свободен и спешил на другой концерт.
Говорят, что дом, в котором размещалась дирекция Москонцерта до войны или даже раньше обозначался красным фонарем. Те, кто определил это помещение под Москонцерт, явно не ошиблись! Ну я, конечно, шучу, а в общем веселая была обстановка. Помнится вот такой случай.
В Казани, столице Татарии, отмечался праздник республики. Съехалось много народу, в праздничном концерте должно было принять участие огромное количество артистов Москонцерта, а также местной художественной самодеятельности. Праздник проходил в большом концертном зале, где в боковой ложе сидели члены местного правительства. В этом концерте или, правильнее будет сказать, этот концерт должен был вести известный конферансье Олег Милявский, но, к сожалению, он задержался где-то в другом городе, и вместо него послали другого конферансье, который вышел на сцену и сказал приблизительно такие слова: «Дорогие друзья, я рад, что сегодня в такой праздник нахожусь в этом зале. К сожалению, мой коллега Олег Милявский не смог приехать, и меня попросили заменить его, но, как говорится в старой поговорке, «Незваный гость, хуже тата…», и, обалдев сам от того, что сказал, стал как-то выпутываться, но на следующий день он был отправлен в Москву.
Или смешной случай, который произошел с артистом Сашей Лонгиным. В Пензе на стадионе проходил праздник, в котором также участвовало много артистов Москонцерта. Саша вышел на сцену и зарапортовался: «Здравствуйте, дорогие пензюки и пензюшки!» — сказал он.
Вернувшись в Москонцерт и проходя как-то по коридору, я столкнулась нос к носу с известным артистом Борисом Бруновым. «Вот вы-то мне как раз и нужны, Нина, — сказал он. — У меня гастрольная
