три,четыре, десять, двадцать, двадцать пять.Нет для короны большего урона,чем с кем-нибудь случайно переспать.(Вот почему обречена корона;республика же может устоять,как некая античная колонна).И с этой точки зренья ни на пядьне сдвинете шотландского барона.Твоим шотландцам было не понять,чем койка отличается от трона.В своем столетьи белая ворона,для современников была ты блядь.
VI
Я вас любил. Любовь еще (возможно,что просто боль) сверлит мои мозги,Все разлетелось к черту, на куски.Я застрелиться пробовал, но сложнос оружием. И далее, виски:в который вдарить? Портила не дрожь, нозадумчивость. Черт! все не по-людски!Я Вас любил так сильно, безнадежно,как дай Вам бог другими – – – но не даст!Он, будучи на многое горазд,не сотворит – по Пармениду – дваждысей жар в груди, ширококостный хруст,чтоб пломбы в пасти плавились от жаждыкоснуться – «бюст» зачеркиваю – уст!
VII
Париж не изменился. Плас де Вожпо-прежнему, скажу тебе, квадратна.Река не потекла еще обратно.Бульвар Распай по-прежнему пригож.Из нового – концерты за бесплатнои башня, чтоб почувствовать – ты вошь.Есть многие, с кем свидеться приятно,но первым прокричавши «как живешь?»В Париже, ночью, в ресторане... Шикподобной фразы – праздник носоглотки.И входит айне кляйне нахт мужик,внося мордоворот в косоворотке.Кафе. Бульвар. Подруга на плече.Луна, что твой генсек в параличе.
VIII
На склоне лет, в стране за океаном(открытой, как я думаю, при Вас),деля помятый свой иконостасмеж печкой и продавленным диваном,я думаю, сведи удача нас,понадобились вряд ли бы слова нам:ты просто бы звала меня Иваном,и я бы отвечал тебе «Alas».Шотландия нам стлала бы матрас.Я б гордым показал тебя славянам.В порт Глазго, караван за караваном,пошли бы лапти, пряники, атлас.Мы встретили бы вместе смертный час.Топор бы оказался деревянным.
IX
Равнина. Трубы. Входят двое. Лязгсражения. «Ты кто такой?» – «А сам ты?»«Я кто такой?» – «Да, ты». – «Мы протестанты».«А мы – католики». – «Ах, вот как!» Хряск!Потом везде валяются останки.Шум нескончаемых вороньих дрязг.Потом – зима, узорчатые санки,примерка шали: «Где это – Дамаск?»«Там, где самец-павлин прекрасней самки».«Но даже там он не проходит в дамки»(за шашками – передохнув от ласк).Ночь в небольшом по-голливудски замке.Опять равнина. Полночь. Входят двое.И все сливается в их волчьем вое.
X
Осенний вечер. Якобы с Каменой.Увы, не поднимающей чела.Не в первый раз. В такие вечеравсе в радость, даже хор краснознаменный.Сегодня, превращаясь во вчера,себя не утруждает переменойпера, бумаги, жижицы пельменной,изделия хромого бочараиз Гамбурга. К подержанным вещам,имеющим царапины и пятна,у времени чуть больше, вероятно,доверия, чем к свежим овощам.Смерть, скрипнув дверью, станет на паркетев посадском, молью траченом жакете.
XI
Лязг ножниц, ощущение озноба.Рок, жадный до каракуля с овцы,что брачные, что царские венцыснимает с нас. И головы особо.Прощай, юнцы, их гордые отцы,разводы, клятвы верности до гроба.Мозг чувствует, как башня небоскреба,в которой не общаются жильцы.Так пьянствуют в Сиаме близнецы,где пьет один, забуревают – оба.Никто не прокричал тебе «Атас!»И ты не знала «я одна, а вас...»,глуша латынью потолок и Бога,увы, Мари, как выговорить «много».
XII
Что делает Историю? – Тела.Искусство? – Обезглавленное тело.Взять Шиллера: Истории влетелоот Шиллера. Мари, ты не ждала,что немец, закусивши удила,поднимет старое, по сути, дело:ему-то вообще какое дело,кому дала ты или не дала?Но, может, как любая немчура,наш Фридрих сам страшился топора.А во-вторых, скажу тебе, на светеничем (вообрази это), опричьИскусства, твои стати не постичь.Историю отдай Елизавете.
XIII
Баран трясет кудряшками (они же– руно), вдыхая запахи травы.Вокруг Гленкорны, Дугласы и иже.В тот день их речи были таковы:«Ей отрубили голову. Увы».«Представьте, как рассердятся в Париже».'Французы? Из-за чьей-то головы?Вот если бы ей тяпнули пониже...'«Так не мужик ведь. Вышла в неглиже».«Ну, это, как хотите, не основа...»«Бесстыдство! Как просвечивала жэ!»«Что ж, платья, может, не было иного».'Да, русским лучше; взять хоть Иванова:звучит как баба в каждом падеже'.
XIV
Любовь сильней разлуки, но разлукадлинней любви. Чем статнее гранит,тем явственней отсутствие ланити прочего. Плюс запаха и звука.Пусть ног тебе не вскидывать в зенит:на то и камень (это ли не мука?),но то, что страсть, как Шива шестирука,бессильна – юбку, он не извинит.Не от того, что столько утекловоды и крови (если б голубая!),но от тоски расстегиваться врозьвоздвиг бы я не камень, но стекло,Мари, как воплощение гудбаяи взгляда, проникающего сквозь.
XV
Не то тебя, скажу тебе, сгубило,Мари, что женихи твои в боюподнять не звали плотников стропила;не «ты» и «вы», смешавшиеся в 'ю';не чьи-то симпатичные чернила;не то, что – за печатями семью -Елизавета Англию любиласильней, чем ты Шотландию свою(замечу в скобках, так оно и было);не песня та, что пела соловьюиспанскому ты в камере уныло.Они тебе заделали свиньюза то, чему не видели концав те времена: за красоту лица.
XVI
Тьма скрадывает, сказано, углы.Квадрат, возможно, делается шаром,и, на ночь глядя залитым пожаром,багровый лес незримому курлыбеззвучно внемлет порами коры;лай сеттера, встревоженного шалымсухим листом, возносится к стожарам,смотрящим на озимые бугры.Немногое, чем блазнилась слеза,сумело уцелеть от переходав сень перегноя. Вечному перуиз всех вещей, бросавшихся в глаза,осталось следовать за временами года,петь на голос «Унылую Пору».
XVII
То, что исторгло изумленный крикиз аглицкого рта, что к матусклоняет падкий на помадумой собственный, что отвернуть на мигФилиппа от портрета ликзаставило и снарядить Армаду,то было – – – не могу тирадузакончить – – – в общем, твой парик,упавший с головы упавшей(дурная бесконечность), он,твой суть единственный поклон,пускай не вызвал рукопашноймеж зрителей, но был таков,что поднял на ноги врагов.
XVIII
Для рта, проговорившего «прощай»тебе, а не кому-нибудь, не все лиодно, какое хлебово без солиразжевывать впоследствии. Ты, чай,привычная к не-доремифасоли.А если что не так – не осерчай:язык, что крыса, копошится в соре,выискивает что-то невзначай.Прости меня, прелестный
