По крайней мере,ты выглядишь способным захлебнутьсяскорее в собственной купальне, чемвеликой мыслью. Вообще – не есть лижестокость только ускоренье общейсудьбы вещей? свободного паденьяпростого тела в вакууме? В немвсегда оказываешься в момент паденья.Январь. Нагроможденье облаковнад зимним городом, как лишний мрамор.Бегущий от действительности Тибр.Фонтаны, бьющие туда, откуданикто не смотрит – ни сквозь пальцы, ниприщурившись. Другое время! И за уши не удержать ужевзбесившегося волка. Ах, Тиберий!Кто мы такие, чтоб судить тебя?Ты был чудовищем, но равнодушнымчудовищем. Но именно чудовищ - отнюдь не жертв – природа создаетпо своему подобию. Гораздоотраднее – уж если выбирать -быть уничтоженным исчадьем ада,чем неврастеником. В неполных тридцать,с лицом из камня – каменным лицом,рассчитанным на два тысячелетья,ты выглядишь естественной машинойуничтожения, а вовсе нерабом страстей, проводником идеии прочая. И защищать тебяот вымысла – как защищать деревьяот листьев с ихним комплексом бессвязно,но внятно ропщущего большинства.В безлюдной галерее. В тусклый полдень.Окно, замызганное зимним светом.Шум улицы. На качество пространстваникак не реагирующий бюст...Не может быть, что ты меня не слышишь!Я тоже опрометью бежал всегосо мной случившегося и превратился в островс развалинами, с цаплями. И ячеканил профиль свой посредством лампы.Вручную. Что до сказанного мной,мной сказанное никому не нужно -и не впоследствии, но уже сейчас.Но если это тоже ускореньеистории? успешная, увыпопытка следствия опередить причину?Плюс, тоже в полном вакууме – чтоне гарантирует большого всплеска.Раскаяться? Переверстать судьбу?Зайти с другой, как говориться, карты?Но стоит ли? Радиоактивный дождьпольет не хуже нас, чем твой историк.Кто явится нас проклинать? Звезда?Луна? Осатаневший от бессчетныхмутаций, с рыхлым туловищем, вечныйтермит? Возможно. Но, наткнувшись в насна нечто твердое, и он, должно быть,слегка опешит и прервет буренье.'Бюст, – скажет он на языке развалини сокращающихся мышц, – бюст, бюст'.1981
* * *
В этой комнате пахло тряпьем и сырой водой,и одна в углу говорила мне: 'Молодой!Молодой, поди, кому говорю, сюда'.И я шел, хотя голова у меня седа.А в другой – красной дранкой свисали со стен ножи,и обрубок, качаясь на яйцах, шептал: «Бежи!»Но как сам не в пример не мог шевельнуть ногой,то в ней было просторней, чем в той, другой.В третьей – всюду лежала толстая пыль, как жирпустоты, так как в ней никто никогда не жил.И мне нравилось это лучше, чем отчий дом,потому что так будет везде потом.А четвертую рад бы вспомнить, но не могу,потому что в ней было как у меня в мозгу.Значит, я еще жив. То ли там был пожар,либо – лопнули трубы; и я бежал.1986
Представление
Михаилу Николаеву
Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!Эта местность мне знакома, как окраина Китая!Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.Многоточие шинели. Вместо мозга – запятая.Вместо горла – темный вечер. Вместо буркал – знак деленья.Вот и вышел человечек, представитель населенья.Вот и вышел гражданин,достающий из штанин.«А почем та радиола?»«Кто такой Савонарола?»«Вероятно, сокращенье».«Где сортир, прошу прощенья?»Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах – папироса.В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.И нарезанные косо, как полтавская, колесас выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жироможивляют скатерть снега, полустанки и развилкиобдавая содержимым опрокинутой бутылки.Прячась в логово своеволки воют «і-мое».«Жизнь – она как лотерея».«Вышла замуж за еврея».«Довели страну до ручки».«Дай червонец до получки».Входит Гоголь в бескозырке, рядом с ним – меццо- сопрано.В продуктовом – кот наплакал; бродят крысы, бакалея.Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из баранапревращается в тирана на трибуне мавзолея.Говорят лихие люди, что внутри, разочарованпод конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован.Хорошо, утратив речь,встать с винтовкой гроб стеречь.'Не смотри в глаза мне, дева:все равно пойдешь налево'.«У попа была собака».«Оба умерли от рака».Входит Лев Толстой в пижаме, всюду – Ясная Поляна.(Бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.)Он – предшественник Тарзана: самописка – как лиана,взад-вперед летают ядра над французским частоколом.Се – великий сын России, хоть и правящего класса!Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо.Чудо-юдо: нежный графпревратился в книжный шкаф!«Приучил ее к минету».«Что за шум, а драки нету?»«Крыл последними словами».«Кто последний? Я за вами».Входит пара Александров под конвоем Николаши.Говорят «Какая лажа» или «Сладкое повидло».По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.Размышляя о причале, по волнам плывет «Аврора»,чтобы выпалить в начале непрерывного террора.Ой ты, участь корабля:скажешь «пли!» – ответят «бля!»«Сочетался с нею браком».«Все равно поставлю раком».'Эх, Цусима-Хиросима!Жить совсем невыносимо'.Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут в рощах.Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.Лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик.Глянь – набрякшие, как вата из нескромныя ложбины,размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.Ветер свищет. Выпь кричит.Дятел ворону стучит.«Говорят, открылся Пленум».«Врезал ей меж глаз поленом».'Над арабской мирной хатойгордо реет жид пархатый'.Входит Сталин с Джугашвили, между ними вышла ссора.Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,и дымящаяся трубка... Так, по мысли режиссера,и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.Друг-кунак вонзает клыкв недоеденный шашлык.«Ты смотрел Дерсу Узала?»«Я тебе не все сказала».«Раз чучмек, то верит в Будду».«Сукой будешь?» «Сукой буду».Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьеми с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,придирается к закону, кипятится из-за пошлин,восклицая: «Как живете!» И смущают глянцем плотиРафаэль с Буонаротти – ни черта на обороте.Пролетарии всех странМаршируют в ресторан.«В этих шкарах ты как янки».«Я сломал ее по пьянке».«Был всю жизнь простым рабочим».«Между прочим, все мы дрочим».Входят Мысли о Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.Они пляшут и танцуют: 'Мы вояки-забияки! Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом'.И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.В Министерстве Обороны громко каркают вороны.Входишь в спальню – вот те на:на подушке – ордена.«Где яйцо, там – сковородка».'Говорят, что скоро водкаснова будет по рублю'.«Мам, я папу не люблю».Входит некто православный, говорит: 'Теперь я – главный.У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.Дайте мне перекреститься, а не то – в лицо ударю.Хуже порчи и лишая – мыслей западных зараза.Пой, гармошка, заглушая саксофон – исчадье джаза'.
