ума.Со временем утонете во тьме.Ослепнете. Умрете вы в тюрьме.Былое оборотится спиной,подернется реальность пеленой. - Я трубку опустил на телефон,но говорил, разъединенный, он.Я галстук завязал и вышел вон.
Глава вторая
В Сочельник я был зван на пироги.За окнами описывал кругисырой ежевечерний снегопад,рекламы загорались невпопад,трамваи дребезжали вдалеке,сворачивали мальчики к реке,подкатывали вороны к сыскной,карнизы поражали белизной,витрины будоражили умы,волнение по правилам зимыохватывало город в полутьме,царило возбуждение в уме,и лампочки ныряли у воротв закрытый снегопадом небосвод.Фургоны отъезжали в темноту,трамваи дребезжали на мосту,царило возбужденье и тоска,шуршала незамерзшая река,раскачивался лист календаря,качалось отраженье фонаря,метались в полумраке на стенеокно и снегопад наедине.Качался над сугробами забор,раскачивался в сумраке собор,внутри его подрагивал придел,раскачивался колокол, гудел,подрагивали стрелки на часах,раскачивался Бог на небесах.Раскачивалась штора у плеча,за окнами двуглавая свечараскачивалась с чувством торжества,раскачивался сумрак Рождества,кто знает, как раскачивать тоску,чтоб от прикосновения к вискураскачивалась штора на окне,раскачивались тени на стене,чтоб выхваченный лампочками кустраскачивался маятником чувств (смятенье – унижение – и месть)с той разницей, чтоб времени не счесть,с той разницей, чтоб времени не ждать,с той разницей, чтоб чувств не передать.Чтоб чувства передать через него,не следовало в ночь под Рождествовторгаться в наступающую мглудвуглавыми свечами на углу,бояться поножовщины и драк,искусственно расталкивая мрак,не следовало требовать огня.Вчерашние – для завтрешнего дня.Все чувства будут до смерти нужны,все чувства будут вдруг обнаженыв предчувствии убийственных вестей,как будто в поножовщине страстейза вами кто-то гонится вослед.Напрасно вы не выключили свет!Сомнамбулою уличных огней,пристанищем, ристалищем теней,обителью, где царствует сквозняк,качался офицерский особняк,так, если кто-то гонится вослед,неузнанными в блеске эполет,затерянными в бездне анфилад,зажавшими в ладонях шоколад,обнявшими барочные сосцы,окажутся пехотные юнцы,останется непролитой их кровь,останутся их дамы и любовь,их яблоки, упавшие из ваз, -предел недосягаемости ваш.Кто вздрагивал под вывескою «вход»?Кто вздрагивал в предчувствии невзгод,предчувствуя безмерную беду,кто вздрагивал единожды в году,кто на душу не принял бы греха,чья светлая душа была глуха,кто вовремя уменьшил кругозор,кто вздрагивал, предчувствуя позор? Насмешка, издевательство и срам:предел недосягаемости – храм,пример несокрушимости – орех,пример недосягаемости – грех,предел невозмутимости – бокалсреди несокрушимости зеркал.Кто выживет в прогулках у Невы,беспечнее, прекраснее, чем вы,прелестнее, прекраснее одет,кто вам не оборотится во следс прекрасною улыбкой, никогдав чьем сердце не оставите следа,в чьем взоре промелькнет голубизна,в чьем взоре распластается Нева,чье черное пальто и синеваостанутся когда-нибудь без нас,в потемках и в присутствии огней,не чувствуя присутствия теней?Не чувствуя ни времени, ни дат,всеобщим Solitude и Soledad,прекрасною рукой и головойнащупывая корень мировой,нащупывать в снегу и на часах,прекрасной головою в небесах,устами и коленями – везденащупывать безмерные О, Д -в безмерной ОДинокости Души,в ДОму своем и далее – в глушинащупывать на рОДине весь гОД?В неверии – о госпОДи, mein Gott,выискивать не АД уже, но ДА -нащупывать свой выхОД в никогДА.Безмолвно наслаждаясь из угла,все детство наблюдая зеркала,предел невозмутимости их – пруд,безмерно обожая изумруд,ухмылки изумрудные гостей - достигнувшими возраста страстей,почувствуем ли спрятанный в них клАД,присущий только подлинности хлАД,вокруг него и около кружа,доподлинным обличьем дорожа,доподлинно почувствуешь ли в них,себя уже стократ переменив,портьеру или штору теребя,почувствуешь ли в зеркале себя?Укрыться за торшерами в углу,укрыться офицером на балу,смотреть в апоплексический портрет,какое наслаждение и бред,на дюреровской лошади верхомво тьму на искушение грехом,сжимая поредевшие виски,въезжая в Апокалипсис тоски,оглядываться сызнова назад -внезапно нарастающий азартпри виде настигающих теней,и грохот огнедышащих коней,и алый меч в разверстых небесахкачается, как маятник в часах.Я вижу свою душу в зеркала,душа моя неслыханно мала,не более бумажного листа, -душа моя неслыханно чиста,прекрасная душа моя, Господь,прелестная не менее, чем плоть,чем далее, тем более для грездо девочки ты душу превознес, -прекрасная, как девочка, душа,ты так же велика, как хороша, -как девочке присущий оптимизм,души моей глухой инфантилизмвсегда со мной в полуночной тиши.За окнами ни плоти, ни души.За окнами мерцают фонари.Душа моя безмолвствует внутри,безмолвствует смятение в умах,душа моя безмолвствует впотьмах,безмолвствует за окнами январь,безмолвствует на стенке календарь,безмолвствует во мраке снегопад,неслыханно безмолвствует распад,в затылке нарастает перезвон,безмолвствует окно и телефон,безмолвствует душа моя, и ротнемотствует, безмолвствует народ,неслыханно безмолвствует зима,от жизни и от смерти без ума.В молчании я слышу голоса.Безмолвствуют святые небеса,над родиной свисая свысока.Юродствует земля без языка.Лишь свету от небес благодарямой век от зарожденья фонарядо апокалиптических конейодна жестикуляция теней,белесые запястия и венсиреневый узор, благословенсоздавший эту музыку без нот,безногого оракула немот,дающего на все один ответ:молчание и непрерывный свет.В безмолвии я слышу голоса.Безмолвствуют земля и небеса.В безмолвии я слышу легкий гуд,и тени чувств по воздуху бегут.Вопросы устремленные, как лес,в прекрасное молчание небес,как греза о заколотых тельцах,теснятся в неприкаянных сердцах.Едва ли взбудоражишь пустотумолитвой, приуроченной к посту,прекрасным возвращеньем в отчий доми маркой на конвертике пустом,чтоб чувства, промелькнувшие сквозь ночь,оделись в серебро авиапочт.Как будто это ложь, а это труд,как будто это жизнь, а это блуд,как будто это грязь, а это кровь,не грех – но это странная любовь.Не чудо, но мечта о чудесах,не праведник, а все ж поторописьмелькнуть и потеряться в небесахоткрыткой в посполитый парадиз,как будто это ниточка и связь,как будто, над собою не смеясь,твердишь себе: вот Бог, а вот порог,как будто это ты, а это Бог,как будто век жужжит в его руке,а жизнь твоя, как Ио, вдалеке.Чтоб чувства, промелькнувшие сквозь ночь,укрыли блудных сыновей и дочьпрекрасную и, адрес изменив,чтоб чувства не усиливали миф,не следовало в ночь под Рождествовыскакивать из дома своего,бояться поножовщины и драк,выскакивать от ужаса во мрак,не следовало в панике большойспасаться от погони за душой,не следовало верить в чудеса,вопросам устремляться в небеса,не следовало письма вам писать,не следовало плоть свою спасать.Но в ночь под Рождество не повторятьо том, что можно много потерять,что этого нельзя предотвратить,чтоб жизнь свою в корову обратить.Как
