— Бывшие подружки?
Люк с непроницаемым видом посмотрел на нее:
— Пожалуй, можно назвать их и так, по крайней мере это все, что сейчас приходит мне в голову.
Либ кивнула:
— До того, как начать свою унылую, затворническую жизнь, ты был дамским угодником?
Люк поморщился, словно от зубной боли.
— Тебя это забавляет?
— Вовсе нет. — Либ ласково улыбнулась. — Лично мне очень нравятся упрямые провинциальные мужчины, которые живут в наполненных привидениями музеях и работают до седьмого пота. Но что-то я не совсем поняла насчет любви к земле, которая больше, чем любовь к любому человеку?
Люк долго думал, прежде чем ответить.
— Я люблю Вермонт. Мне нравится жить в доме, который своими руками мои предки построили. Мне нравится быть частью города, который они помогли создать. — Он на секунду замолчал, а затем мягко добавил: — И я люблю свою ферму.
Решить продать большую часть родовых земель — это самый отчаянный шаг в его жизни. Чтобы оплатить больничные счета отца, налоги и все возрастающие долги, Люк работал не жалея себя, по восемнадцать-девятнадцать часов в день… и безрезультатно.
Отец умер, ферма приносила одни убытки.
Много лет подряд хозяин гостиницы «Гейтс маунтин» Кен Эйвори давил на Фултонов, желая купить их земли, чтобы расширить территорию санатория.
Продать семейные угодья?!
Долгое время Люк даже думать об этом не хотел, но, в конце концов, другого выбора у него не оставалось.
Всегда нелегко признавать свое поражение. Люк Фултон был воспитан борцом, а не трусом и лодырем. Но выбор был очевиден — продать земли самому или объявить себя банкротом и пустить их с молотка.
Положение казалось безнадежным, но Люк сумел выторговать у Эйвори договор о совместном владении фешенебельным санаторием в счет уплаты за землю. С тех пор прошло уже пять лет. Боже, неужели все это случилось так давно?
Люк свернул на гостиничную стоянку.
Здание отеля, построенное в викторианском стиле, освещалось десятком прожекторов, отчего его синие стены казались сделанными из хрусталя. По краям стоянки и вдоль дорожки, ведущей к зданию, тянулись клумбы с высокими цветами, качавшимися на тонких ножках. Пейзаж поражал своей элегантностью, во всем чувствовалась рука художника.
Ресторан гостиницы «Гейтс маунтин» оказался именно таким, каким Либ себе его представляла: просторные и светлые залы, огромные окна с видом на затерянный в долине городок Стерлинг, огни которого романтично поблескивали в темноте.
Либ перевела взгляд на Люка. Он сидел напротив, наблюдая за ней, пока официант убирал со стола пустые тарелки из-под салата. Либ с улыбкой подумала, что сегодня он выглядит ничуть не хуже, чем вчера.
На лице Люка тоже играла улыбка. Он сидел, лениво развалившись на стуле и, казалось, был доволен жизнью. Но это впечатление было обманчивым, в его взгляде чувствовалась напряженная сосредоточенность. Быстро глянув на убирающего последнюю тарелку официанта, он вдруг слегка наклонился вперед и игриво поинтересовался:
— Кто наградил тебя таким именем, Либерти?
Либ провела пальчиком по запотевшему стакану с холодной водой.
— Это имя… своего рода рок, — призналась она. — Видишь ли, мои родители были не совсем обычные люди.
Люк посмотрел на нее с большим интересом:
— Они были страстными поклонниками Джона Уэйна *? Или, может быть, им нравился Джимми Стюарт **?
Либ рассмеялась:
— Как в фильме «Человек, который убил Либерти Баланс»? Нет, меня назвали не в честь киногангстера, а в честь города.
Люк приподнял бровь:
— Как это?
— Да, город Либерти в штате Джорджия. Согласно семейной легенде, меня там зачали.
Люк понимающе кивнул и отпил немного пива. В фиалковых глазах Либ загорелись веселые искорки, а щеки раскраснелись.
— Слава Богу, мои родители не выбрали для ночлега город Зебулон, — хихикнула она.
Люк прищурился.
— Ну не знаю, по-моему, Зебулон подходит тебе не хуже, чем Либерти.
Либ кинула в него булочку.
— Добрый ты…
— У тебя есть братья или сестры? — продолжал Люк, поймав булочку и откусывая от нее.
— Трое — два брата и одна сестра.
— Сгораю от желания узнать их имена.
— Калифорния, Рейн и Фридом.
— Полагаю, их пол я должен угадать сам? — забавлялся Люк, отправляя в рот последний кусочек булочки.
— Фридом — моя сестра. Сводная.
— Старшая или младшая?
— Младшая. Я самая старшая в семье.
Люк слушал, слегка подавшись вперед, словно подробности о ее семье были самым захватывающим рассказом, который он слышал когда-либо в жизни.
— Калифорния Джонс, н-да… почти «кузен Индианы». Бедный мальчик, его, наверное, ужасно дразнили в детстве.
— Кэл мой самый любимый брат. Не поверишь, но он работает егерем в национальном заповеднике где-то во Флориде. Только его фамилия Родригес. Фамилию Джонс в семье ношу только я. Хотя нет, я и Дрю.
— Дрю? — Люк поднял бровь.
— Мой отец.
— Значит, твои родители в разводе, — предположил Люк. Либ снова принялась рисовать пальчиком узоры на запотевшем стакане.
— Не совсем, — вздохнула Либ. Она посмотрела на Люка — тот был явно озадачен и ждал объяснений. — Кларисса — моя мама — не признавала брак. Она… э-э… видишь ли, хиппи.
Либ напряженно ждала реакции Люка, но он не проронил ни слова.
Либ заерзала на стуле.
— Ну?
— Что «ну»?
— Все еще хочешь, чтобы тебя видели со мной на людях?
Вопрос прозвучал шутливо, но ее взгляд сохранял серьёзность. Она ждала ответа.
— А почему нет? — Люк взял ее руку в свою. Ее улыбка угасла, когда она заметила их сцепившиеся пальцы. Она отстранилась, и Люк прочел беззащитность в ее глазах. Она казалась такой юной и напуганной. Но чего же она боялась?
«Меня, — вдруг пронеслось у Люка в голове. — Она боится оттолкнуть меня тем, что рассказала».
Люк не выпускал ее руки, пока не почувствовал, что она успокоилась. Ее пальцы были почти такими
