прошедшие годы они старались произвести ребенка, и это налагало определенные ограничения, в значительной степени отнимая физическую радость. Прошло столько лет с тех пор, как Алессандра занималась сексом ради удовольствия, только ради удовольствия.
Гарри находился совсем близко, и его рука лежала у нее на плече. Он стоял неподвижно, очень тихо, будто почувствовал нескромный ход ее мыслей. Она ощущала жар его тела, его запах и тепло. Господи, как приятно от него пахло!
Алессандра кашлянула, но, когда заговорила, голос ее прозвучал хрипло:
— С вами все в порядке? Я не хотела причинить вам боль.
Он продолжал смотреть на нее, потом улыбнулся уголком рта.
— По утрам вы отлично выглядите, Эл.
Волосы ее свисали прямыми прядями, глаза припухли, на лице не было даже следов косметики.
— Черта с два! Я выгляжу ужасно.
— Ну, такой лексикон вам совсем не идет.
— Вы тоже выглядите ужасно.
— Это звучит для меня как комплимент, — возразил он. — По правде говоря, это мой обычный вид, а уж в скверные дни я выгляжу не просто ужасно, а дерьмово, совсем дерьмово. — Гарри улыбнулся, и вокруг глаз лучиками разбежались морщинки. — Поэтому благодарю за комплимент.
Алессандра ответила ему улыбкой.
Он слегка отстранился, и его рука скользнула по ее руке, чуть погладив ее. В этом жесте были нежность и интимность. Потом он убрал руку, и ей тотчас стало зябко без этого прикосновения. Но как ни неприятно было ощущение холода, она понимала, что чувствовала бы себя значительно хуже, если бы позволила себе вступить в связь с ним просто потому, что ей не хватало уверенности в собственной безопасности.
Да и откуда уверенность, когда холод шел изнутри?
Гарри взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем в холле, и без особого успеха попытался пригладить волосы, но это оказалось пустым занятием.
— Что вы так смотрите на меня? Мне надо подстричься.
— Вы сторожили мою дверь, чтобы охранять меня от собак и бандитов, или боялись, что я попытаюсь сбежать? — спросила она.
Гарри оставил в покое свои волосы и, повернувшись к ней, долго смотрел на нее, прежде чем ответить.
— Всего понемногу, — наконец сказал он. Алессандра кивнула:
— Мне нравится, что вы честны со мной.
— Да. Мне бы хотелось, чтобы и вы были со мной честны.
— Даже если я буду утверждать, что, по-моему, произошла страшная ошибка?
Щека Гарри задергалась; он некоторое время молча смотрел на нее.
— Я сосчитала деньги, — тихо сказала Алессандра, — там была вся сумма. Мне не хочется говорить об этом. Вы ведь уверены, что Майкл Тротта убил вашего сына, но…
Гарри кивнул.
— Если вы вернетесь, Майкл натравит на вас свою собаку и она разорвет вас. — Голос его звучал мягко, несмотря на жестокость слов.
Алессандра отвернулась.
— Вы хотите, чтобы я был честен с вами, — добавил он. — Я искренне так считаю, Элли.
— Что, если вы ошибаетесь? — спросила она дрожащим голосом.
— А что, если прав?
— Я хочу позвонить ему.
— Только не отсюда — не из этого дома, не из этого города.
Алессандра резко повернулась, готовая упасть перед ним на колени и умолять его позволить ей сделать это.
— Тогда давайте поедем куда-нибудь. Пожалуйста! Мы можем проехать в Коннектикут. Я позвоню ему… Уж не знаю откуда… Ну, например, из Хартфорда. Из автомата.
Детектив долго молчал. Когда он не улыбался, морщинки вокруг глаз придавали его лицу усталый вид. Потом он кивнул.
— Я попытаюсь что-нибудь для вас сделать, но вы должны проявить терпение. Возможно, потребуется несколько дней, пока я получу согласие своего босса.
— Обещаю отсюда не звонить.
Гарри снова кивнул, потом улыбнулся, и в глазах его она прочла нечто большее, чем веселье или снисходительную насмешку. Это было одобрение.
Шон притворился, что не заметил, как после уроков за ним увязались Рики Морган и Джош Френч. Была половина пятого, и ребят, дожидавшихся, пока их развезут по домам после репетиции школьного шоу, вокруг почти не осталось.
Шон отвязал свой велосипед, остававшийся на стоянке у дверей школы, и поправил ранец на спине, стараясь не показать Рики и Джошу, что заметил их. Если повезет, то он благополучно проедет полпути, прежде чем они поравняются с ним. Если повезет…
— Эй, красавчик, куда это ты так летишь на своих серебряных крылышках?
Черт!
Шон не поднял головы. Он никогда не отвечал, если к нему не обращались по имени. Но тут кто-то из них схватил его сзади за лямки ранца, тряхнул и повернул лицом к себе.
— Эй, мы с тобой разговариваем, гомик-хомик! Прояви уважение к старшим.
Джош был всего на два месяца старше Шона. Девять лет назад он слезами и жалобными просьбами выклянчил себе право поступить в старшую группу детского сада, на год раньше Шона.
— Оставьте меня в покое.
Это было просто глупо. Хотя они оба учились в девятом классе, Шон был выше каждого из них, но он ненавидел насилие. Он ничуть не походил в этом отношении на своего отца, готового в любой момент вмешаться в любую потасовку, пустить в ход кулаки, если ему представлялась такая возможность.
Но Гарри прибегал к этому аргументу, только когда все остальные были исчерпаны.
— Спешишь домой, чтобы напялить на себя трусики-мусики своей тетушки, да, гомик?
Шон снял с плеч ранец, аккуратно поставил его на землю и остановился, переступая с ноги на ногу на подушечках пальцев, распрямляя спину и вытягиваясь во весь рост, будто готовился к какому-то замысловатому танцу. Потом он посмотрел сверху вниз на Рики и Джоша, смерив последнего с головы до ног особым взглядом, охватив всю его фигуру и лицо с косящими поросячьими глазками. Он улыбался совсем как Гарри.
— Как показывают многолетние исследования, отвращение к гомосексуализму проистекает из страха перед собственным тайным гомосексуальным предпочтением.
Джош непонимающе заморгал:
— Чего?
Рики оказался чуть сообразительнее:
— Думаю, он обозвал нас педиками.
— «Гомик» и «педик» — грязные и неприличные слова, — мягко попенял им Шон, точно так, как сделал бы это Гарри. — Вам следует больше уважать себя, проявлять больше гордости.
Рики уже в ужасе попятился, но Джош не собирался отступать. Шон продолжал раскачиваться на пальцах и, когда Джош толкнул его, покачнулся вперед разве что на дюйм больше. Но Джош произвел следующий наскок на него, и Шон схватил его за запястье:
— Послушай, я понимаю, почему тебе хочется до меня дотронуться, но говорю тебе честно: я не гей. Печально это сознавать, но я знаю, что многие из вас, геев, охотятся за танцорами, но у меня в Калифорнии есть девушка и мы с ней встречаемся…
Джош ринулся на него. Шон думал, что готов к удару, но его отбросило назад, на велосипедную раму, и он, перелетев через велосипед, с глухим стуком приземлился на сухую, спрессованную глину, радуясь уже тому, что металлическая рама, теперь разделявшая их, оказалась достаточно прочной.
Джош, как видно, был удовлетворен его видом — этого оказалось достаточно, чтобы восстановить
