в десять галлонов на коленях. — Я догадался о том, что вы настоящая красавица, по вашим письмам.
Ее брови поднялись еще выше.
— Моим письмам?
— Разве Эйвери ничего вам не рассказывал? — Он снова непринужденно рассмеялся. — Как это на него похоже! Он часто читал нам ваши письма вслух, мэм, — конечно, не целиком, но отдельные отрывки. Он сохранил их все — все без исключения — и никогда с ними не расставался, в любых путешествиях, в любых самых рискованных переделках. Иногда, когда нам приходилось трудновато, — тут огонек в его глазах потух, и Лили поняла, что слово «трудновато» было слишком слабым определением для тех испытаний, через которые им пришлось пройти, — Эйвери доставал какое-нибудь из ваших писем и читал вслух, чтобы нас подбодрить.
Она смотрела на него в ошеломленном молчании, не веря собственным ушам. Так, значит, Эйвери хранил все ее письма? Само собой разумеется, она тоже берегла те послания, что получала от него, но делала это только ради Бернарда — во всяком случае, так ей самой хотелось думать. Лили прикусила губу. Нет-нет, она не позволит сбить себя с толку.
— Никогда не забуду, — весело тараторил между тем Джон, словно не замечая того впечатления, которое произвели на нее его последние слова, — как однажды в Бразилии наших проводников увело в плен враждебное индейское племя, из-за чего нам пришлось блуждать по джунглям самостоятельно в течение, дай Бог памяти, почти целого месяца. — При этом воспоминании его зубы блеснули в ослепительной улыбке. — Должен признаться, мы все изрядно пали духом, однако Эйвери при помощи ваших писем сумел нас расшевелить. «Выше головы, парни! — говорил он нам. — Если мисс Бид нимало не тревожится за нашу безопасность, то почему об этом должны беспокоиться мы?» И когда кто-то — возможно, даже я сам — спросил его, чем вызвано подобное равнодушие, он ответил: «Дело в том, что — я позволю себе процитировать мисс Бид — само провидение заботится о детях и слабоумных, и потому, будучи мужчинами, вы вдвойне ограждены от всяких неприятностей».
Лицо Лили залилось румянцем. Джон расхохотался.
— В другой раз мы были в Турции, и нас пригласил в гости некий бедуинский шейх. Одна из сестер этого малого — между прочим, принцесса по рождению — прониклась к Эйвери нежными чувствами до такой степени, что изъявила желание выйти за него замуж. Должен признаться, она нас здорово удивила, — добавил Нейл с широкой улыбкой.
Лили, в сердце которой уже начала загораться ревность, изумленно уставилась на собеседника:
— Почему?
— Видите ли, — объяснил Джон, — при всех его претензиях на звание образцового джентльмена никто ведь не примет старину Эйвери за Оскара Уайльда, разве не так? Я имею в виду, что хотя он остроумен, как все… как все люди его круга, но…
— У него прекрасные манеры, — возразила Лили.
— У него вообще нет никакого понятия о манерах! — Джон рассмеялся, впрочем, без всякого злорадства. — Грубый, неотесанный малый, в котором не больше деликатности, чем в ударе дубинкой по голове, — вот каков Эйвери Торн.
У Лили не нашлось ответа на столь неслыханную дерзость, и она нахмурилась.
— Так или иначе, — продолжал Джон, — Эйвери остался к девушке равнодушным, и когда шейх спросил его о причине, он ответил: «Из меня выйдет скверный муж. Я слишком ребячлив, беспомощен и безответствен. Более того, если верить одному весьма авторитетному источнику, а именно мисс Лилиан Бид из графства Девон, то, что я пытался представить в глазах читающей публики как исследование последних белых пятен на поверхности земного шара, на самом деле является не чем иным, как стремлением найти самого крупного из ныне живущих приматов, чтобы затем вызвать его на кулачный поединок!»
Джон снова разразился неудержимым хохотом, который длился целых пять минут, так что в конце концов ему пришлось утирать слезы краешком рукава.
— Видели бы вы лицо того шейха!
— И что, его это смутило? — холодно спросила Лили.
— Нет! — выпалил Джон. — Вот это-то и есть самое забавное. Он прекрасно все понял! Он с глубокомысленным видом кивнул, вздохнул и заявил, что не прочь взять вас в
Жены!
— Я рада, что мои слова доставили столько радости многим людям.
— О да, могу вас заверить! — Он ободряюще улыбнулся ей сквозь слезы. — Неудивительно, что Эйвери так дорожил вашими письмами.
Лили замерла.
Как раз в этот момент в комнате снова появилась Кэти, слегка согнувшись под тяжестью чайного сервиза из гравированного серебра. Джон тут же вскочил и, приняв у нее поднос, поставил его на стол.
— Мне трудно выразить словами, с каким нетерпением мы ожидали каждого следующего вашего обмена письмами, — продолжал он тем же беззаботным тоном. — Не знаю, кто из нас был более горячим их поклонником — Эйвери или все остальные в нашей группе.
— Ты можешь идти, Кэти, — обратилась к горничной Лили.
— Хорошо, вот только открою окна. Сегодня такая чудесная погода…
— Иди, Кэти.
Горничная обиженно поплелась к выходу. Как только она скрылась за дверью, Лили поднялась со своего места.
— Мистер Нейл, боюсь, вы…
— Прошу прощения, — отозвался Джон огорченно. — Пожалуй, манеры у меня не лучше, чем у Эйвери. Врываюсь в чужой дом и сразу же начинаю выкладывать всю вашу историю. Просто у меня сложилось такое впечатление, будто мы с вами давно знакомы, вроде как члены одной семьи. К тому же я стольким обязан Эйвери, что вряд ли когда-нибудь смогу вернуть ему долг, и, что еще важнее, мне по-настоящему нравится этот здоровый сук… здоровый малый. Я мог бы сказать вам, что Эйвери для меня все равно что брат, — добавил он, и в первый раз за все время их разговора на лице его проступила грусть, — но это было бы не правдой. Эйвери Торн — мой предводитель и был им с самого начала, несмотря на то что именно я затеял эту экспедицию. Будь я одним из ваших шотландских горцев, он мог бы стать моим лэрдом. Будь я индейцем, он мог бы стать моим вождем. На всем свете нет другого человека, с которым я без единого протеста согласился бы пойти навстречу любой опасности и которому я бы с большей охотой доверил свою жизнь — что я и делал, притом не один раз, — заверил он ее самым серьезным тоном. — И Эйвери еще никогда меня не подводил, хотя сам он думает иначе. — Он начал беспокойно теребить свою шляпу. — Знаете, а ведь вы спасли ему жизнь! Лили покачала головой:
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
— О гибели Карла. — Улыбка исчезла с лица гостя, уступив место глубокой скорби. — Эйвери медленно убивал себя угрызениями совести. Не то чтобы он говорил с нами об этом, нет! Тогда бы мы знали, что ему ответить. Просто он не хотел лишний раз обременять нас, как мы постоянно обременяли его своими проблемами.
Он тяжело вздохнул, как будто воспоминания о случившейся трагедии до сих пор давили на него своей тяжестью.
— Нам не следовало перекладывать так много на его плечи, возлагать на него столько ответственности, однако он так легко со всем справлялся, понимаете?
Лили молча кивнула.
— Эйвери всегда делал то, что от него требовалось, всегда умудрялся найти выход, шла ли речь о переправе через реку, или о дипломатических переговорах с правительствами враждебных стран, или о чем-либо еще. Но после гибели Карла… Даже со стороны можно было заметить, что в нем что-то надломилось. Он стал вдруг замкнутым и молчаливым, нерешительным в мелочах и опрометчивым во всем, что касалось его личной безопасности. А потом пришло ваше письмо. — Джон, не удержавшись, дружески потрепал ее по руке. — Да благословит вас Бог! Я не знаю, что вы там ему написали, потому что Эйвери никогда не читал его нам вслух — да мы его об этом и не просили, — зато я не раз замечал, как он перечитывал его тайком, когда думал, что рядом никого нет, особенно после того, как нам случалось попасть в очередную крупную переделку, и тогда он буквально оживал на глазах. Ваше письмо сняло бремя с его
