– Боже мой, – прошептал Сент-Лайон. – С ней будет все в порядке?
– Нельзя с уверенностью сказать, пока ее не осмотрят, – ответила Шарлотта. – Но не осматривать же ее прямо здесь, на улице.
Из толпы появились двое слуг, тащивших широкую скамью.
Джинни осторожно подняли на скамью. Хотя это проделали очень аккуратно, она сразу же пришла в себя. Из ее горла вырвался страдальческий стон.
– Все будет в порядке, – успокаивая ее, сказала Шарлотта. – Сейчас мы унесем тебя отсюда.
– Куда? – с нетерпением спросил джентльмен в зеленом жилете.
– В мой дом, – ответил Сент-Лайон.
– Нет, – прошептала Джинни, остановив на Шарлотте страдальческий взгляд. – Прошу тебя.
– В мой дом, – сказала Шарлотта тоном, не терпящим возражений. – Я буду сама за ней ухаживать и сумею сделать это гораздо лучше, чем вы, граф.
Сент-Лайон не стал возражать и поднялся.
– Я подгоню свой экипаж, – сказал он и торопливо направился на противоположную сторону улицы.
– Лотти. – Слабый голосок был едва слышен. Джинни говорила с большим усилием. – Обещай мне.
– Успокойся, дорогая...
– Лотти, – повторила Джинни, уставившись на нее диким взглядом. – Ты должна пообещать мне.
– Да-да, конечно, – ворковала над ней Шарлотта, пытаясь ее успокоить. – Я сделаю все, что ты пожелаешь.
Джинни покачала головой.
– Ты должна понять, Лотти. Не позволяй никому отговорить тебя от этого. Ты должна поехать в замок Сент-Лайона вместо меня!
Глава 5
– Я так и сделаю, – заверила ее Шарлотта, осторожно укутывая легким одеялом стройную фигурку Джинни и стараясь при этом не задеть обернутую ватой и уложенную между двумя деревянными дощечками ногу. – Выпей, – попросила Шарлотта, подавая Джинни чашку горячего бульона. – Это поддержит твои силы.
Джинни нетерпеливо тряхнула головой.
– Россу можно доверять?
– Да, – сказала Шарлотта, ставя на стол чашку. – Я повторяю тебе еще раз, что его надежность не вызывает сомнения. А его преданность равнозначна твоей или моей.
– Я не сомневаюсь в его преданности. Я лишь сомневаюсь, что это преданность тому же делу, которому преданы мы, – пробормотала Джинни. Она закрыла глаза, борясь с приступом боли и с некоторым отупением, наступающим под воздействием лекарственных средств, которые приняла перед приходом Шарлотты. – Ты говорила, что получила послание от своего... другого товарища?
– Да, – сказала Шарлотта, нахмурившись при воспоминании о короткой записке, которую получила несколько часов назад. – Он хочет поговорить со мной сегодня.
– Вот как?
– Мы встречались с ним всего дважды, – объяснила Шарлотта с несколько озадаченным видом. – Он занимает исключительно важное положение, а поэтому необходимо держать его личность в тайне. Я впервые разглядела его как следует всего несколько месяцев назад. До этого мы обычно встречались под покровом ночи, и он всегда держался в тени. Но и тогда он заставлял меня оставлять послания под каким- нибудь камнем или в урне, а сам наблюдал за мной издали и лишь ютом забирал их.
– Чрезвычайно осторожный человек, – сказала Джинни. – Почему он сейчас изменил своим правилам?
– Не знаю. Подозреваю, что он услышал о происшедшем с тобой несчастном случае и теперь хочет узнать, каким образом это отразится на нашем плане.
– Тогда тебе лучше пойти на встречу, – сказала Джинни и закрыла глаза.
Шарлотта поплотнее закуталась в грубый плащ, радуясь тому, что, несмотря на исходивший от него отвратительный запах, она позаимствовала его у своей крайне удивленной судомойки. В этом грязном переулке, выходившем на Друри-лейн, даже самое простенькое платьице из ее гардероба показалось бы маяком. Возница наемного экипажа, опасаясь не только за свою лошадь, но и за собственную жизнь, наотрез отказался углубляться в этот воровской квартал и высадил ее на повороте в переулок, неохотно пообещав ждать в течение получаса.
Она не могла его винить. Стояла безоблачная, теплая погода, и вонь из сточных канав по обе стороны дороги, изборожденной глубокими колеями, чуть не заставила ее повернуть назад. Над переулком в пьяном беспорядке нависали друг над другом, словно грибы, ветхие дома, в которых большая часть окон была заколочена досками, чтобы не платить оконного налога[3], а скрипучие грязные лестницы вели в отвратительные маленькие комнатушки наверху. Группа молчаливых парней
