Заголовок в «Дер Шпигель» возвестил «АМЕРИКАНСКУЮ ТРАГЕДИЮ».
«Лондон Таймс» сообщила: «ЯНКИ ОПЯТЬ ЗА СВОЕ».
«Ле Монд» выдвинула теорию: быть может, это новый американский спорт, вроде футбола.
– Сложите оружие, – сказал президент ближе к концу трансляции. Он завершил трансляцию словами: – Давайте обнимем друг друга. Американец обнимет американца на глазах у всемогущего и всепрощающего Господа.
Горожане откликнулись сокрушительным орудийным огнем в любом направлении, где подозревали наличие репродуктора.
Листовками о сдаче, которые на бреющем полете тысячами разбрасывали самолеты, горожане подтирали жопы.
Сиеста
А что же сомбреро?
Оно с легкостью приспособилось к военному положению и дальше лежало посреди улицы, не замеченное обитателями городка и чудесным образом огражденное от военных операций, которые разворачивались вокруг.
Миллионы пуль, и осколки шрапнели, и ракеты, и бомбы деловито крушили, убивали и уничтожали все в пределах видимости, однако шляпа не получила ни единой царапины.
Лежала себе нетронутая.
Температура держалась на нуле.
У шляпы был такой вид, словно у нее сиеста.
Поистине – сомбреро на любой сезон.
Танк
Солдаты восхищались смелостью Нормана Мейлера, который вел военный репортаж о мятеже. Снова и снова он подставлялся под невероятной плотности орудийный огонь горожан.
Он был с танковым подразделением, пытавшимся прорваться в город, но понесшим чудовищные потери из-за противотанковых ракет, которые имелись у спятивших горожан.
Через несколько секунд после начала атаки девять танков вышли из строя, некоторые горели, а остальные просто замерли, разорванные ракетой, погрузившись в вечный покой танковой смерти.
Танк, в котором ехал Норман Мейлер, был подбит, и внутри погибли двое. Мейлер и остаток расчета выбрались наружу. Они из-гваздались в крови мертвецов. Куда ни глянь, воздух окисляли перестрелки. Очень опасная ситуация, но чудесным образом Мейлер выбрался живым. Через несколько секунд после его возвращения телерепортер брал интервью. Мейлер так изгваздался кровью, будто ранили его самого.
– Как это было? – первым делом спросили Мейлера.
Позже вечером сто миллионов американцев наблюдали, как изгвазданный кровью Мейлер говорит:
– Ад. Другого слова не подберешь. Ад.
Парикмахерская
Через три дня город был захвачен.
Внутри были мертвы более 6 000 человек, включая 162 раненых ребенка, убитых ракетой, попавшей в полевой госпиталь в подвале средней школы.
Мэр, Генерал Номерной Знак Доблести, покончил с собой, не желая попасть в плен. Он выстрелил себе в сердце, но умер не сразу. Прожил достаточно, чтобы крикнуть:
– АЯ четырнадцать девяносто два!
Три его товарища по оружию стояли рядом и рыдали.
На мертвом мэрском лице застыла легкая улыбка.
– Ч-черт, – сказал один товарищ.
Затем они бросили оружие, подняли руки и вышли за дверь парикмахерской, которая служила штаб- квартирой обороны города.
Мэр намертво сидел в парикмахерском кресле.
Он старался как мог.
Этого мало.
Но все же он был храбрец.
Боролся до последнего.
Ну что еще тут скажешь?
Он был американец.
Автограф
Тысячи солдат федеральных войск заняли город, пытаясь восстановить из чокнутой разрухи порядок, но никто не замечал сомбреро, лежавшее посреди улицы. Сотни транспортных средств – танки, джипы, грузовики и бронетранспортеры – носились по улице туда-сюда, но никто не коснулся сомбреро.
Оно чудом оставалось нетронутым на середине улицы оккупированного города.
Правда, когда закончилась последняя стычка, произошла одна интересная вещь: температура сомбреро постепенно вернулась к изначальной – к температуре, которая была несколько напряженных дней назад, когда сомбреро упало с неба.
Температура сомбреро вновь стала -24.
Один раз Норман Мейлер прошел мимо сомбреро, но тоже его не увидел. Посмотрел на него пару секунд и, может, разглядел бы, если б какие-то солдаты не подбежали, клянча автографы.
Норман Мейлер отвел глаза от сомбреро и дал солдатам автографы.
– Спасибо, мистер Мейлер, – сказали солдаты.
Однако Норман Мейлер отвернулся от сомбреро и больше к нему не поворачивался. Зашагал дальше по улице интервьюировать горожан, которых держали в плену в кинотеатре.
Он хотел выяснить, какого рожна они атаковали всю армию Соединенных Штатов.
Он прошел мимо сомбреро и его не увидел.
Бабушка
Ни один из выживших не был в состоянии связно разъяснить, что заставило их бунтовать и так отважно сражаться в столь невероятной бойне.
Они просто-напросто не знали, что случилось.
Это для них осталось загадкой.
Они только знали, что, едва начав, не могли остановиться.
Горожане, конечно, теперь ужасно раскаивались.
Выжившие лишь растерянно и устало качали головами.
А многие говорили:
– Не знаю, что на меня нашло.
Или:
– Я раньше ничего такого никогда не делал.
У них сердца разрывались из-за городских убитых и раненых и практически полного уничтожения их городка. И ужасно жалели тех, кого поубивали.
– Я так думаю, тут что ни скажешь, ничего уже не исправить, – сказала престарелая бабушка, свершившая свою долю убийств.
Полковник, который ее допрашивал, вынужден был прекратить допрос, потому что она заплакала.
– Я раньше ничего такого никогда не делала, – сказала она, и слезы катились у нее по щекам. – О господи, – сказала она. – О господи.
Полковник неловко посмотрел себе под ноги.
Он не знал, что бы такое ответить.
В Вест-Пойнте его не учили разбираться с такими ситуациями. У него не было опыта.
Он ждал, когда она перестанет плакать.
Полковник глянул, как мимо идет Норман Мейлер.
Потом снова глянул на старуху.
Та все плакала.
Полковник посмотрел себе под ноги.
Какую-то секунду недоумевал, за каким чертом двадцать лет провел в армии.
