Рут, миленькая!
Теперь, когда я дома и окончательно устроилась, мне хочется рассказать тебе, что такое быть хиппи в тридцать шесть лет.
Предоставив Гарри трахать половину Вашингтона, я внезапно столкнулась с вопросом «а что теперь?». Вернуться прямо сюда я не могла, так как дом был сдан до конца января. И значит, мне надо было чем-то заполнить три месяца. Я могла бы свалиться на тебя в Афинах, точно тряпичная кукла, и вы с Пирсом научили бы меня, что мне делать дальше с моей жизнью. Или я могла бы поселиться у Кевина, который все время меня об этом умолял, но мне меньше всего требовалось вновь связать себя с кем-то. Либо я могла бы деловито, профессионально снять квартиру со студией и положиться на то, что Билл, архитектор, предложит мне написать еще панно для непристойно богатых нефтяных магнатов.
Но я решила бросить все. Прежде я никогда этого не делала, и мне хотелось узнать, как люди ощущают себя при этом. А потому я упаковала дорожную сумку и отбыла в восточном направлении.
Я вовсе не собиралась стать хиппи. Я только хотела остаться совсем одна – наверное, проверка на независимость – с перерывом где-нибудь на Рождество, чтобы Клайв мог приехать ко мне. Сплошные иллюзии. Одна я не осталась. Через пять минут после приземления в Бомбее я каким-то образом примкнула к компании бродячей молодежи. В этом было какое-то странное утешение. Бесцельность сводит людей, становишься частичкой международного переселения кочевников – а в моем случае их выбранной старейшиной и фетишем. Они ухаживали за мной, будто я вот-вот должна была впасть в маразм. Для них я была реликтом века динозавров. («Неужели вы правда ВИДЕЛИ Джона Леннона?!») Они несколько удивились, когда на пляже в Гоа я достала гашиш, но и это не шло ни в какое сравнение с выражением на их лицах, когда я начинала раздеваться, чтобы вместе с ними войти в воду голышом. По тому, как они старательно смотрели в сторону, я не сомневалась, что они ожидают увидеть ужасающие тайны Саркофага Мумий. И меня очень взбодрило, когда выяснилось, что фигура у меня много лучше, чем у большинства девушек, которые были либо грудастыми, либо тощими. Затем они повысили ставки, устраивая между собой сокрушающие демонстрации промискуитета. Я была несколько сбита с толку: так убого это у них получалось. И решила не рассказывать им, что недавно я перетрахнулась со всеми мужчинами на моей улице. Пусть юность хранит свои грезы.
Затем произошло кое-что странное: нас подстерег гадальщик: «Дозвольте божественным силам Востока открыть вам истину» – ну, ты знаешь эту белиберду. Ребята подставили свои ладони для штудирования и выслушали обычный набор – брак, деньги, дети, преодоление всех бед. Но когда подошла моя очередь, он разглядывал мою ладонь очень долго, а потом сказал: «Ах, госпожа, я вижу много мужчин, так много! И много наслаждения, помилуй меня и спаси!» Вид у него был ошарашенный, но все равно ни в какое сравнение не шел с выражением на лицах ребятишек. Они ведь даже не подозревали, что среди них притаилась потаскушка-чемпионка, и потребовали подробностей. Так что я все-таки поведала им мою историю.
После чего они стали застенчивыми, доверчивыми и повадились подкрадываться ко мне, когда я была одна, чтобы заручиться моим советом, как найти работу, или о родителях, или о браке – то есть обо всем том, от чего, как мне казалось, они бежали. Знаешь, Рут, голый подросток под пальмой, расспрашивающий о возможностях на телевидении или в торговле недвижимостью, действует крайне охлаждающе.
Я рассталась с ними в Малайзии, съездила на Бали (где все говорили только о возможностях на телевидении или в торговле недвижимостью), встретилась с Клайвом на Рождество в Сингапуре, что оказалось неожиданно чудесным. Он был прелесть. Затем на пару недель (удушливейших) в Японию и, в заключение, последний месяц с друзьями в Гонконге, в который я влюбилась: запах этого порта сохранится в моих ноздрях навеки.
И никакого траханья. Ни единого раза. Правда, в Вашингтоне я позволила себе напоследок одну довольно публичную связь, назло Гарри (вторжение на твою территорию – русский посол – и Гарри заявил, что сукин сын ни за что не добьется для своей страны «статуса наибольшего благоприятствования»). А с тех пор – Джейнис Целомудренная. Хиппи слишком благоговели, чтобы посягнуть на меня, а мне очень нравилась моя роль матери-настоятельницы.
И вот я здесь, вновь на моей улице из аккуратных белых особнячков и стольких павших мужей, а ощущение такое, будто моего прошлого не было вовсе. Как я тебе уже сообщила, в Речное Подворье возвратилась респектабельность – перестеленная, как паркет. Ну а я уже снова работаю. Билл был в восторге, что я вернулась (архитектор-люкс в № 7 – помнишь? – мой патрон). Но выглядит он постаревшим лет на десять. Я была потрясена. Во время моего отсутствия грянула рецессия – и больше нет престижных обиталищ, требующих дорогостоящих панно Д. Блейкмор. Правда, у него есть для меня плейбойский заказ, обеспечивающий оплату газа примерно за месяц: какой-то индийский игрок в поло нуждается в мозаичном изображении на стене для украшения своего плавательного бассейна. Когда Билл мне это сказал, мы с ним обменялись взглядом. Что может требоваться играющему в поло радже для его бассейна? Сцена из матча ватерполистов? Навряд ли! Билл убежден, что он закажет английскую деревенскую сцену. Я сказала, что куда скорее это будет что-нибудь из «Кама-Сутры» или же тропический сад со служанками, несущими сладости Кришне, пока он в десятитысячный раз проделывает это с Радхой и протягивает ей свой член будто палочку в эстафете. Этот вариант меня не привлекает, сколь ни обильный урожай рупий он сулит. Погоди насмешничать, Рут! Membrum virili[5] – нелегкая задача для художника. Он же, так сказать, не лежит на поверхности. Так кого же я могу попросить позировать? Насколько помнится, у Роберта, мужа Аманды, самый лучший член на всей улице и наименее бывший в употреблении. Но только вообрази, как к нему обратиться по такому поводу? «Хм… Извините… Не могли бы вы… э… поставить его?.. Чудесно. Просто чудесно. А теперь удерживайте его в этой позе. Ну да, удерживайте именно так, пока я не сделаю набросок… Еще минутку, будьте добры… Ну, что же, продолжим на следующем сеансе».
Надеюсь, Билл прав и все ограничится шекспировским краем с лебедями и шиповником – на них я набила руку.
И уже набила руку на том, как удержать Гарри на расстоянии. От алиментов я отказываюсь; возможно, глупость и гордость, но я хочу быть независимой. В то же время я подкалываю его краткими посланиями с объяснением, что Клайву в школе абсолютно необходим страдивариус. Это его взбодрит.
А пока развод продвигается. Нелегко в этом признаться, поскольку ты настаивала, чтобы я развелась с Гарри, с того дня, как мы поженились. Ты знала, что он оттрахал даже патронажную сестру, которая приходила проверить, что малютка Клайв в хороших руках? Ну, во всяком случае, ушла она, зная, насколько надежны руки Гарри. Я, помню, все недоумевала, почему она приходила так часто, когда я все еще была в кровати. И даже не догадывалась, что и Гарри был в кровати. Знаешь, я так и не разобралась, любила ли я Гарри за то, что он – законченный сукин сын или же вопреки этому. Но одно я знаю твердо: любила я его сильнее, чем ненавидела даже в самые худшие дни и еще более худшие ночи: я хотела стать ближе с ним, состариться с ним, опустить финальный занавес с ним. Нет, правда. Может, он был просто знакомым мне дьяволом – и отцом моего сына (еще одного дьявола). Бог мой, я была такой молоденькой! Под конец меня пугала мысль остаться одной и, возможно, навсегда. Ты говоришь, что я красива и сексуальна и способна найти именно такого мужчину (и ведь я это доказала!). Но стоит мне влюбиться, как он либо оказывается
