— Но почему в тот вечер вы были там, в доме Озрена?
Амитай вздохнул:
— Я был там, Ханна, потому что тоже потерял ребенка. Дочь. Ей было три года.
— Амитай…
Я понятия не имела. Я знала, что он разведен. А о ребенке мне было неизвестно.
— Мне очень жаль. Как это произошло? От бомбы шахида?
Он покачал головой и слегка улыбнулся.
— Все думают, что израильтяне погибают на войне или от бомбы шахида. Некоторым из нас удается умереть в собственной постели. У дочки был врожденный порок сердца. Потеря ребенка… от этого в жизни наступает пустота. Я приехал в библиотеку с материалами от Израиля. Это часть проекта по восстановлению библиотеки. Услышал новость о сыне Озрена. И как отец проявил сочувствие.
Повисла неловкая пауза.
— Я не виню тебя за то, что ты меня подозревала. Ты уж поверь.
Он продолжил рассказ о том, как была найдена книга. Он немедленно заподозрил Вернера. Кто, как не он, мог так искусно сделать фальшивку, выставленную в Сараево?
— Но почему Вернер выбрал Яд Вашем?
— Он хорошо его знал. Работал там как ученый. Часто приезжал туда. И спрятать там Аггаду было проще всего. Ему было неважно, что никто не узнает, не отпразднует это событие. Его волновала лишь безопасность книги. Он решил, что Яд Вашем — самое безопасное место в мире. Даже если случится самое плохое и Израиль вступит в военный конфликт, мы защитим это место в первую очередь.
Амитай опустил глаза.
— В этом он, по крайней мере, прав.
— Вы его видели? Он арестован?
— Да. Я его видел. И нет: он не арестован.
— Но почему нет?
— Он в хосписе, в Вене. Он старый человек, Ханна. Очень слаб и не слишком адекватен. У меня много часов ушло на то, чтобы узнать все, что я тебе рассказал.
— Ну а Озрен? Его арестовали?
— Нет. Его даже повысили. Он сейчас директор Национального музея.
— Но почему вы позволили ему выкрутиться? Почему не предъявили обвинения?
Амитай глянул на Лоуэри.
— Израильтяне считают, что лучше, если это не станет известно общественности, — сказал Лоуэри. — Достаточно того факта, что книгу обнаружили в Израиле. К тому же доктор Генрих не может считаться надежным свидетелем. В общем, нет смысла возбуждать отрицательные эмоции. Выражаясь дипломатическим языком, лучше погасить скандал.
— Я все же не понимаю. Вы говорите, что израильское правительство готово вернуть книгу, так? Вы, конечно же, можете сделать это дипломатическим путем…
Амитай посмотрел на свои руки.
— Ты знаешь старую поговорку, Ханна? Два еврея — три мнения. В моем правительстве есть разные фракции. Некоторые будут настаивать на том, чтобы книга осталась в Израиле, — он кашлянул и снова взялся за стакан с водой. — Когда мистер Лоуэри говорит «израильтяне», он не имеет в виду правительство.
Я повернулась к Лоуэри.
— Как получилось, что в этой истории замешан департамент иностранных дел? В чем состоит интерес Австралии?
Лоуэри откашлялся.
— Премьер-министр — близкий друг президента Израиля, а президент — старый армейский друг Амитая. Поэтому мы оказываем им снисхождение, — он застенчиво улыбнулся. — Даже если вы и не особенно расположены к этому премьер-министру, мы надеемся, что вы поможете.
Амитай вмешался:
— Я мог бы контрабандой провезти книгу в Сараево. Без вопросов. Но что тогда? Можешь поверить: не так то легко было привезти ее сюда. Мы приняли решение и рискнули привезти Аггаду сюда из-за тебя, Ханна. Подумали, что ты лучше других сможешь убедить Озрена вернуть ее на законное место.
Амитай замолчал, а я сидела потрясенная, пыталась понять то, что мне сказали. Должно быть, у меня был пустой взгляд.
— Дело в ваших бывших с ним отношениях, — добавил Лоуэри.
Это уж слишком! Какого черта! Что вы можете знать о моих «бывших отношениях»? Как смеете лезть в мою личную жизнь? Что случилось с правами граждан?
Амитай поднял руку.
— Дело не только в вас, Ханна. Вы были в Сараево в опасное время. ЦРУ, Моссад, Генеральное управление внешней безопасности…
— В то время, — прервал его Лоуэри, — любой человек в бывшей Югославии был либо шпионом, либо тем, за кем следили. Или и тем и другим. Не воспринимайте все так болезненно.
Я в негодовании вскочила. Легко ему говорить. Понравится ли ему, если я вдруг скажу, с кем он спал шесть лет назад? Впрочем, при его работе всегда можно ожидать таких высказываний. Но меня это вывело из себя. Я специалист по книгам, а не дипломат, не секретный агент. И не человек, которым может помыкать Израиль. Или любая другая страна.
Вернулась к столу, посмотрела на Аггаду. Она пережила так много рискованных путешествий. Сейчас она лежала на столе в стране, не имевшей к ней никакого отношения. Она оказалась здесь из-за меня.
Несколько лет назад, вернувшись домой из Сараево, я отправилась в архив Австралийской национальной галереи и часами слушала там записанные на пленку интервью со своим отцом. Теперь я знала звук его голоса. Я различила в нем несколько слоев. В верхнем превалировали модуляции австралийца из глубинки. Это был голос молодого человека, выясняющего, что он любит и что намерен делать. Но под верхним слоем угадывались и другие. Намеки на бостонское детство. Слабые следы русского акцента. И время от времени проскальзывали интонации иврита.
«То, что я делаю, это я, ибо для этого я пришел», — я теперь знала, как прозвучит в его устах эта строка из стихотворения Хопкинса.
«То, что я делаю, это я».
Он делал искусство, а я его спасала. Это работа моей жизни. То, что я делаю. Но это — риск. Большой риск. А это — совершенно определенно — не то, что делаю я.
Я повернулась и прислонилась к столу. Ноги дрожали. Мужчины смотрели на меня.
— А если меня поймают? Обнаружат украденную работу стоимостью пятьдесят… шестьдесят миллионов долларов. Что тогда?
Амитай вдруг очень заинтересовался собственными руками. Лоуэри, глядя из окна, уставился на сотрудников офиса, завтракавших и загоравших между делом в Ботаническом саду. Оба молчали.
— Я задала вам вопрос. Что, если меня поймают и обвинят в краже великого произведения мировой культуры?
Амитай посмотрел на Лоуэри, а тот все не мог оторвать взгляд от окна.
— Ну?
Амитай и Лоуэри заговорили одновременно.
— Австралийское правительство…
— Израильское правительство…
Оба остановились, посмотрели друг на друга и одинаково показали рукой: «после вас», мол. Это было почти комично. Лоуэри заговорил первым:
— Видите то место, под фиговыми деревьями? — Он указывал на травянистую возвышенность в гавани. — Какое совпадение. Здесь снимали финальную сцену фильма «Миссия невыполнима-2».
В Сараево построили новый аэропорт. Нарядный, гражданский, с красивыми барами и магазинчиками сувениров. Одним словом, нормальный.
