- Само собой. У меня целый списочек приготовлен. Но вы об них не думайте, вы лучше о себе позаботьтесь. Бегство главаря всем будет на руку: и вам, и мне, и арестованным. Мы всё на вас одного свалим, все оборванные ниточки к вашей фигуре сведем. Остальным от этого облегчение выйдет, так что своим исчезновением вы еще и людям поможете. Ну, не теряйте времени. Как говорится, с Богом! - Майор крупно перекрестил Никитина. - Скажите только, в какую сторону скрываться станете, - я отправлю погоню в противуположном направлении.
Тут прапорщик наконец поднялся, но еще не уходил.
- Если я правильно понимаю, вы желаете лично доложить министру о заговоре?
- Именно что лично. Прямо сейчас и помчу навстречу его сиятельству. - Жандарм вынул новую спичку. - А вам выражаю искреннее свое восхищение. Выслушали всё без истерик, без эмоций. Ни один мускул не дрогнул. На следствии вы нам определенно ни к чему. Исчезайте. Навсегда.
- И письменного донесения о заговоре министру вы еще не отправляли? - зачем-то всё выпытывал Олег Львович.
- Помилуйте! Весь эффект пропадет.
Тогда Никитин тихо, сам себе сказал:
- Безусловная, беспримесная гадина.
- Что-с? - удивился майор.
Прапорщик схватил со стола бюст императора, довольно изящно размахнулся и проломил майору висок крылом бронзовой каски.
На папки, на бумаги хлынула кровь. Жандарм, закатив глаза под самый лоб, прополз грудью по столу и свалился на пол.
'Зигзаг, снова зигзаг', - шептал Олег Львович, быстро шагая по коридору и пряча в карман донесение честноковского агента.
Обед остыл. Разогревать приготовленные в кляре раковые шейки - только губить блюдо. Коротая годы одиночества, Алина часто воображала, как они заживут одним домом и, чтоб быть во всеоружии, научилась готовить не хуже привозных французских поваров. Даже известие о раковых шейках не застало ее врасплох. Наташа была послана на базар и вернулась с полуведерком черных клешастых тварей. Тесто удалось на славу, не разочаровала новая сковорода, не подвел и сливочный соус. Потому-то хозяйка и сердилась.
Это состояние наполняло душу счастьем. Муж (да, именно муж!) задерживается по служебным делам, из-за этого пропали кушанья. Обыкновенная семейная неприятность. Это ль не счастье?
Потом он придет, всё объяснит, будет просить извинения. Она его сначала выбранит, потом простит. Они помирятся и будут, смеясь, есть холодное липкое тесто. Счастье! Вечернее меню обсудят вместе - надо же знать, как угодить гостям Олега Львовича. Снова счастье!
В ожидании она начала решать трудную проблему: как они станут друг дружку называть. Не все же на 'вы' да по имени-отчеству. Сначала, наверное, он станет говорить просто 'Алина', однако это слишком сухо. Любящие супруги, когда нет чужих, всегда обращаются один к другому как-нибудь по-особенному. Какое ласковое имя изберет он: Аля или Лина? Этот вопрос ее волновал. 'Аля' и 'Лина' - две совершенно разные женщины. Аля представлялась ей милой домоседкой, хозяйственной хлопотуньей. Лина - возвышенной светской дамой, далекой от всякой прозы. Какой из двоих он захочет ее видеть, такой она и станет.
А он всегда будет только 'Олег'. Твердое имя, негибкое. В детстве, когда Алина еще не знала своего дальнего родственника, ей воображался какой-то сказочный варяг. Это теперь благодаря Пушкину развелось видимо-невидимо Олегов, а двадцать лет назад днем с огнем было не сыскать. Кажется, Никитин-отец увлекался стариной и древними летописями, оттуда и выудил экзотическое прозвание.
Со вчерашнего дня, с того самого момента, когда Никитин пообещал, что они больше никогда не расстанутся, в сердце Алины поселилось великое спокойствие. Ей хотелось только одного: благодарить Бога, судьбу и людей, которые сделали это счастье возможным.
Была особа, перед которой Незнамова чувствовала себя в неоплатном долгу, - великодушная и щедрая Дарья Фигнер. Прямо с утра Алина послала к ней записку. Послание взяли, но сказали, что барышня еще вчера уехала и неизвестно, когда вернется.
Вдруг - в разгар переживаний из-за остывшего обеда - калитка открылась. Во двор вошла очаровательная блондинка, с которой Алина три месяца назад видалась на бирюлевской почтовой станции.
Радостно вскрикнув, хозяйка бросилась встречать свою благодетельницу.
Та выслушала горячие слова признательности с понятным для деликатной девушки стеснением. Сказала, что только-только вернулась из поездки, прочла записку и решила немедленно явиться. Дарья Александровна была очень бледна - видимо, поездка ее утомила.
Прошли в комнату, где Алина устроила столовую-гостиную.
- Как удачно, что вы пришли именно теперь! Не угодно ль отобедать? Будет кому оценить мои кулинарные способности. Я только немного оживлю соус. Олег Львович присоединится к нам позже. Я даже рада, что его пока нет. Нам о стольком нужно поговорить!
- Я знаю, что его нет, - сказала Дарья Александровна, покачав головой в знак того, что есть не хочет. - Я видела из окна, как он шел к гостинице 'Парадиз'. Потому и пришла. Есть кое-что, в чем я обязана перед вами повиниться...
- Вы? Предо мной? Ах, милая Дарья Александровна...
- Я не милая! - Голос девушки зазвенел, на ресницах блеснули слезы, на щеках проступили розовые пятна. - Я низкая интриганка! Я предательница! Вы доверились мне, поручили моим заботам самый смысл вашего существования, а я... - Она закрыла лицо руками. - Нет, я не могу смотреть вам в глаза...
- О чем вы говорите? - растревожилась Незнамова. - Я не понимаю!
- Я влюбилась в Олега Львовича, - глухо донеслось из-под сдвинутых ладоней. - Мало того - у меня не хватило сил побороть свое чувство, и я... Я попыталась добиться его взаимности... Вам нечего опасаться. Он отверг меня. Он вел себя безупречно. Но я! На какие мерзости оказалась я способна под воздействием страсти! Знаете, я не могла потом оставаться в отцовском доме. Стыдилась стен, которые были свидетелями моего позора! Я сорвалась ехать в Петербург. Но по дороге поняла, что от себя сбежать невозможно. Я должна вернуться, честно вам во всем признаться. Принять от вас заслуженные упреки и презрение. Может быть, тогда я сумею стать прежнею Дашей...
Бурную исповедь Алина слушала с волнением, схватившись рукой за сердце. Когда же речь бедной девушки оборвалась рыданиями, она воскликнула:
- Я не виню вас! Вы - женщина, чувства в вас сильнее рассудка. Я сама такова. А он - лучший мужчина на всем свете. Было б странно, если б вы не потеряли из-за него голову. Я не испытываю к вам презрения - лишь одно сочувствие, поверьте!
Она взяла барышню за плечи, и обе заплакали, обнявшись.
- Пусть вы будете счастливы, вы выстрадали свое счастье, - горячо шептала Даша. - И скажите ему, что я прошу у него прощения. Больше ни вы, ни он меня никогда не увидите!
- Отчего же? Вы одержали над собою победу, когда решились всё мне рассказать. Теперь мы трое можем быть дорогими друзьями! Ах, вот и Олег! - Алина показала в окно. - Скорее вытрем слезы. Он ничего не должен знать.
Девушка вся задрожала, обернулась. Ее мокрое лицо выражало страх.
Во двор действительно вошел Никитин, однако проследовал не во флигель, а к капитану Иноземцову.
- Слава Богу! Господь сжалился надо мной, - пролепетала Даша. - Теперь я успею уйти. У меня нет сил его видеть. Поймите...
Алина не стала настаивать. С сочувствием и печалью поглядела она на бедняжку.
- Вы можете выйти через спальню. Там дверь в задний двор и еще одна калитка, в переулок. Служанку я послала в лавку за покупками, вас никто не увидит.
- Прощайте...
