Ученики мои собираются уходить.
— До свидания, мамаша! — И Шнир крепко жмет Юзефе руку. — Спасибо вам!
А Степа Разин сердечно обнимает ее:
— Вы — золото!
— Кастрюльное? — усмехается растроганная Юзефа.
— Нет, самое настоящее! Пятьдесят шестой пробы!
В институте учебный день проходит как в тумане. Хорошо, что никто из учителей не вызвал меня: я бы лыка не связала, хотя знаю уроки хорошо. Но все мои мысли дома, около того баульчика, где среди Юзефиной смертной справы ждет меня книжка «Андрей Кожухов»…
Возвратившись из института, застаю новость: Сенечка нездоров. В чем его нездоровье, толком неизвестно.
Папа говорит:
— Вздор! Пустяки! Оденьте его, и пускай бегает!
И в самом деле — в горлышке у Сенечки чисто, глотать ему не больно. Температура почти нормальная: 36 и 7 десятых. Головка тоже не болит. Но у мамы свои приметы болезней. Сенечка ей сегодня, как она выражается, «что-то не нравится» — какой-то он кислый, квелый, глазки невеселые. Нет, пусть лучше полежит денек в постельке.
Меня, маленькую, так не баловали, не нежили — папа этого не позволял. Ежедневно обливали меня холодной водой, заставляли ходить по нескольку часов в день босиком: летом — в саду, а зимой — в комнатах, по полу.
— Да, — говорит мама, — с Сашенькой это было можно: она была здоровенькая. А Сенечка такой хрупкий, постоянно хворает.
— Оттого и хворает, что растишь ты его, как спаржу: в парнике, под стеклом! А Сашенька была здорова вот именно оттого, что…
— …оттого, что росла, как крапива под забором! — с укором подхватывает мама. — Вспомнить страшно, как ты над ней мудрил! Я была молодая, слушалась тебя, все твои выдумки исполняла.
— Зато теперь ты отыгрываешься на Сенечке! А он — шельмец — и пользуется этим.
— Да… — подтверждает Сенечка голосом кротким и слабым. — Я — шельмец. Я — очень шельмец… (Он считает, что «шельмец» — это название его болезни!) И пусть мама даст мне в постель ту фарлафоровую птичку, я буду с ней играть.
В такие дни, когда Сенечка лежит в постели из-за того, что он маме «что-то не нравится», ему разрешается играть не только своими игрушками, но и любыми вещами в доме. Каждые пятнадцать минут мама с озабоченным, встревоженным лицом пробует губами, не горячий ли у мальчика лобик, и беспрекословно исполняет все его прихоти.
Никакие папины замечания и насмешки не достигают цели.
Мама даже приглашает к Сенечке доктора Ковальского. Ведь папа, говорит она кротко, не специалист по детским болезням.
Пусть Сенечку лечит специалист.
Кто обижен этим — просто кровно оскорблен! — это Юзефа.
Она обижается за папу!
— Новая дела! — яростно ворчит она, натирая в комнате пол. — Не понимает уже наш пан доктор детинные хворобы. Не понимает, ха!.. А я вам скажу: он панские хворобы не понимает!
Панская хвороба у Сенечки, вот что!
— Нет, Юзенька, — говорит Сенечка все таким же слабеньким голоском, — я больной. Сам папа говорит, что я — шельмец.
Это очень опасная болезнь…
Замечательно, что Сенечка не врет, не притворяется. Он вообще очень правдивый мальчик. Но он мнительный. Ему передается мамина тревога. И он всерьез чувствует себя слабым и больным.
— Дай, мамочка, мне ту вазочку с буфета, я буду наливать в нее воду и выливать обратно, это будет очень смешно… — просит он все тем же «умирающим» голосом.
Конечно, мама спешит исполнить волю своего больного сынишки. И, конечно, через полчаса Сенечка нечаянно проливает всю воду из вазочки на свою подушку и одеяло.
— Хворый, хворый, а вещи портишь! — укоряет его Юзефа.
— Так мне ведь скучно, — оправдывается Сенечка.
Чтоб развеселить Сенечку, мама поет его любимую песенку:
— Мамочка, знаешь, чего бы я хотел? Чтоб ко мне пришел в гости Дарвалдай. Со своим колокольчиком. Я бы в этот колокольчик звонил…
Сенечка не понимает, что колокольчик — дар города Валдая, где такие колокольчики изготовляют. Он считает: живет где-то человек по имени Дарвалдай, у которого есть звонкий колокольчик!
Все эти разговоры я слушаю, как говорится, вполуха. Торопливо пообедав, я засела за чтение «Андрея Кожухова» — и все окружающее перестало существовать для меня…
Между тем в соседней комнате Сенечка, пользуясь своей болезнью, мучает и пиявит уже не маму, а дедушку.
Тот пришел проведать больного внука, а внук требует от него:
— Дедушка-а-а, расскажи что-нибудь…
— Что я могу тебе рассказать, несчастье ты мое? — удивляется дедушка.
— Ну, расскажи, что ты видел на улице, — подсказывает Сенечка.
— Мадам Пумпянскую я видел! В новом пальто! С каракулевым воротником… Тебе это интересно?
— Не-е-ет. А что ты читал в газетах, дедушка?
— Государь император принял итальянского посла маркиза де Монтебелло… Интересно тебе?
— Не-е-ет. Расскажи сказку, дедушка. Как жил-был царь.
Громко, страдальчески вздохнув, дедушка начинает:
— Жил-был царь…
— С царицей? — уточняет Сенечка.
— А на что ее, царицу? Без нее обойдемся!
— Нет! — сурово поправляет Сенечка. — Царь всегда живетбывает с царицей. «Жили-были царь с царицей…» И у них всегда что-нибудь плохо. Например, детей нету или еще что-нибудь…
Ты забыл это, дедушка?
— Верно. Забыл… — виновато говорит дедушка, который понятия не имеет ни о каких сказках и не умеет придумывать их. — Значит, жили-были царь с царицей. Сидят они, значит, у себя в столовой. И — совершенно верно! — они именно огорчаются:
«Что за безобразие? Почему у всех людей есть дети, а у нас нету? Что, мы их прокормить не можем, что ли?»
— А как они одеты, царь с царицей?
— Ну, «как одеты»! Прилично одеты, конечно. Не хуже, чем мадам Пумпянская в ее новом пальто! Царь в крахмальной сорочке, с галстуком, при часах с золотой цепкой. Царица тоже — в новой шляпке…
— Нет! — неумолимо перебивает Сенечка. — У них на голове не шляпки, а золотые короны!
— Правильно, короны. Я забыл. Ну, сидят себе царь с царицей. И вдруг… — Дедушка мучительно старается придумать, что бы такое могло случиться «и вдруг». — И вдруг к ним во дворец вбегает…
— …лягушка? — Сенечка цепенеет от ужаса: он очень боится лягушек.
— Ну-у-у, лягушка! — пренебрежительно бросает дедушка. — Стоит ли быть дарем, чтобы к тебе в комнату могла вползти всякая пакость!
— Так кто же к ним вбегает, дедушка?
Но дедушка уже окончательно иссяк: он больше не в состоянии придумать ничего сказочного.
— Кто к ним вбегает?.. — повторяет он. — А черт его знает, кто к ним вбегает! Слушай, мальчик. Давай я тебе лучше расскажу, как петух испортил яичницу, а?
— Это такая сказка про петуха? — недоверчиво спрашивает Сенечка.
