партию. Ему уже мерещился титул. Приятно было бы прочесть имя своей дочери в числе имен пэров, прежде чем умереть. Но все эти мечты разрушились, когда мисс Валлори однажды объявила ему, что мистер Вальгрев накануне вечером сделал ей предложение и что она намерена, с позволения отца, выйти за него замуж, что против воли отца она этого не сделает, но и за кого-нибудь другого никогда не выйдет.
Вилльям Валлори был поражен. Он ничего не подозревал, ничего не замечал. Сближение молодых людей началось с нескольких случайных встреч на лондонских цветочных выставках. Губерт Вальгрев был чаще других приглашаем на обеды в Акрополис-сквер; в числе его знакомых было много знакомых мисс Валлори, у которых он часто встречался с ней в течение лондонского сезона. Затем последовало осеннее приглашение на дачу мистера Валлори в Райде. Там начались долгие прогулки по набережной, прогулки при свете луны, прогулка на яхте — самое увлекательное из всех удовольствий, и Августа Валлори, никогда не страдавшая морскою болезнью, была особенно хороша в своем морском костюме, сшитом лучшею французской модисткой.
И в одно прекрасное августовское утро, на борту «Ариона», яхты мистера Валлори, Губерт Вальгрев сказал себе, что он влюблен в Августу. Она сидела против него, делая вид, что читает роман, одетая в голубое и белое, с мягким кашемировым шарфом на стройной талии и в соломенной шляпке с пучком белых и голубых перьев, спускавшихся на ее густые черные косы.
«А почему бы мне не жениться на ней? — спросил он себя. — Это кажется несбыточным, но я, по- видимому, нравлюсь ей, и за кого-нибудь должна же она выйти замуж. Ее состояние было бы большим подспорьем для меня, и сама она такая женщина, которая способна помочь мужу добиться хорошего положения в свете, если бы даже у нее не было ни гроша. Она единственная женщина, которая мне нравится и, кажется, единственная, которой я могу нравиться».
В этот период своей жизни Губерт Вальгрев не имел никаких экзальтированных понятий о чувстве, играющем главную роль в жизни одних и никакой в жизни других. Он намерен был жениться не иначе, как чтобы женитьба принесла ему несомненные материальные выгоды. Если он женится, то женится на деньгах. Его доход, удовлетворивший все его потребности, был бы до смешного мал, если бы пришлось содержать на него жену и детей. Намерения его на этот счет была самые определенные, но он никогда не был искателем богатых наследниц. Ни за какие блага в мире не женился бы он на женщине безобразной или глупой или почему бы то ни было непривлекательной. Он не заискивал перед мисс Валлори. Судьба сблизила их, он только воспользовался своими шансами. Из всех мужчин, которых она знала, он обращался с ней всех небрежнее, менее всех преклонялся пред ее красотой и богатством. Может быть, это-то и было причиной, что она влюбилась в него, насколько это было в ее характере.
И в один лунный вечер на лужайке в Райде, мистер Вальгрев сделал предложение спокойным, благоразумным, вполне джентльменским тоном.
— Я, конечно, понимаю, моя милая Августа, — сказал он в заключение, — что я вовсе не подходящая партия для вас и что мне следует сделать гораздо более, чем я сделал до сих пор для приобретения приличного положения в обществе, прежде чем рассчитывать на одобрение со стороны вашего отца, но я не боюсь тяжелой работы, и если только вы расположены ко мне, я буду в силах сделать что угодно, проложить себе дорогу к шерстяному мешку или что-нибудь в этом роде.
Затем, мало-помалу, он заставил мисс Валлори признаться, что она расположена к нему, даже очень расположена, что он ей нравился с самого начала. Такое признание было все, чего можно было ожидать от благовоспитанной девушки.
— Вы не были ко мне так глупо внимательны, как другие, — сказала она, — и поэтому вы мне нравились больше других.
Мистер Вальгрев улыбнулся и дал себе обещание, что мисс Валлори никогда не будет иметь основания жаловаться на излишнее внимание с его стороны.
Прошло немало времени прежде чем мистер Валлори пришел в себя после неожиданного признания дочери, но мало-помалу он успокоился и даже согласился назвать Губерта Вальгрева своим будущим зятем.
— Я не скрою от вас, что для меня это разочарование и очень тяжелое разочарование, — сказал он. — Я надеялся, и имел, кажется, право надеяться, что Августа составит блестящую партию. Но вы мне всегда нравились, Вальгрев, и… если дочь моя твердо решилась, я не буду препятствовать. Надеюсь, что вы не имеете намерения жениться немедленно?
— Это вполне зависит от вас, мистер Валлори. Я со своей стороны желал бы только приобрести какое-нибудь определенное положение прежде чем просить Августу разделить мою судьбу. Я не способен жить на содержании у жены, а мои средства еще недостаточны для того чтобы доставить ей что-либо подобное той обстановке, к которой она привыкла.
— Все это высокопарный вздор, — воскликнул мистер Валлори с нетерпением. — Женившись на Августе, вы женитесь и на ее деньгах. Если же вы хотите ждать, пока не наденете шелковую мантию, то ждите, пожалуй, если это нравится вам и ей. Чем дольше она проживет со мной, тем лучше для меня. Но я ручаюсь вам, что вы состаритесь прежде, чем приобретете положение достойное ее. Она сделала незавидный выбор, мой милый Вальгрев, и нечего нам скрывать это друг от друга.
Смуглое лицо мистера Вальгрева омрачилось, и выразительные губы сжались.
— Если выбор уж так плох, сэр, — сказал он, — вам еще не поздно взять назад ваше согласие, а мне мое предложение.
Великий Вилльям Валлори испугался не на шутку. Его единственная дочь была девушка с характером, и уже немало неприятных сцен было у него с ней по этому поводу.
— Нет, нет, друг мой, — сказал он поспешно. — Избави Бог. Как вы щекотливы! Разве я не сказал вам, что вы мне нравитесь? К тому же тут замешаны чувства моей дочери. Если ей хочется выйти замуж по любви, она имеет средства исполнить свою фантазию. Ваш брак не будет идиллией в хижине, а если и будет, то в хижине вполне приличной, с каретными сараями и тому подобным.
И Губерт Вальгрев получил согласие гораздо легче, чем мог ожидать. Он сделался женихом молодой девушки с тремя тысячами годового дохода в настоящем и с безграничным богатством в будущем. Это походило на фантастический сон, но мистер Вальгрев принял неожиданную милость судьбы очень спокойно, как будто давно этого ожидал.
Только раз решился Вилльям Валлори спросить о родне своего будущего зятя.
— Я никогда не слыхал, чтобы вы говорили о вашем семействе, — сказал он, когда они сидели однажды вечером вдвоем в большой столовой с помпейским кувшином кларета на столе. — Нечего и говорить, что я был бы очень рад познакомиться с кем-нибудь из ваших родных.
— У меня нет родных, — отвечал мистер Вальгрев сухо. — Августа не получит свадебных подарков от родни своего мужа, но зато ей и не придется содержать бедных родственников. Мои родители умерли, когда я был еще мальчиком. Я вырос в Эссексе у незамужней тетки, но и ее уже нет на свете. Она была очень добра ко мне.
— Ваш отец, вероятно, занимался какою-нибудь профессий, — решился заметить мистер Валлори, не совсем довольный несообщительностью своего будущего зятя.
— Нет, он жил на свои собственные средства и прожил их.
— Но по крайней мере обеспечил вас?
— Он оставил мне триста фунтов годового дохода, благодаря услугам одного друга, имевшего на него большое влияние. Деньги были укреплены за мной таким образом, что отец не мог тронуть их. Иначе мне пришлось бы кончить жизнь нищим.
— Вы не с добрым чувством говорите об отце.
— Может быть, я не отличаюсь сыновним уважением. Отец не сделал для меня то, что мог бы сделать, и я еще не в силах простить это ему. Он был дурным отцом и, признаюсь, мне тяжело говорить о нем.
После таких слов мистер Валлори не стал расспрашивать более. Он видел, что Губерт Вальгрев джентльмен, а много или мало у него родни, или вовсе ее нет — было неважно. Мистер Вальгрев был умен, энергичен, трудолюбив, и можно было поручиться, что он пойдет далеко.
«Я отдаю свою дочь не праздно шатающемуся. Он не промотает состояние жены, и это мое единственное утешение,» — думал мистер Валлори.
Он действительно не имел повода жаловаться на поведение своего будущего зятя. С тех пор как его
