Когда Ричард Редмайн освоился с своею утратой и начал привыкать видеть Брайервуд без Грация, хотя его дом все еще производил на него впечатление места, в котором лежит покойник, он решился подвести итог тем немногим фактам, которые ему удалось выпытать от мистрис Джемс.
Все, что она могла сообщить ему, имело для него мало значения. Она настаивала на том, что бдительно охраняла честь своей племянницы и не замечала за своим жильцом ничего дурного.
— В первые три недели после его приезда к нам, я не спускала глаз с Грации, — сказала она, оправдываясь пред братом своего мужа, обвинявшим ее в беспечности. — Я боялась, что он вскружит ей голову глупыми комплиментами.
— Только в первые три недели! — возразил Ричард с горечью. — А потом вы закрыли глаза и уши и предоставили ему говорить и делать что угодно.
— Потом я действительно следила за ними уже не так пристально, Ричард. Я знала, что Грация хорошая девушка, а он казался таким безукоризненным джентльменом. Он был лет на пятнадцать старше ее и, по-видимому, не интересовался ничем, кроме своих книг.
Мистрис Джемс рассказала ему некоторые события минувшего лета и представила их в таком виде, как смотрела на них сама.
— Однажды они устроили пикник, — сказала она, — и мистер Вальгри был внимателен с Грацией, но не особенно. Вечером с ней сделался обморок, и мистер Вальгри был очень огорчен и принял в ней большое участие. Вскоре после своего отъезда из Брайервуда он прислал ей прекрасный золотой медальон, в благодарность за внимание к нему ее тетки. Из таких голых фактов Ричард Редмайн должен был вывести какое угодно заключение.
Он мог вывести только одно заключение: что дочь его пропала и что жилец мистрис Джемс был единственный человек, которого она могла полюбить.
Расспросы показали ему, что средства, употребленные его братом и женой его брата для отыскания Грации, были самые ничтожные. Джемс ездил в Лондон и советовался там с своим школьным товарищем, стряпчим самого темного разряда, который отослал его в одну частную контору для справок. Хозяин конторы сказал ему: «Объявите в газетах» — и протянул алчную лапу за деньгами, но Джемс Редмайн решительно отказался от его предложения. Он не хотел, чтобы все Кентское графство узнало, что племянница его сбилась с пути. Хозяин конторы сказал ему, что в объявлении можно употребить такие выражения, которые будут поняты только его племянницей, но Джемс остался непреклонен.
— Нет, — сказал он упрямо. — Если вы не можете отыскать мою племянницу, не печатая ее имени в газетах, я буду ждать возвращения ее отца, и ручаюсь вам, что он не замедлит найти ее.
Простодушный Джемс имел самое высокое мнение о брате своем Ричарде. Все возможное для смертного человека было, по его мнению, возможно и для Рика.
Первым делом Ричарда Редмайна было напечатать в «Тimes», в двух других лондонских ежедневных газетах и в двух еженедельных кентских изданиях следующее объявление:
«Грация. Отец твой дома. Возвратись или напиши. Любовь и прощение».
Объявление появлялось день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Читатели сначала соображали, что оно значит, потом привыкли к нему, наконец начали считать его такою же необходимою частью своей газеты, как имя и адрес издателя в конце последнего столбца. А пока они соображали, удивлялись и привыкали, Ричард Редмайн ходил по лондонским улицам в долгие летние дни и до глубокой осени отыскивал свою дочь и ее соблазнителя.
Он даже не знал имени человека, которого искал. Мистрис Джемс никогда иначе не называла своего жильца, как мистер Вальгри и выдала его за мистера Вальгри брату своего мужа. Когда он попросил ее написать его имя, она сделала несколько попыток, но каждый раз путалась в лабиринтах согласных. Такого же труда стоило бы ей написать заглавие прозаических творений Джона Мильтона.
— Почем мне знать, как пишется его имя! — воскликнула она наконец, видя что из всех ее комбинаций ничего не выходит. — Я не видала, как оно пишется и никогда не была сильна в правописании. А могу вести какие угодно счеты и не ошибиться ни на копейку, но сложить имя, которое я не видала написанным, было для меня всегда китайскою грамотой. Я знала, что его зовут Вальгари, и с меня этого было довольно.
И Ричард Редмайн искал человека по имени Вальгри, искал безуспешно, но с непоколебимым упорством и с надеждой на успех, хотя руководствовался только поверхностным словесным описанием его наружности. Между тем даже мистер Вальгрев исчез с лица земли, насколько имя есть представитель человека, уступив место Г. В. Гаркросу, в Мастодонт Кресчинте, Гросвенор-Плес, известному за человека, женившегося на дочери старого Валлори. Его профессиональная репутация не была еще так значительна, чтобы затмить богатство его жены.
Не будем останавливаться на этой тяжелой эпохе в жизни Редмайна. Этот энергичный человек, вернувшийся из своего двухлетнего добровольного изгнания, гордый и торжествующий, был еще не разбит, но в его темных волосах показалась седина, вокруг блестящих серых глаз образовались глубокие морщины, на лице появился отпечаток утомления. Он долго надеялся вопреки безнадежной действительности, но наконец и его надежда стала истощаться.
Он не удовольствовался своим объявлением в лондонских и кентских газетах, но напечатал его в «Galignani» и в нескольких других заграничных изданиях, и напечатал таким крупным шрифтом, что трудно было предположить, что его можно не заметить, а способна ли была Грация, заметив его, не внять просьбе отца?
Вскоре после своего возвращения в Англию он написал мистеру Спеттингу, прося его отыскать все письма, приходившие на его имя до и, после его отъезда из Австралии и прислать их ему. Спеттинг исполнил его просьбу и прислал ему вычурное письмо Джемса Редмайна с уведомлением о побеге его дочери, но письма, которое Грация сама обещала написать отцу не оказалось.
Между тем, в продолжение всего этого горькою периода уменьшения надежды и усиления отчаяния, Ситные Луга, новое поместье, которое предназначалось быть отрадою и гордостью преклонных лет Ричарда Редмайна, оставались в запустении и давало приют приезжим и охотникам. Необходимо было заняться им, не теряя времени, определить границы, насадить изгороди и вообще водворить порядок там, где все было плодородною пустыней. Сознание этой необходимости было второстепенным источником беспокойства для Ричарда Редмайна. Хотя все его мечты и планы уже разрушились, но в лучшие минуты он еще надеялся, что они осуществятся, если он найдет свою дочь, и тогда его мучила мысль, что плодотворная земля, купленная на деньги, заработанные в поте лица, пропадает даром.
Он решился наконец послать туда брата с его семейством. Он не мог не сознаться, что Джемс и его неотесанные сыновья сделала без него чудеса в Брайервуде. Чего не сделают они на более богатой почве? С Брайервудской фермой он справится сам. Он останется ждать в ней свою заблудшую дочь и содержать в порядке для нее ее комнату, в которой она жила с детства до рокового дня своего побега.
Однажды вечером, приехав на несколько часов в Брайервуд из Лондона, он высказал брату свой план в присутствии всего семейства и, с горечью вспоминая свои несбывшиеся планы, описал им яркими красками свое австралийское имение. В первую минуту его предложение привело мистрис Джемс в ужас, а остальные члены семейства не смели высказать свое мнение в ее присутствии. Как! Покинуть Брайервуд и свою родину и уехать жить с красными индейцами или с кем-нибудь в этом роде, пожалуй, с неграми. Она скорее согласилась бы умереть с голоду, чем взять в рот пищу, к которой прикасался негр.
Ричард Редмайн объяснил, что негритянский элемент не будет входить в дело, что первобытные обитатели Австралии действительно темны на вид, но редко встречаются в окрестностях Ситных Лугов и что для полевых работ можно брать ирландских эмигрантов.
— А ирландцы разве лучше негров! — воскликнула мистрис Джемс. — Довольно и того, что приходится иметь с ними дело во время уборки хмеля.
Однако, мало-помалу, когда план поместья со всеми отметками, предположениями и расчетами, сделанными бедным Ричардом во время обратного пути был разложен на столе и внимательно рассмотрен Джемсом и двумя его сыновьями, которые могли иметь свои мнения, но не смели высказывать их, когда величина и великолепие имения и распорядительность, необходимая, чтоб управлять им, были поняты Ганной Редмайн, она начала слушать с возрастающим интересом и предлагать вопросы то об одной, то о другой части земли и о расположении дома.