развитием
— Дорилис пережила первый приступ пороговой болезни, а он часто бывает самым опасным. Возможно, если она как следует выспится и отдохнет… но на таком торжественном празднике, Донел? Ведь она будет сидеть рядом с тобой как твоя жена. Неужели ты лишишь ее и этой радости?
— А разве можно найти более подходящее время? — улыбаясь, возразил Донел. — Но прежде чем обратиться к Дорилис, я хочу, чтобы ты поговорила с моим приемным отцом. Он должен знать, что ты носишь моего ребенка-недестро. Это не тот наследник, которого он хочет для Алдарана. Но он должен знать, что этот ребенок будет преданным защитником рода Алдаранов, как и я сам. В самом деле, милая, мы больше не можем держать это в секрете. Беременность, как и кровную вражду, не скроешь от людей. Я не хочу, чтобы все считали, будто я боюсь или стыжусь этого. Как только об этом станет официально известно, любимая, твое положение упрочится. Даже Дорилис хорошо знает наши обычаи и понимает, что жена обязана заботиться о благополучии любого ребенка, родившегося от ее мужа.
— Наверное, ты прав, — ответила Рената, вспомнив о том, как Дорилис, всегда ненавидевшая любое шитье, с гордостью вышивала праздничную рубашку для Донела — традиционное занятие для невесты. Донел был прав. Его брак с Дорилис был юридической фикцией, но обычаи следовало соблюдать.
— Ты всегда относилась к ней с любовью и нежностью, — продолжал Донел. — Думаю, она этого не забыла. Кроме того, хотя Дорилис импульсивна и подвержена приступам ярости, она очень серьезно относится к соблюдению правил на людях, особенно в роли леди Алдаран. Если она сможет сдержаться в официальной обстановке, то потом вспомнит, как ты была добра к ней. Ничто не порадует меня больше, чем ваше примирение. Она знает, что я люблю и уважаю ее. Если таково будет ее желание, я могу даже подарить ей ребенка. Но она должна знать, чего она может ожидать от меня, а чего — нет.
Рената вздохнула и взяла его за руку.
— Пусть будет, как ты хочешь, любимый. Я ни в чем не могу тебе отказать.
«Не прошло и года с тех пор, как я с гордостью говорила Кассандре Эллерт, что не представляю себе, как можно любить мужчину и при этом подчиняться его воле вопреки здравому смыслу. Неужели все женщины рано или поздно приходят к этому? И я еще осмеливалась судить ее!»
Позже тем же вечером, когда Донел встретился с Ренатой у входа в праздничный зал и лично проводил ее к месту за женским столом, она подумала, что с таким же успехом можно объявить об их связи на весь замок Алдаран. Впрочем, ей было все равно. Если бы все было по справедливости, они с Донелом поженились бы. Она не первая, кто отстаивает права на любимого человека, вступившего в брак против воли.
Рената смотрела, как Донел занимает свое место за высоким столом. Он казался ей красавцем даже в старых бриджах для верховой езды и выцветшей куртке, которую носил во время осады. Но теперь он облачился в парадный наряд. Огненный камень сверкал в застежке у горла, к боку был пристегнут нож в усыпанных самоцветами ножнах. Деллерей завил волосы и унизал пальцы перстнями, став похожим на прекрасного принца из старой сказки.
Нижний зал был наполнен солдатами, стражниками, слугами, их женами и всеми прочими, вплоть до конюхов и горничных.
— Почему ты так смотришь на пустое кресло Дорилис? — спросила Кассандра.
— Мне на мгновение показалось, будто она сидит там, — с беспокойством пробормотал Эллерт. На самом деле ему примерещилась странная бело-голубая вспышка, мелькнувшая в воздухе. «Я устал и начинаю бояться любой тени, — подумал он. — Это всего лишь переутомление после осады».
— Мои благородные гости и верные подданные! Возблагодарим богов за то, что армии, осаждавшие нашу твердыню, рассеялись без остатка. Разрушенное будет отстроено заново, раны затянутся, и сердца возрадуются.
Он поднял кубок:
— Сначала мы выпьем за тех, кто отдал жизнь в этой войне!
Эллерт встал вместе с остальными и молча выпил, отдав честь погибшим.
— Теперь я буду говорить о живых, — продолжал лорд Алдаран. — Объявляю, что дети тех, кто погиб при осаде замка, будут воспитываться в моем доме или в семьях моих вассалов, соответственно роду и званию погибшего, простому или благородному.
Раздались благодарственные крики, славившие лорда Алдарана. Потом он снова заговорил:
— Далее, если вдовы погибших пожелают снова выйти замуж, управляющие постараются найти им достойных мужей. Если же они не выкажут такого желания, то могут жить в моем замке, будучи обеспеченными до конца своих дней.
Последовала новая волна приветственных возгласов.
— А теперь давайте есть и пить. Но сначала мы выпьем за того, кто возглавлял оборону, — за моего приемного сына Донела из Рокравена, мужа моей дочери Дорилис, леди замка Алдаран.
— Хорошо бы Дорилис была здесь и слышала, какие почести ей оказывают, — прошептала Кассандра, пока гремели приветствия в честь Донела.
— Не знаю, — отозвался Эллерт. — По-моему, она уж слишком гордится своей силой и положением.
— Я с радостью пригласил бы тебя остаться, кузен, и помочь мне привести мой Домен в порядок. Однако не сомневаюсь, что вскоре тебя призовут в Тендару. После смерти твоего брата ты остался главным наследником Домена Элхалинов.
Взгляд старого лорда стал осторожным. Алдаран понимал, что отныне имеет дело не просто с родичем благородной крови, но с будущим правителем, с которым ему в дальнейшем придется строить сложные дипломатические отношения, — с лордом Хастуром, который мог занять трон Тендары еще до середины лета.
— Надеюсь, мы навсегда сохраним дружеские отношения, родич.
— Я тоже надеюсь, что Алдаран и Тендара отныне будут связаны узами дружбы, — искренне ответил Эллерт. Но на сердце у него было тяжело. «Неужели я больше никогда не смогу познать радости обычной дружбы, простых человеческих отношений?» Эта мысль угнетала его.
— Нам потребуется не менее полугода на расчистку руин башни, — продолжал
Донел кивнул:
— Нам нужно подумать о людях, изгнанных из своих жилищ с приходом врага. Весенний сев уже задержался; если откладывать и дальше, то осенью может начаться голод.
— Да будет так, — согласился
