драгоценный дар.
Бард, сжав кулаки, невольно шагнул вперед, однако дом Рафаэль остановил его:
— Ни в коем случае, сынок. Ни единой капли крови, ни единой царапины. Мы не желаем ссориться с Хастурами — пусть они правят на своих землях и не вмешиваются в наши дела. Но вы, дом Джереми, останетесь моим гостем, пока мой сын Аларик вновь не вернется под отчий кров.
— Неужели вы полагаете, что Каролин Хастур из Каркосы будет иметь дело с узурпаторами?
Дом Рафаэль развел руками:
— Я буду счастлив принимать у себя высокого гостя столько, сколько он пожелает. Должно быть, я не доживу до вашего возвращения в Каркосу, но у меня есть внук, который будет объявлен наместником Астуриаса до той поры, пока Аларик не вернется на родину.
Потом дом Рафаэль обратился к Барду:
— Проводи нашего высокого гостя в его покои, ведь он из рода Хастуров из Каркосы. Приставь к нему слуг, чтобы наш гость ни в чем не нуждался. Мы должны позаботиться о сыне короля Каркосы, ведь мы же родственники.
— Присмотрю, — ответил Бард, — за тем, чтобы он оставался в своих комнатах. Чтобы ничто не помешало ему заняться медитацией и прочими упражнениями. За ним будут внимательно приглядывать, чтобы он случайно не повредил себя. — Потом он положил Джереми руку на плечо и пригласил: — Пойдем, брат.
Джереми вздрогнул, словно это прикосновение обожгло его.
— Не смей прикасаться ко мне, ты, бастард!
— Для меня это тоже небольшое удовольствие. Если тебя не устраивает моя помощь, пусть будет по- твоему. — Бард сделал знак двум солдатам. — Дом Хастур нуждается в поддержке, помогите ему добраться до его покоев.
Джереми не удержался и вскрикнул, когда два бородатых латника схватили его, затем собрался с силами и, вспомнив о достоинстве, смирился и позволил утащить себя. Напоследок бросил взгляд на Барда — столько испепеляющей ненависти было в нем, что ди Астуриен понял — одному из них не бывать в живых.
«Я должен был убить его тогда, у границы, — горько подумал Бард, — но я уже принес ему несчастье. Я не мог убить безоружного. Нет уж, лучше иметь Джереми в друзьях и родственниках, чем враждовать с ним. А то, что он сейчас ненавидит меня, это пройдет».
Смена власти в Астуриасе заняла несколько дней и прошла гладко. Без сучка и без задоринки… Пришлось повесить несколько верных Джереми людей, которые пытались организовать сопротивление. План уже был готов, однако один из ларанцу что-то успел разнюхать прежде, чем дело зашло слишком далеко. Вскоре в замке восстановилась прежняя размеренная жизнь. От Мелисендры Бард узнал, что одна из фрейлин королевы Ариэль носит под сердцем ребенка Джереми. Она просила позволения присоединиться к заключенному, чтобы скрасить его дни.
— Никогда бы не подумал, что у Джереми может быть любовница. И кто же она?
— Джиневра, — ответила Мелисендра.
Бард вскинул брови. Он сразу вспомнил Джиневру.
— Ты опытная лерони, Мелисендра. Можешь ли ты каким-нибудь образом принудить ее избавиться от ребенка.
Глаза Мелисендры побелели от гнева.
— Как ты можешь предлагать такое! Ни одна лерони не имеет права злоупотреблять своей силой.
— Ты считаешь меня полным дураком, женщина? Только не надо мне петь о добродетелях! Любая лагерная шлюха, забеременевшая против воли, может найти колдунью, которая вмиг вытравит ей плод.
Мелисендра дрожащим от ярости голосом ответила:
— Если женщина не желает носить ребенка, рожать в грязи, в нищете или во время войны, если не желает плодить безотцовщину или точно знает, что не сумеет выкормить его — тогда да! Тогда сердобольная лерони может пожалеть ее. Но убить ребенка только потому, что какой-то мужчина решил, что он сможет представлять опасность для правящей династии… — В ее глазах заиграли неприятные огоньки. — Ты думаешь, я так желала получить ребенка от тебя, Бард ди Астуриен? Но что сделано, то сделано, значит, пусть все идет своим чередом. Раз я должна была лишиться дара ясновидения — да будет так! Ты считаешь, что я способна посягнуть на невинную жизнь? Даже против своей воли?.. Неужели ты всерьез считаешь, что я способна хотя бы мысленно повредить ребенку Джиневры? Она любит свое дитя, любит его отца… Если тебе это так нужно, найми убийцу, и он перережет ей горло.
Бард ничего не ответил. Ошарашивающая мысль кольнула его — действительно, Мелисендра легко могла избавиться от ребенка, и теперь у него бы не было Эрленда. Почему же она не сделала этого?
И все-таки что же делать с Джиневрой? Чертова баба, вечно суется со своими укорами. В битве Мелисендра, не задумываясь, работала на то, чтобы убивать людей, а тут заартачилась! Этот еще не родившийся ребенок представлял серьезную угрозу для ди Астуриен. Был опаснее любого претендента с мечом в руке. И его следует оставить в живых?! Он не должен был унижать себя спором с поглупевшей от добродетели бабой, однако и перечить себе тоже позволять нельзя. Он так и предупредил Мелисендру и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.
Игра судьбы! О женщине, которая была рядом с ним, родила ему ребенка, он даже вспоминать не хотел — та же, которую он часто вспоминал, была ему недоступна. Однако эта мысль не успокоила его, к тревожным ожиданиям постоянно примешивалась дума об угрозе, исходящей со стороны Джиневры.
Когда страна была наконец усмирена и войско было распущено по домам, за исключением постоянных отрядов и дружин — Бард постоянно занимался с ними, отрабатывая планы отражения нападения со стороны Хастуров (ясно было, что рано или поздно, невзирая на наличие заложников, это непременно случится), — леди Джерана перебралась со своими приближенными в королевский замок. Бард отвел ей апартаменты, ранее занимаемые королевой Ариэль.
Как-то раз, встретив мачеху в коридоре, Бард поинтересовался:
— Госпожа Джиневра, та, что носит ребенка Хастура, — с ней все в порядке? Здорова, бодра? Когда она собирается рожать?
— Примерно через три месяца, — ответила Джерана.
— Присмотрите за ней, приемная матушка. Приставьте к ней дам и добросовестную повивальную бабку.
Леди Джерана нахмурилась, пытаясь понять, к чему клонит пасынок.
— Конечно, рядом с ней три женщины, все они симпатизируют Хастурам. И акушерка — та самая, что принимала вашего сына. Но я не понимаю, почему вы вдруг так беспокоитесь о леди Джиневре?
— Что же здесь непонятного? — пожал плечами Бард. — Разве вы забыли, что Джереми мой сводный брат?
Джерана скептически посмотрела на него, но Бард больше ничего не сказал, однако в тот же день, убедившись, что все сказанное мачехой правда, он явился в покои, которые занимал Джереми.
Тот в это время был занят игрой, называемой «замок». Сражался со своим пажом, который навестил его. Когда Бард зашел в комнату, Джереми отодвинул кости и с трудом встал на ноги.
— Не надо вставать, Джереми. Это совсем не обязательно.
— Так уж заведено, что узник должен подняться, когда в камеру входит тюремщик.
— Можешь порадоваться. — Бард не обратил внимания на колкость. — Я принес тебе известие, что с леди Джиневрой все в порядке. Я знаю, ты слишком горд, чтобы интересоваться ее положением по собственной воле, и уверяю тебя — с ней все замечательно. Устроили ее очень удобно, как раз рядом с комнатами, отведенными супруге моего отца. Ей прислуживают добрые женщины — ты их должен знать: Камила и Рафаэла Деллерей и Фелиция Макандра. Уже и повитуха извещена — очень опытная повитуха, она у нас всех младенцев принимала.
У Джереми невольно сжались кулаки:
— Зная тебя, я уверен, что бедная женщина и ее подруги брошены в темницу, где ей и придется рожать. Это что — месть за какое-то оскорбление, которое тебе нанесли? Ты же у нас вечно ходил в обиженных. Этакий невинно страдающий ангелочек… С детства… Клыки только прорезались…
