иначе вряд ли Бард пошел бы на такую хитрость.
Пол боязливо присел на край кровати, начал раздеваться. Было темно, однако он не рискнул зажечь свет. Мелисендра могла заметить, что у него, например, нет воинской косички. Испугалась бы, подняла шум. Что же это с ним такое? Почему он ведет себя словно мальчишка, которому предстоит взять первую женщину? Зачем робеет?
Что за черт!
Тут до него окончательно дошло, что Бард хотел не ему доставить удовольствие, а унизить Мелисендру. Но, взглянув на это ее глазами, Пол расхотел участвовать в подобном спектакле. Было противно — вот так, змеей, тайком, влезть на женщину, попользоваться и убежать. Что-то в этом было не то. Что? А то, что после этого ему уже не подойти к Мелисендре, а если все повторится, то произойдет по принуждению, во исполнение приказа. Эта перспектива ужаснула его куда сильнее, чем желание немедленно овладеть женщиной.
Но ведь, вероятно, Мелисендра не догадается, что он не Бард. Если, конечно, разумно повести дело… Как можно упустить такой шанс — другого не будет! Он лег рядом, протянул руку и коснулся ее.
Женщина коротко вздохнула и повернулась к нему — не сопротивляясь, но без особой жажды ласки, без всякой доброжелательности. Ну и слово подобрал, подумал Пол, и в то же время решил, что именно об этом молила его душа, именно этим просила поделиться — добротой. Неужели Бард был настолько неуклюж как любовник? Или, может, Мелисендра просто не любила его. По крайней мере, ничего похожего на взаимное влечение, на радость соития не было — Пол был уверен в этом. Может, ему удастся разогреть ее? Еще не было женщины, которая бы потом жаловалась на него, если ему выпадал хоть маленький шанс. Вот, например, как сейчас…
Мелисендра была покорна, холодна — не отказывала, не возбуждалась, словно выполняла какую-то повинность. Такое впечатление, словно его вообще не было — то есть было некое грузное существо, которое навалилось на нее и требует именно такой реакции. Полу подобное было не по душе, но стоило родиться этой мысли, как Мелисендра неожиданно протяжно вздохнула и легонько обняла его за шею. Рука была теплая, мягкая — Пол не мог сдержать дрожь и, трепеща, вошел в нее. Теперь его волнение передалось женщине — он почувствовал ее учащенное дыхание, короткий порывистый вздох. Харел уже не помнил себя, все ласкал и ласкал желанное тело. Мелисендра все крепче прижималась к нему, обволакивая не только плоть Харела, но и душу, мысли…
Потом уже, очарованный, изумленный, мужчина по-прежнему сжимал ее в объятиях, как будто боялся отпустить хотя бы на мгновение. Целовал, поглаживал… Мягкие губы коснулись его уха, следом тихий шепот: «Кто ты?»
Пол тут же выпустил Мелисендру, словно оробел. Догадалась? Это следовало предвидеть, укорил он себя. Пусть даже они с Бардом похожи как две капли воды, у них одинаковый склад характера, темперамент, однако было существенное различие, которое невозможно устранить. Оно заключалось в воспитании и наиболее явно проявлялось в постели. Разные культурные условия отложились в их сознаниях, и этот пласт во многом определял их сущностную несхожесть. Он впервые осознал, что, вполне вероятно, любовью на Дарковере занимаются совсем не так, как на Альфе.
Разного ждут от партнеров, разного добиваются, испытывают различные ощущения… Все это зависит от культуры, от общепринятых норм; например, в эпоху средневековья женщина и помыслить не могла обнажить тело перед мужчиной, поэтому для соития в ночных рубашках прорезывалось специальное отверстие… Собственно механика акта была та же самая, но аура, психологическая среда совокупления была совсем другой. Пока он обнимал ее, Мелисендра могла обмануться, но стоило войти в нее, и каждый толчок, каждый поцелуй, каждое прикосновение выдавали в нем чужака. Осмыслив это, Пол, затаив дыхание, спросил себя — понравилось ли ей? За кого она приняла его? За кроманьонца? Трудно сказать, во всяком случае, не за Барда!..
Он повернулся и так же тихо попросил:
— Только не кричи, Мелисендра! Он сам послал меня сюда. Я не возражал, я так хотел тебя. — Голос его подрагивал. Пол никак не мог успокоиться.
— Бард сыграл злую шутку с нами обоими, — спокойно ответила Мелисендра. — Это не в первый раз. Нет, я не буду кричать. Плакать тоже не буду. Ты не возражаешь, я зажгу свет?
Он повернулся на спину, а женщина, поднявшись, зажгла маленькую лампу и поднесла ее поближе, чтобы разглядеть мужчину.
— Да, сходство просто… просто дьявольское. Я уже обратила на это внимание, когда нашла вас с Эрлендом. Но это более чем сходство, не так ли? Я буквально ощущаю, как вас связывает что-то более тесное. Хотя ты и он — большая разница. — Она порывисто вздохнула.
Пол потянулся, взял лампу и поставил на столик возле постели.
— Не обижайся на меня, Мелисендра. Прости… — попросил он.
Ее губы задрожали, и Пол почувствовал, что не в силах сдержаться — ему так захотелось поцеловать ее, успокоить. Она совсем по-другому восприняла их близость, совсем не так, как те женщины, которых он знал. Черт побери, обычно после каждого такого случая ему не терпелось как можно быстрее уйти. На этот раз все было по-другому. Он не мог оставить ее — не хотел! Более того, ему стало тоскливо, он, неслыханное дело, нежданно-негаданно пожалел ее. Пол сел на постели и обнял Мелисендру. Она даже не шевельнулась.
— Сначала я решила, что, может быть, в нем что-то стронулось. Проснулось… Я… Я всегда хотела, чтобы он был со мной таким, каким был ты. — Женщина судорожно сглотнула — слезы, наверное… Изо всех сил она старалась не заплакать. — Я обманывала себя, он испорчен… испорчен до мозга костей, и я возненавидела его. Но еще больше начала презирать себя за то… За то, что верила, что он сможет стать мужчиной, которого я смогла бы полюбить. С того самого, первого мгновения, когда я стала принадлежать ему, я ничего не могла с собой поделать. Я так хотела, чтобы он стал человеком, которого можно любить…
Пол крепче обнял ее, принялся целовать в подрагивающие губы, в щеки, по которым лились слезы.
— Я ни о чем не жалею, — он зашептал ей на ухо. — Особенно после того, как меня занесло в твою постель, Мелисендра. Мне так больно, что я причинил тебе горе. Прости, я так напугал тебя. Я вовсе не хотел этого и каюсь, но я рад, что так случилось. Я так счастлив… Я жажду повторить это, когда ты сама этого захочешь, когда, может, и меня полюбишь.
Женщина посмотрела ему в глаза.
— Я вовсе не жалею. Поверь… Пусть даже он хотел унизить меня подобным образом. Я всегда отказывалась, когда леди Джерана хотела послать меня к другому. Отказалась, когда она хотела выдать меня за какого-нибудь знатного вассала дома Рафаэля. Это было бы еще хуже. Бард плохо ко мне относился, со временем совсем стал считать дрянью, но я уже привыкла и перестала бояться. Знаешь, не было больше страха, а вот с другим да все сначала? Ох, ужас!.. Но с тобой получилось совсем иначе. — Она вдруг улыбнулась, пожала плечиками, как бы удивляясь себе — зачем я улыбаюсь?
Сердце у Пола сжалось от радости и боли. И все равно ему припомнилась их первая встреча, когда Мелисендра пришла за Эрлендом. Та улыбка навсегда запечатлелась в его душе.
— Я благодарна тебе, а ведь я даже не знаю, как тебя зовут.
Одной рукой он потушил лампу, другой покрепче обнял Мелисендру, осторожно опустил ее на постель.
— Мне так хочется, чтобы ты еще раз поблагодарила меня.
Он почувствовал, как Мелисендра удивленно вздохнула, потом поцеловала его. Этот призыв воспламенял.
— Я притерпелась к Барду, — сказала она дрогнувшим голосом и сильно, откровенно прижалась к Полу, — но теперь, после знакомства с тобой, я его ненавижу, а тебе и сейчас благодарна.
— Но мне хочется что-то повесомее, чем просто благодарность, — он удивлялся тому, что говорит, но и остановиться уже не мог. — Я бы хотел, чтобы ты полюбила меня, Мелисендра.
Она вздрогнула, часто задышала:
— Боюсь, что не знаю, что это такое, но если я когда-нибудь почувствую к кому-то серьезное влечение, то это будешь ты…
— Пол, — подсказал он ей.
