После этого лучники Скатфелла начали беспорядочно стрелять по кустам, в которых сидел Аластер со своими «людьми». Но это привело к довольно неожиданным результатам. Когда стрела попадала в кролика, тот, как правило, умирал, но медведи были куда крепче. Разъярившись они побежали к дороге, чтобы растерзать обидчиков, прежде чем те сообразили, в чем дело. И все же Скатфелл, вероятно, решил, что это его единственный шанс — стрелы продолжали сыпаться.
Аластеру мучительно хотелось укрыться за ближайшей скалой и там дождаться, покуда все кончится, но он напомнил себе, что он — герцог Хамерфел, а герцоги Хамерфелы не прячутся за камнями во время битвы. В конце концов разве не сражался он сотни раз за Хамерфел? И хоть это были всего лишь сражения-игры в детской, он знал, что герцог обязан подавать своим людям пример героизма. Превозмогая страх, Аластер продолжал водить войска вокруг солдат Скатфелла, пытаясь произвести как можно больше шума, чтобы тот подумал, как мало толку от его стрел.
Внезапно со стороны дороги появился вражеский воин, целясь в Аластера. Не успел он понять, что происходит, как Ювел прыгнула, заслоняя хозяина. Будь она в собачьем обличье, стрела могла бы пройти над ее головой и угодить в Аластера, но сейчас она попала ей точно в горло.
Аластер подхватил на руки пронзенную Ювел и, стоя на коленях, рыдал, поддерживая тело собаки. Его больше не заботило, произошло ли это благодаря волшебству или нет. Единственное, что он ощущал — это огромное горе, постигшее его на поле брани, где погибла его собака, защищавшая хозяина отчаяннее любого воина и отдавшая за него жизнь. Убийца Ювел стоял над ним, ошеломленный, и тут Аластер в одно мгновение выхватил меч и, не помня себя, заколол вражеского солдата.
Рядом появился Гейвин и хотел было поднять мертвое тело собаки, чтобы унести его.
— Не надо, — твердо сказал Аластер. — Я сам о ней позабочусь.
Сердцем он понимал, что именно такой смерти желала храбрая собака.
Неся на руках тело Ювел, он не мог не подумать, что его мать знала об этом заранее. И неужели Ювел тоже знала?
22
После этого сражение продолжалось недолго. Через несколько минут скатфеллцы сдались. Аластер вновь взял себя в руки, отряхнул с платья пыль и вышел на поляну с парламентерским флагом в руках, стараясь выглядеть как можно более солидно. Через некоторое время навстречу ему показался высокий дородный горец с огненно-рыжими волосами и двуглавым орлом Алдаранов на тунике. Он резко крикнул:
— Я — Колин Алдаран из Скатфелла. А ты, насколько я понимаю, Хамерфел!
— Да, но, вероятно, не тот, которого ты ждал, — так же резко ответил Аластер, и Алдаран ухмыльнулся.
— Об этом ты расскажешь мне на пирушке в теплом месте, — грубо сказал он. — Я достаточно наслышан, чтобы не понимать, о чем идет речь. А теперь я хочу знать, почему ты объединился против меня с нижнеземельцами и королем Хастуром?
Аластер некоторое время молчал, размышляя.
— Я бы сказал, если сначала ты поведаешь мне, зачем ты и твои люди шли с полной выкладкой против короля Айдана, у которого с собой только почетный эскорт и который прибыл в эти горы как частное лицо, чтобы прекратить старинную вражду между Хамерфелами и Сторнами…
— Так я тебе и поверил, — насмешливо бросил Скатфелл. — Даже здесь, в горах, мы знаем, что Хастуры хотят прибрать к рукам все наши земли.
Аластер молчал, чувствуя, что его уверенность пошатнулась. Неужели король Айдан действительно хочет подчинить себе Хеллеры? Аластеру казалось, что король миролюбив, а кроме того, у него слишком много забот в Нижних Землях, и он просто хотел прекратить никому не нужное кровопролитие.
Колин из Скатфелла увидал подошедшего к ним Конна и произнес:
— Значит, вы оба живы? Мне говорили, что близнецы Хамерфелы были убиты много лет назад. Теперь я понимаю: здесь есть о чем рассказать, и хотел бы услышать всю историю из первых уст.
— Ты обязательно услышишь, причем в виде баллады, — сказал подошедший Гейвин. Он с грустью посмотрел на тело старой собаки, оставленное Аластером у края поляны. — И она тоже будет героем этой баллады — собака, сражавшаяся как женщина-воин, чтобы защитить своего хозяина. Но мне кажется, что в переговорах должны участвовать еще и Айдан со Сторном. — Он указал на шедших к ним двоих мужчин в сопровождении Эрминии, Флории, Ленизы и Джермиллы. Тогда налицо будут все участники междоусобицы.
Колин из Скатфелла улыбнулся.
— Это не совсем так, я ни с кем не состою во вражде. Хотя мой кузен с юга, похоже, пытается завязать со мной ссору. Теперь скажите, зачем вы настроили всех медведей и кроликов в этих лесах против меня, и я буду считать, что между нами мир.
— С удовольствием, — произнес Аластер. — У меня нет претензий к Алдарану, по крайней мере, мне не известно о таковых. Одной вражды для меня хватает с лихвой! Мы подняли зверей, чтобы помочь королю Айдану, шедшему сюда в сопровождении двух десятков телохранителей рассудить меня с лордом Сторном. И у него нет намерений затевать ссору с тобой, хотя кто знает, о чем он мог подумать, обнаружив, что ты встречаешь его армией, тогда как он пришел сюда безоружный. Я тоже хотел бы это знать.
— Итак — опять все сначала, — едва не впадая в ярость, произнес Колин. — Я вышел в поход против королей Хастуров, которые хотят завоевать Алдаран.
На поляне появился Хастур в сопровождении десятка воинов и нескольких герольдов. С ним был и Валентин Хастур. Колин смерил их колючим взглядом.
— Если мы будем вспоминать все причины разногласий между Хастурами и Алдаранами, то проторчим здесь до завтрашнего вечера и ни к чему не придем. Я здесь, — произнес король Айдан, — чтобы положить конец вражде между Сторнами и Хамерфелами. Других причин нет.
— А откуда я могу это знать? — спросил Алдаран.
— Хочешь верь, хочешь — нет, но я явился единственно ради того, чтобы покончить с враждой Сторнов и Хамерфелов. Она длилась слишком много поколений, и слишком мало людей осталось в каждом из этих родов. Никто из живущих ныне не знает, кто здесь прав, кто — виноват, и никогда не узнает. Скажи мне, Сторн, согласен ли ты протянуть руку дружбы лорду Хамерфелу и дать клятву соблюдать мир в этих горах?
— Согласен, — обдуманно ответил лорд Сторн. — И более того, я отдаю ему руку моей внучатой племянницы Ленизы, в результате чего наши земли объединятся, и так будет на протяжение последующих поколений.
— Я с радостью беру ее в жены, — официально произнес Аластер, — если она на это согласна.
— О, думаю, она возражать не будет, — сухо сказал Сторн. — Мне довелось выслушать весь тот сентиментальный вздор, что несла она о тебе гувернантке в твое отсутствие. Она будет твоей, не правда ли, девочка?
— Если ты таким тоном называешь меня девочкой и отстраняешь от себя только для того, чтобы покончить с какой-то старинной враждой, то я надену меч, буду жить и умру незамужней, как одна из меченосиц! Ты возьмешь меня к себе, Джермилла?
Рассмеявшись, Джермилла ответила:
— Что ты будешь делать, если я скажу «да», глупышка? Говорю тебе, выходи-ка ты замуж за Хамерфела и воспитай с полдюжины дочерей, а потом, если они захотят, разреши им носить меч.
— Тогда, — улыбнулась Лениза, — если это действительно поможет положить конец нашей вражде…
— Значит, ты полагаешь, что способна решиться на это, — улыбнулся Аластер. — А я уже объявил, что женюсь на тебе, если ты согласна. Значит — решено.
— Раз уж зашла речь о свадьбах, — вступил в разговор Валентин Хастур, — то теперь, когда наследники Хамерфела восстановлены в своих правах, у кого из вас просить мне руки вашей матери?
— Ни у кого, — твердо заявила Эрминия. — Молодой меня никто не назовет, и своей рукой я могу распоряжаться по собственному разумению.
— Тогда — выйдешь ли ты за меня замуж, Эрминия?
— Я, наверное, уже слишком стара, чтобы подарить тебе детей…
