— Клейндори… умерла, — замявшись, продолжил Кеннард, — а тебя украли, подло и вероломно. Мы разыскивали ребенка Клейндори; но прежде чем нам удалось тебя найти, ты был уже отправлен на Землю. А потом, несколько недель назад, одна из хранительниц засекла тебя на матричном экране.
— На чем?
— Слишком долго объяснять. Как и то, почему Остер ничего не понял тем вечером, в баре; разве что он был пьян.
Остер разразился очередной бессмысленной тирадой, и Кеннард взмахом руки приказал ему замолчать.
— Ради Шарры, Остер! Побереги дыхание; видишь же, он не понимает ни слова, — он снова повернулся к Кервину. — Ты прошел первое испытание; у тебя есть ларан. — Джефф вспомнил, что это означает телепатические способности. — Это первый подобный случай, но… нынче вообще странные времена. Нам нужна твоя помощь. Со своей стороны, мы предлагаем тебе возможность остаться на Даркоувере. Ты этого хотел, насколько я понимаю?
Не в силах стряхнуть оцепенения, Кервин только и мог, что безмолвно глазеть на Кеннарда.
Что ж, он доверился интуиции и дошел до конца. И если угодил из огня да в полымя, благодарить за это некого, кроме себя самого. «Понятия не имею, куда я направлялся, — подумал он, — но, по крайней мере, вот он я — прибыл».
Предательские ветры и неожиданные воздушные потоки швыряли маленький самолетик из стороны в сторону, но тот упорно держал курс на запад в предрассветно розовеющем над бесконечной горной цепью небе; казалось, от первых лучиков Кровавого солнца в атмосфере разгорается пожар. Вот буря осталась позади, но проплывающие на чудовищном расстоянии внизу пики гор сглаживали слои серого тумана.
Примостившись по-турецки на рассчитанном под непривычную для землянина позу низком сиденье. Джефф Кервин наблюдал из угла крошечной пилотской кабины, как Остер невидимыми рычагами управляет самолетиком. Будь его воля, низа что не сел бы Джефф в одну кабину с Остером, но в задней кабине едва хватало места для Таниквель с Кеннардом; да и, в общем-то, мнением Кервина никто не поинтересовался.
Он все еще не мог прийти в себя от скорости, с какой стали развиваться события. Теперь он понимал, что нашел трех
С появления Кервина не прошло и нескольких минут, как его увлекли на небольшой частный аэродром и запихнули в этот крошечный самолетик — он успел отстраненно подивиться, что дарковане пользуются воздушным транспортом — мол, впереди очень длинный путь.
Насколько Кервин успел понять, вся суть испытания заключалась именно в том, чтобы установить телепатический контакт; проверить, обладает ли он этим загадочным
Пилотская кабина была на удивление пуста; из приборов бросался в глаза лишь один маленький верньер. Его подстройкой Остер первым делом и занялся, как только они поднялись на борт, коротко извинившись за временное неудобство — неприятную вибрацию, от которой у Кервина заныли зубы, а в барабанных перепонках на самом пределе слышимости засвербил монотонный вой, «Подстройка, — снизошел до отрывистого пояснения Остер, — абсолютно необходима, дабы компенсировать присутствие на борту человека с не полностью развившимися телепатическими способностями».
С момента старта Остер практически неподвижно замер в традиционной даркованской позе, поджав под себя ноги, время от времени склоняясь к непривычно голой панели управления и лениво шевеля рукой, словно подавая знаки невидимому наблюдателю. «Или, — мелькнула у Кервина мысль, — отгоняя мух». В завороженном взгляде Джеффа восхищение смешивалось с неприязнью. Один раз он даже поинтересовался, что за энергия движет самолет — на кахуенге, городском диалекте; и Остер обронил сквозь зубы: «Матричный кристалл». Кервин чуть было не присвистнул. Ему и в голову не приходило, что в этих кристалликах может заключаться такая сила!
Наверняка дело тут не в одной пси-энергии. В этом Джефф был уверен. На планетах, где приходилось служить Кервину, телепаты и экстрасенсы встречались в избытке, но возможности их были весьма ограничены. Насколько Кервин мог судить по рассказам Рагана и по тому немногому, что успел увидеть сам, матричная механика была одной из тех наук, что земляне, наталкиваясь на них на дальних мирах, скопом зачисляли в разряд некаузальных: кириллика, электроментрия, психокинетика[2]. И Кервин знал о них не больше любого землянина.
Не составляло особого труда разглядеть, что самолетик был земного производства; характерные контуры остались без изменений, только опознавательные знаки были закрашены, да двигательная установка демонтирована, а салон переоборудован по даркованским стандартам.
Кервину было страшно, и он не боялся себе в этом признаться. Но сквозь страх пробивалось ощущение странной умиротворенности; удовлетворения. Он никогда не считал себя землянином — разве что по случайности рождения. Настоящей родиной его был Даркоувер, и мечта всей жизни, можно сказать, уже сбылась; комъин, представитель высочайшей местной знати, возвращался домой после долгих лет невольной ссылки.
В памяти его всплыли обрывки единственной долгой беседы с легатом: «Вот уже четыре поколения мы из кожи вон лезем, только б узнать хоть что-нибудь о матричной механике… Комъины, не просто неподкупные, но и недоступные…»
Насколько Кервин знал, комъины не представляли собой ни правящей династии, ни высшей знати, ни духовенства, ни олигархии, ни чего-либо хоть примерно похожего. И никакого пакта с Землей они не подписывали. Соглашение между двумя мирами имело под собой весьма шаткую основу… Комъины очень редко покидали пределы своих тайных крепостей. И Кервин собственными глазами видел, с каким фантастическим, если не сказать фанатичным благоговением относятся на Даркоувере к этим рыжеволосым аристократам. И если в глубине души дарковане стенали под призрачной, но несомненной властью комъинов, то землянам об этом, по крайней мере, ничего известно не было.
Кервин попытался осторожно распрямить ноги — так, чтобы не проломить переборку.
— Долго еще до этого вашего города? — поинтересовался он у Остера.
Тот и ухом не повел. Остер был очень худощав; в осанке, да и в изгибах губ его чувствовалось что-то неуловимо кошачье; даже присвист, с каким он произносил шипящие звуки, походил на мурлыканье.
— Здесь не говорят на кахуенге, — в конце концов отрывисто отозвался Остер, — а пока включен телепатический глушитель, на другом языке нам друг друга не понять.
— Чем тебе не нравится кахуенг? Насколько я помню, в Земном секторе ты совершенно свободно на нем изъяснялся.
— Мы способны выучить любой известный человеческий язык, — произнес Остер с тем высокомерием, что всегда так раздражало Кервина. — Но базовые концепции нашего мира выразимы только последовательностями наших собственных семантических символов — и у меня нет ни малейшего желания болтать по-крокодильски с полукровкой о всякой ерунде.
Кервин стиснул зубы. «Повтори-ка это еще раз, приятель, — подумал он, — и я забью глушитель тебе в глотку». Больше всего на свете Джеффу хотелось сейчас неожиданным пинком вышвырнуть Остера из самолета и посмотреть, как тот сумеет уговорить птиц помочь. Никто еще не вызывал у него такой инстинктивной неприязни, как Остер, и он лелеял надежду, что в дальнейшем им не придется близко общаться.
Горные вершины едва порозовели от солнечных лучей, когда Остер шевельнулся; кривая саркастическая усмешка у него на лице разгладилась, и он показал на узкую лощину между двумя пиками.
