понимаю, ты до меня и пальцем не дотронулся бы — из-за того, что я Хранительница, из-за всех этих законов и табу; но они поняли, что я говорю правду! Потому что я так тебя полюбила… — Казалось, вот-вот слов станет совсем не слышно за всхлипами. — …ты мне стал так нужен… я поняла, что не смогу больше этого вынести — быть Хранительницей.
— О, Элори!
— И теперь… теперь ты потерял все, и даже больше не свободен, — выпалила она. — У меня… у меня не остается ничего и никого, если я тебе не нужна.
Кервин подхватил ее на руки, как ребенка, и крепко прижал к груди. «Как она мне доверяет! — пронеслось у него в голове. — Чем ради меня пожертвовала!» Он осторожно уложил девушку на разворошенную кровать и опустился рядом на колени.
— Элори, — произнес Джефф, и слова его зазвучали, как молитва или торжественная клятва, — теперь, когда у меня есть ты, какая мне разница, что там я потерял! Единственное, о чем я жалел, уходя из Башни — это о тебе.
Это была неправда, и он сам прекрасно это понимал; но в данный момент это не имело ни малейшего значения. Он склонился над Элори и заключил в крепкие объятия ее хрупкую фигурку.
13
В меркнущем свете дня Тендара казалась сплошным нагромождением черных башен и теней; единственным ярким штрихом на фоне темного неба было окаймленное ослепительными огнями здание Имперской Миссии, и бросивший взгляд в иллюминатор Джефф обратил на него внимание Элори.
— Может, сейчас, дорогая, все это кажется тебе не больно-то красивым. Но где-нибудь я обязательно отыщу мир специально для тебя.
— У меня уже есть весь мир, какой мне нужен, — отозвалась девушка, прижимаясь щекой к его плечу.
Пилот — горный даркованин, но в имперской форме — заходя на посадку, сделал круг, и Элори зажала уши; рев раскинувшегося внизу космопорта был ей в диковину. Кервин крепко обнял ее за плечи.
Последние трое суток оказались днями радости и непрерывных открытий — даже через общее ощущение, что теперь они изгои, отвергнутые тем единственным домом, который у них был. Ни он, ни она об этом не заговаривали; слишком многим надо было им успеть поделиться.
Такая женщина, как Элори, встретилась Кервину впервые. Вначале она казалась равнодушной, чуть ли не бесчувственной; не сразу разглядел он за этим спокойствием не холодность, а чудовищный самоконтроль.
Она явилась к Джеффу до полусмерти напуганной, безутешной; невинной вплоть до полного неведения. Она раскрыла перед ним свой страх и все остальное, что было ей раскрывать, не жеманясь и не стыдясь. От столь безоговорочного доверия Кервину стало не по себе — неужели он такого достоин? Но Элори была прирожденной максималисткой; будучи Хранительницей, она воздерживалась даже от самых мимолетных проявлений эмоций; изменив своей касте, она отдала себя Джеффу так же всецело, как раньше — работе с матрицами.
Самолет приземлился, и Элори прикрыла капюшоном свои огненные волосы; Кервин поддержал ее под локоть, когда она принялась спускаться по непривычным жестким ступенькам трапа. Он должен изображать целеустремленность, даже если никакой целеустремленности и в помине нет.
— Ты скоро привыкнешь, милая.
— Рядом с тобой я привыкну ко всему. Но тебе разрешат остаться на Даркоувере? Нас… не разлучат?
Хотя бы на этот счет он мог ее успокоить.
— Может, по вашим законам я и даркованин, но по земным — гражданин Империи. А женщина, выходящая замуж за гражданина Империи, в свою очередь автоматически получает гражданство; для этого достаточно, чтобы я признал тебя своей женой в любом официальном документе… Хотя, — мягко добавил он, — не исключено, что улететь с Даркоувера нам все-таки придется.
Элори кивнула, закусив губку. «Весьма вероятно, — родилась у Кервина мысль, — что теперь скорейшая их депортация сейчас в интересах комъинов — точно так же, как раньше в их интересах было Спасти его от депортации. И не исключено, — промелькнула за этой мыслью вторая — не мысль даже, а так, тайная мыслишка, — что оно и к лучшему». И для него, и для Элори Даркоувер всегда будет оставаться лишь напоминанием о том, чего они лишились. А в космосе планет предостаточно. Неумолимая тяга, что влекла Джеффа вернуться на мир под Кровавым Солнцем, чуть не погубила его — зато даровала ему Элори.
Приближаясь к паспортному контролю, он изрядно нервничал. Все-таки существовала хоть и небольшая, но реальная вероятность, что его тут же возьмут под стражу как злостно уклоняющегося от депортации. Разумеется, в случае чего он всегда мог начать качать права или придираться к каким-нибудь юридическим формальностям. Из-за себя одного он не стал бы разводить сыр-бор; но ради Элори он был готов на все, что угодно, лишь бы оттянуть вынесение вердикта; повернуть в свою пользу ход разбирательства.
— Милая, комъины устроили из нашей жизни сущий ад. Постарайся поскорее забыть об этом, — произнес Кервин, прекрасно понимая, насколько пусто это звучит. Они подошли к воротам. Охранник удивленно перевел взгляд с имперской формы Кервина на укутанную с ног до головы плащом хрупкую фигурку девушки. Джефф назвал свой регистрационный номер в портовом отделении Гражданской Службы.
— А девушка?
— Моя жена.
— Понимаю, — протянул охранник. — В таком случае, необходимо соблюсти некоторые формальности.
— Как вам угодно.
— Пройдите, пожалуйста, за мной в караульное помещение.
Они последовали за охранником и Джефф успокаивающе сжал ладонь Элори. Его терзало нехорошее предчувствие, и Элори не могла этого не улавливать; регистрационный номер Кервина введен в портовый компьютер, а тот пошлет запрос в компьютер Имперской Миссии — тут-то все и выяснится. У Кервина, помнится, мелькала мысль вернуться в Земной Сектор инкогнито, хотя бы на день-два. Но имперские законы, касающиеся местных женщин, были весьма специфичны, так что от подобного намерения пришлось отказаться; это было совершенно немыслимо. Когда он объяснил, в чем дело, Элори гордо заявила, что ее это ни капельки не волнует. «Зато волнует меня», — самоутвердился Кервин, не оставив для возражений ни малейшей лазейки.
В имперской Гражданской Службе состояли, в основном, неженатые мужчины; мало кто из земных женщин соглашался последовать за своими избранниками через всю Галактику; соответственно, на каждой планете связи с местными женщинами, долговременные или мимолетные, воспринимались как должное. Это было неизбежно. Но дабы избежать всевозможных юридических осложнений при несовпадении земных и местных законов, практиковались два вида брака. Землянин имел право жениться на женщине с любой планеты в соответствии с местными обычаями и в случае, если это допускалось местными законами — то есть, все упиралось только в самого землянина, местную женщину, ее семью и местные законы. Империя к этому не имела ни малейшего отношения. Зарегистрирован был брак или не зарегистрирован, постоянный или временный, или даже не брак вообще — по законам Империи такой мужчина считался холостым; при условии, что инопланетная дама его сердца не числилась женой официально.
Но данная специфика имперских законов работала в обе стороны. Достаточно было землянину подписать любой имперский официальный документ, в котором местная женщина упоминалась бы как его жена — и де-факто обретало силу де-юре; теперь он имел перед ней супружеские обязательства по всем земным законам, а она и их дети становились гражданами Империи. То есть, на далеких мирах имперскому служащему приходилось трижды подумать, прежде чем прибегать к традиционному на Земле лицемерному ходу — объявлять любовницу или случайную знакомую женой. Жена, приведенная в Земной Сектор, становилась женой на веки вечные.
Охранник перепоручил их регистратору. Тот взглянул на учетную карточку Кервина, снял у него отпечаток большого пальца и заставил расписаться на нескольких бланках; потом повернулся к девушке.
— Ваше имя?
