коминара.
Мы смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью, которая не имела ничего общего с предметом нашего разговора.
Ее губы искривились в насмешливой улыбке:
— Что ж, этого можно было ожидать от землянина, — с презрением проговорила она. — Ну и кури, если хочешь.
Я все еще держал ее за руку. Потом отпустил и глубоко затянулся сладко-горьким дымом.
— Ты задала мне вопрос, — сказал я, глядя на далекие заснеженные вершины. — Попробую на него ответить. Кадарин — молочный брат Алдарана. Никто не знает, кто были его родители. Некоторые утверждают, что он — сын беглеца с Терры, изгнанника по имени Зеб Скотт и полугуманоидной горянки чиери. Но кто бы он ни был, он очень умен и отлично знаком с матричной техникой. Не спрашивай, где он этому научился. Некоторое время он служил в разведке Терры, потом его депортировали с двух или даже трех планет, и он поселился в горах Хеллерса. В жилах многих землян из тех краев течет кровь не только их предков с Дарковера, но и полугуманоидов. Вот там-то Кадарин и начал мутить воду, готовя мятеж. Потом он отыскал меня.
Я встал и прошелся по комнате.
— Ты сама знаешь, как я жил. Здесь меня считали незаконнорожденным, ублюдком, чужаком. А на Терре я считался телепатом, почти уродом. Кадарин по крайней мере дал мне почувствовать, что я хоть для кого-то не чужой.
Мне не хотелось признаваться даже самому себе, что он мне нравился. Я вздохнул.
— Я уже говорил тебе о беглеце с Терры, Зебе Скотте… — И тут неудержимый поток воспоминаний захлестнул меня. Нет слов, чтобы описать те годы странствий, поисков и приключений. — Зеб Скотт умер, пьяный и полубезумный, в винной лавке в Картхоне, непрерывно бормоча что-то о голубом мече и могуществе тысячи демонов. Мы решили, что он говорил о матрице Шарры.
Несколько столетий назад, как гласит легенда, Алдараны призвали Шарру в этот мир; позднее ее власти и могуществу здесь снова пришел конец, а Алдараны за это преступление были изгнаны. И тогда они встали на путь предательства и продали Дарковер землянам, позволив им закрепиться здесь.
Кадарин пытался разыскать меч Шарры. Он нашел его и стал экспериментировать с его силами. Но был необходим телепат. И тут у него под рукой оказался я — слишком юный, слишком дерзкий и безрассудный, чтобы понимать последствия собственных поступков. И еще там были Скотты. Рейф, тогда еще совсем ребенок, и дочери Зеба — Тайра и Марджори…
Я осекся. Бессмысленно все это. Не мог я, никак не мог рассказать ей о Марджори. Яростным щелчком я вышвырнул окурок в окно, глядя, как огонек тлеет на ветру, падая вниз.
— И чего он пытался добиться? — спросила Каллина. Я совсем забыл о ее присутствии. Об этом я мог рассказывать спокойно.
— А зачем вообще предатель предает? Терра столетиями пыталась любыми средствами — с помощью подкупа, воровства, обмана — заполучить секреты матричной техники. Комин не поддавался, но Кадарин-то знал, что земляне готовы заплатить сколько угодно. Экспериментируя с мечом, он сумел активизировать некоторые энергетические зоны и продемонстрировал это землянам. Но в конечном итоге он обманул и их, открыв в пространстве… нечто вроде дыры, своего рода ворота между мирами, дающие власть надо всем…
Мой голос прервался.
— Будь он проклят, где бы он ни был, живой или мертвый, в этом мире или в ином, отныне и во веки веков! — Я с трудом овладел собой и продолжал уже более спокойно: — Он получил то, что хотел. Но случайно я и Марджори оказались между полюсами…
Я замотал головой. Разве можно рассказать об этом? Чудовищный ужас, что пылал и изливался меж мирами, адский ужас… Марджори, уверенная в себе, бесстрашная на одном из полюсов этого жуткого энергетического источника… И внезапно падающая навзничь, словно подрубленная…
— Мне удалось как-то повредить матрицу и закрыть эти ворота, но для Марджори было уже поздно…
Я замолк, не в состоянии произнести более ни слова, и упал в кресло, закрыв лицо рукой. Каллина быстро подошла ко мне, опустилась на колени и обняла за плечи.
— Я знаю. Лью, я знаю. Я вырвался из ее объятий.
— Ты знаешь! Благодари богов, что ты знаешь не все! — яростно выдохнул я. И тут же, захваченный собственными воспоминаниями, припал лицом к ее груди. Да, она знала. Она пыталась спасти нас обоих. Марджори умерла у нее на руках. — Да, — пробормотал я. — Ты знаешь все остальное.
Голова ужасно болела. И еще, словно доносившееся издалека эхо, я слышал биение ее сердца под тонким шелком платья. Ее волосы нежно, как лепестки цветка, касались моего лица. Я сжал ее тонкие пальчики своей здоровой рукой.
Она откинула голову назад и посмотрела на меня.
— Нас с тобой только двое, чтобы противостоять всему этому, Лью. Хастур связан соглашениями и должен подчиняться решению Совета. Дерик — полный дурак, Реджис — всего лишь мальчишка. Что до Райднау и Ардисов, то они готовы на все, лишь бы сохранить собственную власть. Да они самих себя готовы продать Терре, если сочтут, что это выгодно! В одиночку ты бессилен. А я… — губы ее шевельнулись, но до меня не донеслось ни звука.
Потом она заговорила снова:
— Я — Хранительница. Я могла бы иметь власть, не меньшую, чем у Ашары. Ашара обеспечила бы мне достаточное могущество, чтобы управлять всем Советом, если б я сама ей это позволила. Но я не желаю быть марионеткой в ее руках! И не буду! Совет тянет меня в одну сторону, Ашара — в другую. И Белтран тоже такой!
Мы прижимались друг к другу, как дети, напуганные темнотой. Я чувствовал тепло ее тела. И еще сильнее обнял ее. Она не успела ничего сказать, когда я поцеловал ее. И не сопротивлялась, когда я приподнял ее, чуть откинув ей голову, и снова поцеловал.
Последние красноватые отблески заката гасли за пиком Неварзин; на небе появились первые звезды.
Глава VI
Столетия назад, когда власть Комина была непоколебима, Хрустальный Зал, вероятно, был даже мал для всех тех, кто по праву рождения мог присутствовать на заседаниях Совета. Ровный голубоватый свет лился сверху, озаряя прозрачные стены, сверкавшие зелеными, пурпурными и золотистыми искорками. В полдневные часы здесь возникало ощущение, что находишься в центре радуги; ночью же — что плывешь где-то в вышине по воле ветров в полном одиночестве.
Здесь меня впервые представили членам Комина. Мне было всего пять лет, и я был слишком нескладным, тощим и темноволосым для истинного отпрыска Великого Рода. Однако я отлично запомнил тот спор, который вызвало здесь мое появление. Старый Дувик Элхалайн кричал: «Кеннард Элтон, ты попусту тратишь наше время, ты оскорбляешь священное место, приведя сюда этого полукровку, своего ублюдка!»
И тогда — прекрасно помню и это — мой отец в ярости повернулся и поднял меня высоко над головой.
И они подавились. Никто никогда не осмеливался дважды перечить моему отцу — ярость его производила слишком сильное впечатление. Да, я был и остался полукровкой, ублюдком, чужаком. Малышом я часами сидел здесь, наблюдая бесконечные церемонии, в которых ничего не понимал, ощущая боль от матрицы, прижатой к запястью и транслирующей свой код в мою плоть, что закрепляло мое членство в Комине… Я взглянул на запястье. Да, отметина была видна по-прежнему.
— О чем задумался? — требовательно спросил Дерик.
— Извини. Ты о чем-то меня спросил? Я просто вспомнил, как в первый раз попал на заседание
