остановилась, медленно подняла руки и нежно обхватила ладонями его лицо. Он наклонился, с радостью подчинившись ей. Их губы были так близко, что она чувствовала его дыхание на своих щеках.
Их первый настоящий поцелуй.
Она привстала на цыпочки, и когда его губы коснулись ее полураскрытых губ, мелодия затихла.
Джеймса бросило в жар. Удивляясь своей нерешительности, он до боли сжал пальцы. Наконец, преодолев непонятный ступор, он осторожно поднял руку и тыльной стороной ладони ласково провел по ее щеке. Красива ли она? Впрочем, это не имеет значения. Джеймса сводило с ума ее стройное, гибкое тело.
Он буквально впился в ее губы. Незнакомка отвечала на каждое его движение, на каждое прикосновение, и когда его язык нежно и требовательно скользнул между ее губ, она приоткрыла их, ответив на ласку.
Сгорая от страсти, Джеймс покрывал поцелуями ее шею и плечи, яростно срывая остававшиеся на танцовщице покрывала. Девушка не только не протестовала, но и поощряла Джеймса. Завладев его рукой, она еще плотнее прильнула к нему и положила его ладонь себе на грудь.
Темнота окутала их, укрыв от внешнего мира и став средоточием мечты мужчины № женщины.
Филиппа была почти обнажена, лишь широкий золотой обруч на шее и поясок из монист оставались на ее теле, и еще тонкая цепочка колокольчиков, которая, крепясь к передней части пояса, огибала ее лоно и, прячась между ягодиц, возвращалась к изящному замочку на пояске.
Невидимые, но вполне реальные, они явно предназначались для того, чтобы интриговать, соблазнять и, конечно, вознаграждать.
Филиппу совершенно не смущало то, что за исключением довольно варварских украшений на ней ничего не было, в то время как Джеймс по-прежнему оставался полностью одетым, более того, этот контраст возбуждал ее чрезвычайно. Она чувствовала себя наложницей в гареме господина, его покорной любовницей, объектом его желания.
Горячие руки, торопливо и неловко ласкавшие ее тело, говорили об охватившей его страсти, поскольку в обычной ситуации Джеймсу не была свойственна эта юношеская неловкость. Он был так открыт, так беззащитен в своем желании, настолько не способен устоять перед ней, что Филиппа, чтобы хоть на короткое мгновение оторваться от него, сама прервала его ласки.
Она не могла говорить с ним, хотя жаждала поведать ему о своих чувствах. Она могла рассказать о них только с помощью ласк.
Нежно коснувшись его шеи, Филиппа легко, но решительно потянула его галстук.
– Здесь? В коридоре? – изумленно выдохнул он.
Она прикоснулась кончиком пальца к его губам и взяла за руку. Потом нащупала неприметную узкую дверцу, ведущую в небольшую кладовую. Здесь она переодевалась и здесь же, пока Филиппа танцевала, Баттон обустроил их любовное гнездышко.
Осторожно ступая, она вошла в темную комнатку, ведя за собой Джеймса. Как жаль, что она не могла зажечь свечу и увидеть результаты трудов Баттона, ибо, вне всяких сомнений, на это стоило посмотреть, но она не могла рисковать, позволив Джеймсу увидеть ее лицо.
Но больше всего ей хотелось целовать его. Долго. Очень долго.
Глава 25
Босая нога Филиппы наткнулась на что- то мягкое, лежавшее на полу, девушка вздрогнула, но тут же мысленно посмеялась над своими страхами. Ведь это перина, которую притащил Баттон, довольно большая, поскольку милый старик клятвенно пообещал ей устроить из темной кладовки шикарное ложе. Филиппа повернулась к Джеймсу и привлекла его к себе, он охотно повиновался, нетерпеливо обхватив ее талию.
В этот момент она, резко дернув Джеймса, буквально опрокинула его на себя. Вскрикнув от удивления, он тем не менее моментально среагировал и, развернувшись, чтобы не раздавить свою хрупкую спутницу, рухнул на лежавшую на полу перину. Филиппа упала рядом, провалившись в мягкое пуховое ложе. Всей своей кожей она ощутила греховную роскошь этого бархатно-шелкового великолепия.
– Господи! Ну почему же ты исчезла тогда? – прошептал Джеймс. Он чуть приподнялся и осторожно положил руку ей на грудь. – Наверное, ты очень коварна, моя шалунья? – Его низкий голос был полон любви и вожделения, он проник прямо в ее разгоряченное нутро, разбудив неистовое желание немедленно познать этого мужчину.
Не говоря ни слова, она потянулась к нему.
– Возьми меня, – прошептала она по-арабски, забыв о данном себе обещании не произносить ни слова. – Окутай меня своей мощью, владей мной, мой господин.
– Оказывается, ты умеешь говорить!
Продолжая ласкать ее грудь, он, опершись на локоть, навис над девушкой, устроившись между призывно разведенными бедрами.
– Как зовут тебя, красавица? – шепнул он, обдав горячим дыханием ее шею.
– Амила, – также шепотом ответила она.
«Мечта».
– Моя Амила – Теперь его дыхание легко коснулось ее губ.
«Моя».
Она кивнула, зная, что он почувствует это движение и поймет, что она готова безраздельно принадлежать ему. И то, что сейчас должно было между ними произойти, не могло связать их сильнее, поскольку силу привязанности, которая навсегда поселилась в ее сердце, превзойти было невозможно.
Она жадно целовала его, не в силах насытиться вкусом его таких горячих, таких мужественных губ, сплетение их языков было настолько интимно и неистово, что казалось, этот поцелуй мог бы длиться всю ночь.
Страсть волной захлестнула Филиппу, и ей до боли захотелось попробовать на вкус все его тело.
Филиппа повалила его на спину. Джеймс засмеялся и без сопротивления утонул в пуховых глубинах. Оказавшись поверх него, Филиппа наслаждалась даже холодным щекотанием пуговиц его жилета. Возможно, в какой-то иной момент ей было бы достаточно тех ощущений, которые давала ей эта игра с одетым, сгорающим от желания мужчиной, но времени в ее распоряжении было мало, а сегодня вечером она еще многое хотела довести до конца.
– Я все еще слышу звон колокольчиков, – пробормотал он. – А ведь я совершенно уверен, что ты обнажена, как вяз зимой. Может, колокольчики у тебя…
Она закрыла ему рот поцелуем, оставив на его губах лишь приглушенный смех.
– Лежи спокойно, – прошептала она по-арабски, – Совсем скоро ты найдешь мои колокольчики.
Филиппа начала развязывать его галстук, плотная шелковая лента оказалась неожиданно длинной, и, устраиваясь поудобнее, она оседлала его бедра.
– О Амила! – простонал он, прижимаясь своим мужским естеством к ее телу. – Что ты со мной делаешь?
Она стащила с него галстук и расстегнула жилет. На очереди были запонки. Наконец она соскользнула с него и, легко потянув, заставила сесть. Охваченный нетерпением Джеймс, стиснув зубы, срывал с себя одежду, ему не хотелось терять ни одной драгоценной минуты.
Наконец последняя деталь его великолепного костюма была безжалостно брошена в темноту кладовки, и Филиппа коснулась его обнаженного тела.
Как ей хотелось увидеть его!
– Как мне хочется увидеть тебя, – прошептал он. – Но ты нарочно выбрала комнату, где нет даже крохотной свечки.
Она прильнула к нему и, жадно погладив его плечи, почувствовала, как дрожь пробежала по его телу.
– Я вижу тебя, – прошептала она. – Я вижу каждую твою черточку, такую сильную и мужественную. Ты принадлежишь мне, мой благородный король- воин. Ты моя луна и мои пески, и я буду путешествовать по тебе очень долго, чтобы запомнить каждый дюйм твоего тела.
Джеймс лежал на спине, ее слова, которые она шептала, касаясь губами его груди, одновременно и возбуждали, и озадачивали его. Она была воплощением его мечты, но эта девушка прикасалась к нему так, словно это он был ее любовью. Как могут ее нехитрые ласки быть исполнены столь сильных чувств? Должно быть, от одиночества и вожделения он выдает желаемое за действительное и принимает за любовь ее греховную страсть.
Но ему все равно. Он в любом случае готов принять эту романтическую интерлюдию. А еще он жаждет быть любимым, пусть хоть на одну ночь.
Хотя в глубине души теплилась слабая надежда, что, возможно, в этот раз ему удастся убедить девушку не исчезать.
Ее легкие ласковые руки коснулись его напряженного естества и замерли, словно испуганные птицы. Потом она медленно и осторожно начала исследовать его плоть. Филиппа не была готова к тому, что обнаружила. Это было не совсем то, чего она ожидала, основываясь на созерцании греческих скульптур и разглядывании рисунков в индийских свитках. Эта твердая мужская плоть, напоминавшая древко копья, была пленительна. Ощущение этой тонкой шелковой кожи под своими пальцами пленило Филиппу, и она, подчиняясь до сих пор спавшему инстинкту, скользнула по его члену, сначала осторожно вверх, потом, уже решительней, – вниз. Своей большой теплой ладонью он накрыл ее руку.
– Амила, если ты продолжишь, боюсь, мы оба будем разочарованы.
Она неохотно убрала свою руку. Он тут же вернул ее на прежнее место.
– Пожалуйста. Ласкай меня, но только не этим движением.
На короткое мгновение Филиппа вернулась к этому удивительному символу мужественности, потом неохотно оставила его. Еще так много предстояло узнать.
Она легко провела ладонями по его мускулистым бедрам, поскольку с той самой ночи у камина они занимали довольно значительное место в ее фантазиях. Осмелев, она провела рукой по твердому рельефному животу, затем по широкой мощной груди, которую не могла, забыть с тех пор, как разъяренный Джеймс, выскочивший из ванны, влетел в комнату Робби.
– Амила, я должен прикоснуться к тебе. Сейчас.
Филиппа улыбнулась в темноте. В ее Джеймсе нет ни лжи, ни хитрости.
Филиппа обвила его шею руками и
