плодородия своих земель.
Наконец у него стали завязываться более близкие отношения с дочерьми, но Юлия, как и прежде, пребывала в угнетенном настроении и постоянно испытывала недомогание. Ночи они проводили вместе, но было очевидно, что она уже не сможет родить ему сына.
А ребенку Эйлан исполнилось десять лет. И несмотря на то, что император не благоволит к Гаю, он все же способен обеспечить сыну лучшее будущее, чем британская жрица, которая вынуждена скрывать сам факт существования своего ребенка, да и Юлия, очевидно, с большим удовольствием будет воспитывать сына своего мужа, чем чужого мальчика, хотя, конечно, трудно сказать наверняка, как она к этому отнесется. Но в конце концов Гай может убедить жену – и это будет истинная правда – в том, что Гауэн был зачат еще до того, как он познакомился с ней.
До Лесной обители на коне скакать всего несколько часов. Где-то там, за тем холмом, и живет его сын, размышлял Гай, вглядываясь в просветы деревьев, стеной возвышавшихся с южной стороны. Но он с удивлением осознал, что боится новой встречи с Эйлан. Она, должно быть, ненавидит римлян. И его тоже? Девушка, которую он любил в юности, теперь жрица Вернеметона, внушающая людям страх. Порой ему казалось, что не существует больше и женщины, на которой он женился. Со смертью сына Юлия утратила присущие ей игривость и веселый нрав – черты характера, которые он особенно ценил в ней.
Карьера Гая складывалась довольно успешно, хотя ему едва ли удалось воплотить в реальность мечты отца. Но ведь он мало что любит в жизни, вдруг подумал Гай. Он часто бывал одинок – просто раньше это его не тяготило, потому что под строгим оком отца, а потом на службе в армии, где царила железная дисциплина, скучать ему было некогда. Но работа в поместье лишь позволяла сохранять в хорошей физической форме тело. Ум же оставался свободным, и к концу первого года жизни вне государственной службы Гай все чаще обращался мыслями к грезам своего детства.
Наверное, воспоминания о том возрасте, когда мир казался удивительным и чудесным, нахлынули на Гая потому, что он все свое время посвящал земле. Ребенком Гай запрещал себе думать о матери, но теперь он часто видел ее во сне. Она укачивала его на руках, он слышал ее сладостный голос, напевающий колыбельную, и просыпался в слезах, умоляя ее остаться с ним.
Но она ушла в Страну Мертвых, и Эйлан отказалась от него ради своей Великой Богини, а теперь он теряет и Юлию. Встретит ли он когда-нибудь человека, думал Гай, который просто полюбил бы его на всю жизнь, полюбил бы таким, какой он есть, не пытаясь переделать на свой лад?
Потом Гай снова вспомнил, какие чувства владели им, когда он держал на руках сына. Но как только он начинал строить планы, как отыскать мальчика, его охватывала холодящая душу тревога: а вдруг при встрече выяснится, что он совершенно безразличен сыну. И Гай ничего не предпринимал.
Однажды, отгоняя от своего поместья диких свиней, которые повадились кормиться у него в саду, Гай увидел, что заехал в лес, примыкающий к Вернеметону; это был тот самый лес, в котором Эйлан родила их сына. Не задумываясь, он направил коня по тропинке, ведущей к хижине. Гай понимал, что Эйлан он там не найдет, но вдруг он встретит в домике кого-нибудь, кто знает, где она. Даже если Эйлан ненавидит его, она едва ли откажется рассказать ему о сыне.
Поначалу ему показалось, что в хижине никто не живет. Деревья приветствовали весну распускавшимися почками, но солома на крыше обтрепалась и поблекла от непогоды; земля вокруг была устелена пожухлыми прошлогодними листьями и сухими ветками, нанесенными во время недавней бури. Потом он заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из отверстия в крыше. Гай натянул поводья, лошадь зафыркала, и из домика выглянул какой-то человек.
– Добро пожаловать, сын мой, – сказал он. – Кто ты и что привело тебя сюда?
Гай представился, с любопытством разглядывая незнакомца.
– А ты кто такой? – поинтересовался он. Мужчина был высок ростом, лицо загорелое, волосы черные, как ночная тьма. Одет он был в балахон из козлиной шкуры грубой выделки. На грудь свисали клочья спутанной бороды.
Гай решил, что это бездомный бродяга, который нашел себе пристанище в пустой хижине, но затем увидел на шее у мужчины скрещенные палочки, висящие на ремешке. Должно быть, он – представитель какой-то христианской секты, догадался Гай. Наверное, один из тех отшельников, которые в последние два-три года стали появляться по всей империи. Гай слышал, что они есть в Египте и на севере Африки, но здесь христианского отшельника он никак не ожидал встретить.
– Что ты тут делаешь? – снова спросил он.
– Я пришел сюда, чтобы помочь заблудшим душам вновь обрести бога, – ответил мужчина. – В миру меня знали как Лициаса, а теперь я зовусь отец Петрос. Тебя, конечно же, направил ко мне Господь, потому что ты нуждаешься в помощи. Чем могу я помочь тебе?
– Почему ты решил, что это бог послал меня к тебе? – Незатейливые рассуждения отшельника забавляли Гая, хотя настроение у него было отнюдь не веселое.
– Но ты ведь пришел, не так ли? – вопросом на вопрос отвечал отец Петрос.
Гай пожал плечами, а Петрос продолжал:
– Поверь, сын мой, ничто в этом мире не случается без соизволения Господа, который управляет даже движением звезд.
– Ничто? – Гай и сам удивился тому, сколько горечи прозвучало в этом слове. Он вдруг осознал, что потерял веру в богов. Это произошло на каком-то этапе его жизни в последние три года – то ли когда пришло известие о смерти Агриколы, а может, причиной тому явились страдания Юлии. – В таком случае объясни, что это за бог, если он отнял сына и дочь у любящей матери?
– Так, значит, вот что тебя тревожит? – Отец Петрос распахнул дверь. – Входи, сын мой. Такое одним словом не объяснишь. Да и конь твой, бедняга, подустал.
Гай с запоздалым чувством вины подумал, что и вправду проскакал немалый путь. Привязав коня, чтобы тот мог дотянуться до пожухлой травы на земле, он вошел в дом.
Отец Петрос расставлял кружки на грубо сколоченном столе.
– Чем тебя угостить? У меня есть бобы, репа и даже немного вина. Здешняя погода не позволяет мне поститься так часто, как я это делал в теплом климате. Сам я пью только воду, но гостей, которые приходят сюда, мне позволено потчевать мирской пищей.
Гай покачал головой, поняв, что его собеседник не прочь пофилософствовать.
– Я выпью твоего вина, – принял он приглашение, – но скажу без обиняков: тебе никогда не удастся убедить меня, что твой бог добр и всемогущ. Ибо если он всемогущ, то почему позволяет людям страдать? И если он может уберечь человека от страданий, но не делает этого, почему люди должны ему поклоняться?
– Ну да, – произнес отец Петрос, – судя по твоему вопросу, мне ясно, что ты воспитан на философии стоиков. Говоришь их словами. Но философы неверно понимают природу Бога.
– А ты, разумеется, понимаешь так, как надо? – с вызовом вопрошал Гай.
Отец Петрос покачал головой.
– Я всего лишь ничтожный слуга тех несчастных, что приходят ко мне за советом. Единственного сына Господа распяли на кресте, и он воскрес из мертвых, чтобы спасти нас. Все остальное для меня неважно. Тем, кто верит в Него, будет дарована жизнь в раю.
Обычная восточная сказка для детей, думал Гай, вспомнив то, что услышал в Риме об этом культе. Ничего удивительного в том, что он так притягателен для рабов, и даже некоторые женщины из благородных семейств находят в нем утешение. Неожиданно ему пришло в голову, что бредовые россказни отшельника могут заинтересовать Юлию, – во всяком случае, отвлекут ее от горестных переживаний. Он поставил кружку на стол.
– Благодарю за вино, святой отец, и за твой рассказ, – проговорил Гай. – Ты не возражаешь, если моя жена навестит тебя? Она очень тяжело переживает смерть нашей дочери.
– Пусть приходит в любое время, когда пожелает, – любезно ответил отец Петрос. – Жаль только, что тебя мне убедить не удалось. Ведь не удалось, верно?
– Боюсь, что нет. – Отшельник был искренне огорчен, и от этого Гай почувствовал себя неловко.
– Никудышный я проповедник, – удрученно отозвался отец Петрос. – Вот если бы здесь был отец Иосиф, он непременно убедил бы тебя.
