– Да, – согласилась она, понимая, что это правда.
– Наша жизнь станет лучше, я обещаю, – сказал Винсент с искренним чувством. – Я обещаю, что буду тебе хорошим мужем, вот увидишь, Одра.
Какое-то время он был верен своему слову.
Его доброе отношение к жене, проявленное в период ее болезни, не изменилось – никогда прежде он не был столь внимателен к Одре, да и никто никогда так не заботился о ней. Вечерам он мчался после работы домой, чтобы побыть ней, и не отходил от нее все свое свободное время, даже по выходным, которые привык проводить в свое удовольствие с друзьями. Он суетился около нее, всячески угождал ей, являя собой образец мужа и будущего отца.
В маленьком домике на Пот-Лейн воцарилось спокойствие.
Одра была довольна жизнью, как никогда раньше, и благодарна за мир и покой, а также за то, что могла позволить себе отдых. Беременность оказалась трудной. Утренняя тошнота была необычайно мучительной и часто продолжалась в течение всего дня; да и общее состояние ее было скверным, ей постоянно нездоровилось.
Вначале Винсент был озабочен этим и сочувствовал ей. Но довольно скоро его терпение сменилось раздражительностью и, хуже того, скукой.
Перед Рождеством, когда они помирились, то были полны нежности друг к другу и возобновили супружеские отношения. Но эти отношения вскоре опять прекратились. Винсент более или менее понимал причины уклонения Одры от физической близости, допуская, что женщина, ждущая ребенка, может и не испытывать сексуального влечения к мужу. Что действительно беспокоило его, так это отсутствие с ее стороны настоящего интереса к нему и к его повседневной жизни. Это равнодушие казалось ему странным и обидным.
Естественно, что с его характером он вскоре начал тяготиться домашней жизнью. Он любил Одру и хотел быть ее мужем, но вместе с тем он тосковал по холостяцкой жизни. И не потому, что ему хотелось волочиться за другими женщинами – чего он не делал. Ему не хватало мужского товарищества, шумного веселья в пабах, игры на скачках в конторе букмекера или на ипподроме. Этим он занимался всю свою взрослую жизнь и не видел причины менять свои привычки.
Он возобновил также постоянные визиты дом матери, так как скучал по царившей там cуматошной атмосфере. Ему вновь хотелось почувствовать себя членом большой семьи, в которой все относились друг к другу с теплотой и любовью, а именно такой и была семья Краудеров.
Он ни в малейшей степени не чувствовал за собой вины за такое поведение, главным образом потому, что Одра была полностью поглощена будущим ребенком. Винсенту казалось, что все ее существо было сосредоточено на долгожданном ребенке, а все остальные для нее не существовали.
Он не ошибался в этом своем предположении.
Ребенок значил для Одры очень много, возможно даже больше, чем Винсент мог себе представить или понять. Ребенок был для нее не только плодом их любви и их первенцем, но и началом ее собственной семьи, о которой она мечтала столько лет.
Страшно боясь каким-нибудь образом ему повредить, она следила за своим здоровьем с такой скрупулезностью и с такой одержимостью, что иногда даже Лоретт теряла терпение. Когда же она не была занята заботами о себе, своем здоровье и диете, то готовилась к великому событию с такой тщательностью, как будто это был первый младенец на свете, которому суждено было родиться.
Вторая спальня в коттедже номер тридцать восемь была превращена в детскую, и в ней все было продумано до мелочей с точки зрения красоты и гигиены. Одра привлекла к устройству детской почти всех членов семейства Краудеров, настояв на том, чтобы они помогали ей чистить, мыть, оклеивать обоями и красить комнату. А потом, продав маленькую бриллиантовую заколку матери, она отправилась в Лидс, в магазин мадам Харт, где купила восхитительную детскую мебель.
Сестра Винсента Олив славилась в семье и среди друзей связанными ею милыми трикотажными вещицами. В прошлом году она обучила этому хобби Лоретт. Одра попросила Олив дать ей несколько советов относительно ее собственного вязания, и вскоре Олив и Лоретт тоже оказались вовлеченными в заботы о детском приданом. Три молодые женщины вязали одежду для младенца с таким рвением, будто от этого зависела их жизнь, и, собравшись вместе, представляли собой комическое зрелище: их спицы стучали, взгляды неотрывно следили за рисунком. Кроме вязанья, они ничего вокруг себя не замечали. Результатом их трудов были чепчики, вязаные башмачки, ползунки, кардиганы, кофточки, одеяльца для кроватки и коляски. Позднее Одра сшила и украсила вышивкой несколько других детских вещей, а также вышила тамбуром две красивые кружевные шали. Вскоре было готово прекрасное приданое. Одра складывала маленькие вещички в стоявший в спальне комод, старательно перекладывая стопки искусно сшитой и связанной одежды папиросной бумагой и очень гордясь этим изысканным гардеробом своего еще не родившегося малыша.
Но, занятая домашними заботами и окруженная многочисленными и слишком шумными Краудерами, Одра временами чувствовала себя более одинокой и в большей изоляции, чем раньше. Это было в какой-то мере вызвано отдалением от нее Винсента и отсутствием у нее собственной родни. Как ни старалась она сблизиться с Элизой, ей это не удавалось. Она все еще с настороженностью относилась к свекрови и не чувствовала себя непринужденно в ее присутствии. Она считала, что Элиза винила ее за все прошлые проблемы и продолжает обвинять теперь, оправдывая Винсента Хотя она была неправа, ничто не могло убедить ее в обратном.
Зато отношения с Лоретт установились теплые и дружеские. Как и с Альфредом Краудером, считавшим, что сыну удивительно повезло с женой – такой достойной молодой женщиной. Альфред неодобрительно относился к поведению Винсента и все чаще говорил ему об этом, особенно не церемонясь. В эту пору ее жизни именно отец Винсента и его любимая сестра помогали Одре в трудные моменты.
Как ни странно, во время беременности Одры между ней и Винсентом не возникало озлобления, хотя в каком-то смысле каждый из них и жил своей обособленной жизнью. Серьезные ссоры и просто пререкания прекратились. Все выглядело так, будто между ними было заключено перемирие. Они были вежливы и даже участливы друг к другу, но каждый из них был полностью занят только собой и своими собственными проблемами.
На смену суровой зиме пришла такая чудесная весна, какой не было уже много лет. От голубого неба и яркого солнца становилось веселее на сердце. Радовали душу и зеленые почки на деревьях, и появление первых нарциссов и крокусов, рано зацветших и покрывших темную землю ярко-желтыми и пурпурными цветами.
Как-то неожиданно подошел день свадьбы Гвен и Джефри Фримантла. Одра вынуждена была отказать
