Лагерь, который разбили люди Цезариона вокруг каменной стенки емкости для воды, врытой в землю рудокопами столетие назад, остался на месте. Несколько низкорослых акаций и засохший чертополох свидетельствовали о том, что зимой здесь временами бывает вода, но сейчас, в августе, когда воздух раскален, как в печке, все вокруг было выжжено солнцем. Несколько скомканных палаток валялось у подножья ближней скалы, в тени которой можно было укрыться в самое жаркое время дня. Палатка Цезариона, находившаяся в самом центре их стоянки, без верхнего навеса выглядела как-то непривычно. Не хватало одной угловой жерди, и поэтому палатка заметно покосилась. Сквозь знойное марево юноша увидел, что местами ткань опалена, – вероятно, светильник Родона опрокинулся и палатка загорелась. Животные, на которых они везли поклажу, – в основном верблюды – были привязаны чуть подальше и сейчас неподвижно лежали в небольших оазисах тени у скалы. Новых палаток не было, но, казалось, стало больше животных. Из нескольких воинских плащей, прикрепленных к склону горы, получился своего рода навес, который с другой стороны поддерживался копьями, воткнутыми в каменистую почву. К копьям, чтобы создать побольше затененного пространства, были прислонены щиты – хоть какое-то укрытие, которое так необходимо в этой знойной стране. Красные шиты, высокие, продолговатой формы, украшенные незнакомым орнаментом, принадлежали римским легионерам. Цезарион начал их считать, но затем остановился. Судя по первому взгляду, их было около восьмидесяти – целая центурия[2].
Перед ними высоко развевалось знамя, римский орел, невыносимо яркий на полуденном солнце.
Римляне приехали налегке, подумал юноша, заставляя свой измученный мозг напрячься, чтобы осмыслить то, что он сейчас видел. У римлян не было палаток – только несколько вьючных животных, которые везли провизию и воду, необходимые в пути. Они снарядили определенное количество воинов с учетом того задания, которое им предстояло выполнить. Они знали, куда ехать и с каким числом людей им придется иметь дело.
Родон наверняка оповестил их, как только последняя часть отряда Цезариона покинула Коптос. Нет, даже раньше: уж слишком быстро отряд римлян прибыл сюда из Александрии, приплыв по Нилу. Родон, по всей видимости, послал сообщение, когда Цезарион со своими людьми отправился вверх по течению Нила. Предатель подождал римлян в Коптосе, форсированным маршем провел их по караванному пути – скорее всего, ночью, поскольку никто не путешествует по Восточной пустыне днем, если этого можно избежать, – и привел неприятеля прямо в лагерь. Возможно, нападение было совершено прямо перед рассветом, когда люди Цезариона спали крепким сном. Зная пароль, Родон, естественно, не вызвал у часовых никаких подозрений, поэтому сразу тревогу не подняли, а потом было уже поздно. В первую очередь он кинулся искать Цезариона, потому что знал: люди царя не будут оказывать сопротивления и сдадутся, если их повелителя возьмут в плен или убьют.
Однако Эвмен, Мегасфен и Гелиодор все равно сражались – быть может, они вступили в бой просто из- за неразберихи, потому что враги напали на них, когда они спали и потому не поняли, что происходит. Остальные же действительно сдались добровольно. Родон мог совершенно искренне пообещать им, что он спасает их от изгнания и смерти, что на самом деле ждало бы их, останься они с Цезарионом. На погребальном костре не было тел римлян, а это значит, что они справились с заданием, не потеряв ни единого воина. Они наверняка довольны этим и обращаются с пленниками милостиво. Во всяком случае, им незачем проявлять жестокость по отношению к придворным стражникам, которым некого уже охранять. Родона, без всякого сомнения, ждет щедрая награда. Римляне должны быть благодарны ему: он помог их императору убрать с дороги опасного соперника и обеспечил их сундуками, полными сокровищ. При этом они не потеряли ни одного человека.
Цезарион прижал ладони к воспаленным глазам. Родон преподавал ему философию и математику в течение трех лет, и юноша отдавал ему предпочтение перед всеми остальными наставниками. Он любил Родона; ему нравилось его язвительное острословие, его честность и ум, его изящное чувство юмора. Цезарион вспомнил слова Родона, брошенные ему в лицо, и почувствовал, как в нем закипает ярость. «Ты не стоишь моей жизни...»
«Нет! – гневно подумал он про себя. – Нет! Ты, Родон, предал не только меня. Ты предал также всех моих предков, даже больше!»
Египет оставался последним независимым государством на побережье Внутреннего моря. Теперь вся власть сосредоточилась в руках Рима. С этого дня греки стали подданными Римской империи. Это не должно было произойти без борьбы! Это не должно было случиться из-за предательства грека!
С тоской осмотревшись по сторонам, Цезарион подумал о том, что он снова проиграл. Проиграл, как всегда. Он не сражался, потому что у него в очередной раз случился приступ. И теперь он стоит возле собственного погребального костра, где его в любую минуту могут заметить, сообразив, что ошиблись.
Или римляне все еще спят? Неужели они не позаботились о том, чтобы поставить часовых?
Цезарион вздохнул, усталым движением вытер губы и на секунду замер, взглянув на свою руку: она была выпачкана в крови, которая запеклась на подбородке. Он осторожно пошевелил распухшим языком, чувствуя сильную боль и неприятную онемелость. Наверное, он прикусил его во время приступа. Хорошо же он будет выглядеть, если римляне в конце концов поймут свою ошибку. Вот он, царь Птолемей Цезарь, сын царицы Клеопатры и божественного Юлия, – грязный, весь в крови юнец, которому едва исполнилось восемнадцать и который не может внятно сказать хотя бы слово.
Может, Родон был прав, когда грубо заявил, что Цезарион не стоит ничьей больше жизни? Юноша стиснул зубы, чувствуя хорошо знакомое смятение от охватившего его стыда. Он всегда не дотягивал до того уровня, которому должен был соответствовать. Но все равно он обязан продолжать борьбу. Он не может принять свое поражение, просто сдавшись врагу. Если бы он в это не верил, то лишил бы себя жизни сразу же, когда впервые понял, что его болезнь неизлечима.
О Дионис! Как же глупо – он даже не погиб в нужную минуту. Все, что с ним произошло, напоминало идиотскую комедию, в которой герой затягивает сцену своей смерти, а остальные актеры притворяются, будто бьют его палкой по голове и насильно затаскивают на погребальный костер!
Хотя римляне, как ни странно, пока еще не сделали этого.
Римские легионеры должны были поставить часовых. Они никогда не забывают об этом. Антоний не уставал повторять о необходимости охраны. Хотя, как бы там ни было, Октавиан знал, что делает, и доказал это, победив Антония.
В любом случае глупо было думать, что лагерь не охраняется. Если командиру доверили столь важное и щекотливое задание, он не может валять дурака. Цезарион ни секунды не сомневался, что римляне поставили бы часовых, даже если бы у них не было тридцати пяти пленников и нескольких сундуков с сокровищами. А сейчас их добыча составляла пятьдесят талантов[3] золота – вполне достаточно для того, чтобы содержать целый год небольшую армию! И пусть их пленники связаны, римский военачальник наверняка принял меры, чтобы его собственные подчиненные не позарились на сокровища.
Золото находилось в палатке Цезариона. Возможно, оно все еще там и римский военачальник спит
