без пиджаков — долго и нудно бубнил что-то относительно местного самоуправления и политики. Он, видимо, полагал, что местное самоуправление должно стоять в стороне от политики. Решительно и твердо я заявил ему, что это невозможно, и, изнывая от скуки, продолжал отвечать на вопросы. Не слишком ли ограничены полномочия муниципалитета? Не слишком ли велики полномочия муниципалитета? Можно ли считать, что существование крупных административных органов оправдывает себя? Долго ли еще Уорли сможет сохранять свою независимость?.. Под конец мне уже стоило больших усилий следить за тем, чтоб в голосе у меня не прорывалось раздражение. Они были молоды, предполагалось, что они все хорошо образованы, но они ничего не понимали — им нужна была справедливость, им нужно было, чтобы драконов убивали. Затем я увидел, что Нора смотрит на меня. Она прошептала что-то на ухо своему соседу.
Он встал. Мне не понравилась его улыбка. У него был болезненный цвет лица и синеватые, плохо выбритые скулы, но зубы были отличные, и он, по-видимому, ими щеголял. Я почувствовал, что сейчас он задаст мне какой-нибудь подлый вопрос.
— Если позволите, — сказал он, — я хочу коснуться одного очень узкого вопроса. Мистер Лэмптон немало распространялся здесь по поводу того, что в Англии местное самоуправление осуществляется, так сказать, на глазах у народа, что членам муниципалитета нечего скрывать, что они всегда счастливы, информировать своих избирателей, чем именно они в настоящую минуту занимаются.
Я кивнул.
— Вы не намерены отказаться от своих слов, мистер Лэмптон? Вы совершенно уверены в том, что вы действительно так думаете?
Теперь Нора уже не пыталась скрыть улыбки. У меня было такое чувство, словно меня предали. Словно я стою перед судом. Словно они заключили союз против меня.
— Разумеется, я так думаю, — сказал я.
— Как же вы объясните тот факт, что заседания муниципалитета трижды за последний год происходили при закрытых дверях и даже представители прессы на них не допускались? И я могу добавить еще, что так бывает всегда, когда на обсуждение ставится некий вопрос. И это еще не все. Комитет по делам жилищного строительства…
Его резкий голос продолжал скрипеть, но, послушав минуты три, я перестал вникать в смысл его слов.
Он не смог овладеть вниманием аудитории, потому что не сумел бить в одну точку. Когда он спросил, почему так сильно задержалось строительство общественного бассейна, я демонстративно поглядел на свои часы, а затем перевел умоляющий взгляд на директора.
— Боюсь, что я вынужден прервать вас, мистер Грэффем, — сказал директор. — Советник Лэмптон готов, разумеется, со всей охотой ответить вам, но ваш вопрос перерос, так сказать, свои рамки и превратился как бы в своего рода обзор…
Я улыбнулся директору.
— Я чувствую себя сегодня прямо-таки в ложном положении. Я с самого начала предупреждал вас, что я плохой оратор, и теперь, прослушав необычайно яркое и исчерпывающее изложение недостатков работы уорлийского муниципального совета, сделанное мистером Грэффемом, я поражаюсь сам, как хватило у меня смелости выступить перед вами. Однако мистер Грэффем задал вопрос. Это, несомненно, очень толковый вопрос. Это вопрос, который следовало задать, но признаюсь откровенно, я очень надеялся, что он не будет задан. И я нахожусь в большом затруднении, пытаясь на него ответить.
Но я все-таки ответил на него кое-как, отыгравшись довольно неуклюже на общих рассуждениях о том, что так или иначе члены муниципалитета все как один пекутся об общественном благе. Но в общем все это не имело особого значения, так как я чувствовал, что собрание, в сущности, закончено и все присутствующие сыты местным самоуправлением по горло. Я это понял, а Грэффем — с удовлетворением отметил я — нет. Но я тут же вспомнил, что он зато был здесь с Норой, а я — нет, и чувство удовлетворения пропало.
Когда все закончилось, я спросил у директора, кто такой Грэффем.
— Самый что ни на есть левый, — сказал директор, набивая трубку. Мне бросилось в глаза, что трубка как-то не шла к его внешности столичного хлыща с нездоровой, желтоватой кожей. Сейчас, приглядевшись к нему внимательней, я заметил, что он чем-то схож с Грэффемом. Повседневные житейские заботы не оставили на этом лице следа. Он раскрутил свою трубку; от нее распространился необыкновенно сильный, едкий запах. — Это черная махорка, — сказал он. — Единственный табак, еще не утративший своего аромата… Да, вы очень ловко с ним разделались.
— А чем он зарабатывает на жизнь?
— Вот это деловой, типично йоркширский вопрос. И вполне уместный. Он что-то преподает в Леддерсфорде. Необычайно красивое платье было сегодня на Норе Хаксли, верно?
— Да, она необычайно красивая женщина, — сказал я.
Он поглядел на меня не без лукавства.
— Она очень честолюбива, — сказал он. — Не думаю, чтобы она надолго задержалась на Севере.
— Как и другие, — сказал я.
— Питер тоже чрезвычайно честолюбив. У них много общего… — Он умолк, увидев приближающихся Грэффема и Нору.
Грэффем протянул мне руку.
— Вы, по-моему, знакомы с Норой. А меня зовут Грэффем — на случай, если вы не расслышали.
— Он расслышал, — сказал директор. — Ваш вопрос, Питер, в самом деле произвел на него большое впечатление.
— А на меня произвел большое впечатление его ответ, — сказал Грэффем. — Он настоящий правоверный тори, как я погляжу.
— И коварный притом, — сказал я. — Наиболее опасная разновидность.
— И к тому же — в чем я не сомневаюсь — мучимый жаждой, — дополнил директор. — Давайте перенесем наше совещание в комнату для лекторов.
— Великолепно, — сказал Грэффем. — Знаете, советник Лэмптон, почему я каждое воскресенье посещаю здесь лекции? Директор угощает пивом. И он всегда заканчивает собрание за час до закрытия бара…
И он принялся рассуждать о достоинствах пива в жаркую погоду.
Когда мы шли по длинному крытому переходу в лекторскую, он перевел разговор на существующий в Англии порядок выдачи разрешений и патентов на строительство, а затем довольно ловко — на уорлийский муниципальный проект постройки нового общественного бассейна. Нора говорила мало. Грэффем адресовался только ко мне, но я заметил, что стоило мне подойти поближе к Норе, как он немедленно вклинивался между нами. Один раз он даже просто ухватил меня за лацкан.
— Это же ясно как божий день, — говорил он. — Это столь же очевидно и зримо, как стены этого псевдосредневекового сооружения. Каждый житель Уорли хочет иметь возможность купаться в бассейне…
— Здесь есть река, — сказал я. — Не говоря уже о канале.
— А также тина, водовороты и дохлые собаки, — сказал он. — Вы позволите вашему ребенку купаться в этой реке или в этом канале?
Я постарался отогнать от себя мысль о Барбаре. Все чаще и чаще при одной мысли о том, что ей может грозить какая-нибудь опасность, у меня до боли сжималось сердце от страха.
— Напрасно мы об этом говорим, — сказал я. — Проект строительства бассейна сейчас обсуждается.
— В самом деле? — спросил он.
— Нора может вам подтвердить, — сказал я, придвигаясь к ней ближе. И внезапно в этой убогой казенной комнатенке с дубовыми панелями, почти сплошь увешанными различными объявлениями, на меня повеяло уютом домашнего очага. — Ну, как по-вашему, будет у нас плавательный бассейн. Нора?
Назвать ее по имени доставило мне огромную, почти чувственную радость, и теперь, стоя ближе к ней, я еще отчетливее ощущал запах ее духов, напоминающий аромат ландыша.
— Муниципалитет обсуждает проект, — сказала она. — Но обсудить — это еще не значит
