— Мистер Миддридж просил решить этот вопрос сегодня.
— А я смогу решить его только завтра. К тому же ведь у него совещание с Титаном, не так ли?
— Ну, это будет недолго. Право же, лучше бы вы просмотрели бумагу. А потом у вас еще хватит времени обменяться мнением с Вэрни.
— А он-то какое имеет к этому отношение?
— Но ведь это касается штатов.
— В такой же мере, как и всего на свете.
Я взял листок; на первый взгляд все эти данные казались совершенно необходимыми, а на самом деле никому не были нужны. У меня порой создавалось такое впечатление, что стоило мне аннулировать какую- нибудь бумагу, как Миддридж тотчас создавал две новых.
— У вас страшный беспорядок на столе, — заметила Хильда.
— Нет, здесь все систематизировано: слева — дела на сегодня, посредине — вчерашние дела, а справа — документы, поступающие от Миддриджа.
Обычно я гордился тем, что на столе у меня не валялось бумаг, но последние три недели нахлынуло столько работы, что я не в состоянии был с нею справиться, хоть и уходил каждый вечер домой с туго набитым портфелем. Было половина пятого, и времени до встречи с Миддриджем оставалось совсем немного — не хватит даже на то, чтобы перелистать лежавшие посредине стола бумаги. Таким образом, завтра — а завтрашний день будет не менее загруженным, чем сегодняшний, — у меня накопится еще больше тяжелых, неблагодарных и нудных дел…
— Вы слишком много на себя взвалили, — заметила Хильда. — Большинство этих бумаг не имеет к вам никакого отношения.
— Знаю, — сказал я. — Это один из результатов того, что у меня широкая спина.
Она передернула плечами.
— Вы губите себя, — сказала она. — Вы все-таки едете завтра в Лидс?
— Но у меня же нет выбора. — Однако, произнося эти слова, я уже понимал, что говорю неправду; а правда заключалась в том, что эти три недели, с тех пор как Нора покинула Уорли, я намеренно заваливал себя работой. И набрал ее столько, что еле дышал; а когда я вернусь из Лидса, работы будет еще больше. Ее будет так много, что, даже не желая этого, я забуду Нору, и мне придется смириться с тем, что я никогда не женюсь на ней — не только не женюсь, но даже не увижу ее.
Хильда с любопытством смотрела на меня.
— Что-то вы слишком часто стали употреблять это выражение, — заметила она.
— Раньше я пытался изменить ход событий, — сказал я. — А теперь не вмешиваюсь в них.
Я подошел к ней и положил руку на ее плечо. Солнце уже клонилось к закату, и в полумраке комнаты лицо ее как бы утратило свою округлость, стало более грустным и взрослым. На ней было платье с короткими рукавами, и я тихонько погладил ее руку.
— Теперь они происходят независимо от меня, — добавил я.
В эту минуту в коридоре раздались шаги, я снял руку с плеча Хильды и, подойдя к выключателю, зажег свет. Она прищурилась от яркого света — лицо ее приняло недовольное выражение, как у человека, которого внезапно пробудили от сна.
Я раскурил две сигареты и протянул ей одну.
— Простите меня, — сказал я. Затем я пробежал глазами перечень Миддриджа. — Попросите Вэрни зайти ко мне, хорошо?
«Ну вот и все, — с нарастающим отчаянием подумал я. — Вот и все». Я встал.
— Пожалуй, не надо звать мистера Вэрни, Хильда. И отмените мою встречу с мистером Миддриджем. Я ухожу домой.
Я надел макинтош.
— Что же я им скажу?
— Что хотите. Скажите, что я запил. Или заболел.
Я распахнул дверь. Она схватила меня за руку.
— Что с вами, Джо?
— Ничего, — сказал я. — Я просто хочу пораньше пойти домой.
— А завтра вы придете?
— Да, — сказал я. — И послезавтра, и после-послезавтра.
Она выпустила мою руку.
Но когда я доехал до Уорлийского леса, то обнаружил, что совсем не хочу домой. Я свернул на полянку у дороги и выключил мотор.
Я просидел так неподвижно около получаса. Вокруг царила тишина, лишь шелестели листья деревьев; такая тишина бывала здесь всегда, но не этого я сейчас искал. Луны не было; вдали мерцали огни Уорли; я смотрел на них, но и они не доставляли мне удовольствия. Все кончено, все позади. С Норой было связано для меня не начало новой жизни, а последний рывок. Я буду отвечать на ее письма, даже, может быть, встречусь с ней в Леддерсфорде или в Лондоне, но я никогда не женюсь на ней, как никогда не поступлю на службу в компанию «Тиффилд продактс». Теперь это уже окончательно. Уорли держит меня, Браун держит меня, Барбара держит меня.
В течение десяти лет мне хотелось остановиться в этом месте; в течение десяти лет я проезжал мимо и думал, что когда-нибудь остановлюсь, потому что не в силах буду отказать себе в том, что здесь меня ждет. И вот я остановил машину — и ничего не произошло: я вскрыл коробку с неприкосновенным запасом и обнаружил, что она пуста.
22
— Ты не говорил мне, что во вторник рано ушел с работы, — заметила Сьюзен.
— В самом деле? — Я зевнул и поудобнее устроился на диване. — Мне казалось, что это не так уж важно.
— Видимо, не так уж важно для меня.
Она холодно и невесело улыбнулась.
— Кстати, тебе достаточно подушек? Или, может быть, принести коврик?
Я сел.
Ради бога, неужели ты не можешь дать мне спокойно полежать на диване? Разве ты не видишь, что я устал?
— Не просто устал, — сказала она. — Хуже, чем устал. Тебе все опротивело, правда, Джо? Твоя жизнь утратила смысл, ведь так?
Я вскочил с дивана.
— На что ты, черт возьми, намекаешь?
— Ты что-то сегодня не слишком догадлив, а? Ложись-ка лучше обратно. Почему ты вдруг вскочил?
Она затянулась, прикуривая от одной сигареты другую.
— Ложись, Джо. Ты прелестно выглядишь на этом диване, и без тебя комната кажется пустой.
— Я ухожу, — заявил я. — Не знаю, какая муха тебя укусила, и не желаю знать. Но терпеть это я больше не намерен.
— А мне казалось, ты говорил, что устал. Но в этот чертов муниципалитет ты все-таки идешь, не так ли? Ты не можешь пропустить заседание и побыть с женой, да?
Я опустился на стул.
— Прошу тебя, Сьюзен, прекрати это. Я не хочу с тобой ссориться. — Я невольно повысил голос. — Господи Иисусе, да неужели ты не видишь, глупая ты корова,
