иначе.
Раньше, в самом начале моей службы у Брауна, я делал попытки обсуждать с ним различные вопросы, прежде чем он придет к какому-либо решению, но теперь я уже не был столь наивен. К тому же мне не доставляло ни малейшего удовольствия слушать, как меня называют выскочкой, ничтожеством, жалким счетоводишкой, а это были еще наиболее лестные из тех характеристик, которых я удостаивался всякий раз, как только он замечал, что я осмеливаюсь высказать собственное мнение. Тогда я проглатывал оскорбления. Теперь бы я этого не стерпел и вполне отдавал себе в этом отчет. Поэтому я молчал — ждал, что он скажет.
— Тебе придется поехать в Лондон и встретиться с ним, — изрек Браун.
— Вы уверены, что я гожусь для этого? — Я вообще сомневался, стоит ли кому-либо вступать в переговоры с Тиффилдом, однако сказать этого прямо не отважился. Мне казалось, что вежливый, но твердый отказ в письменной форме мог бы лучше решить проблему.
— Я отнюдь не уверен, что ты годишься. Нисколько не уверен.
Вероятно, он понял по выражению моего лица, что немного хватил через край.
— Я ничего не имею лично против тебя, Джо, решительно ничего. Просто это не твоя линия. Ты ведь не занимаешься вопросами сбыта.
— В таком случае вам лучше направить туда кого-нибудь другого.
— Он почему-то желает вести переговоры именно с тобой. Должно быть, ты произвел на него впечатление. Черт его душу знает, ты ведь только раз и встречался-то с ним! Какого дьявола успел ты ему там наболтать?
— Ему понравились мои анекдоты, — сказал я.
— Ну да, будто один ты на свете мастер рассказывать сальные анекдоты! — Браун рассмеялся. Старина Тиффилд не просто крупный заказчик. Он стреляный воробей, его на мякине не проведешь. Тебе придется держать ухо востро, слышишь, мальчик? — Браун снова рассмеялся, и на этот раз в голосе его прозвучала нотка, которая была мне совсем не по вкусу.
— Как вы считаете, когда я должен ехать? — спросил я.
— Ты работаешь у нас десять лет и задаешь такой вопрос? Признаться, ты меня поражаешь. Разумеется, как можно скорее. То есть практически это значит — сию минуту. — И он утонул в облаках сигарного дыма.
— Что ж, хорошо, — сказал я. — А вы позвоните Сьюзен. Боюсь, она будет не особенно довольна. — Я направился к двери.
— Я же шучу, — сказал он. — Нельзя мне и пошутить, что ли! — Это прозвучало так, словно он подыхает с голоду, а я вырываю у него изо рта последнюю корку хлеба. — Больно вы, нынешняя молодежь, серьезны. Поезжай первым поездом завтра утром. Скажи своей секретарше, чтобы она заказала тебе номер в «Савойе».
Я удивленно поднял брови. Он не глядел на меня, однако пробормотал что-то насчет «одного из самых крупных наших заказчиков» и что «фирма в состоянии это выдержать».
Когда я был уже в дверях, он вернул меня.
— Ты обдумал то, что мы обсуждали с тобой вчера, Джо?
Я снова сел, на этот раз не на стул, стоящий напротив его письменного стола, а на кушетку справа. Эта кушетка являлась частью нового кабинета, заказанного его супругой. Кушетка, на мой взгляд, была слишком низкой и потому неудобной, но я намеренно уселся на нее: ведь она явно предназначалась для гостей, для случайных посетителей, а не для служащих фирмы.
— Я думал насчет этого, — сказал я и с удовлетворением отметил, что он чувствует себя не в своей тарелке. А быть может, виной тому был новый кабинетный гарнитур — красивый письменный стол орехового дерева, который был бы вполне уместен даже в гостиной, бар и кофейный столик такого же дерева, кушетка и кресло с сиреневой обивкой, ковер кремового цвета на полу и кремовые в сиреневую полоску шторы. За этим красивым письменным столом должен был бы восседать молодой делец нового, американского типа — короткая стрижка, шелковый итальянский костюм, одеколон «Старый аромат»… Браун был здесь явно не к месту.
Он внезапно вскочил с кресла и принялся шагать из угла в угол.
— Ты неправильно это себе представляешь, Джо. Ты вовсе не обязан этого делать. Это касается только тебя и меня — чисто личное дело.
— Я понимаю, — сказал я. — Но мне и так не очень-то много времени удается проводить дома.
— Так же, как и мне, так же, как и мне. Я ведь не предлагаю тебе, мальчик, что-то такое, за что не стал бы браться сам.
— Я в этом уверен, — механически ответил я, хотя в сущности сравнение это было просто нелепо: у него не было молодой жены, двух маленьких детей и стремления сделать и то и это, пока еще не поздно. А самое главное — ему-то нравилось быть муниципальным советником.
— Ну, так что же ты скажешь? — Он подтолкнул ко мне коробку с сигарами.
Я поколебался, потом взял одну.
— Я заезжал вчера вечером в клуб, — сказал он. — Они там все очень этого хотят. Нам в жилы нужно влить молодую кровь, это факт. В прошлом году мы все понесли тяжелую утрату. Такие люди, как Гарри Рансет, на дороге не валяются.
Я довольно холодно поглядел на него. Слова эти означали только, что найти замену такой услужливой марионетке, как Гарри Рансет, не так-то легко.
— Они все считают, что ты самый подходящий кандидат на его место. Я был даже несколько удивлен… — Он поднял руку, не давая мне заговорить. — Будь добр, выслушай меня до конца и не ерзай так, словно у тебя геморрой. Я был удивлен, потому что это довольно редкий случай, чтобы все были так единодушны. Джордж Эйсгилл…
Я насторожился.
— Джордж Эйсгилл?
— Он особенно горячо меня поддержал. Вот и все, что я хотел сказать. Надеюсь, ты не собираешься ворошить то, что давно умерло и похоронено?
— Умерло и похоронено, — повторил я. — Вы правы. Умерло и похоронено.
Дело было не только в том, что мой тесть нуждался в услугах новой послушной марионетки, — он еще хотел упорядочить прошлое. Для этого представлялся удобный случай: вместо треугольника — любовник, обманутый муж и мертвая любовница — будут просто два почтенных горожанина: муниципальный советник Лэмптон и муниципальный советник Эйсгилл. Оба — члены одной солидной партии, той партии, к которой мы все имеем честь принадлежать. Советник Лэмптон и советник Эйсгилл — большие приятели. Советник Эйсгилл — вдовец… Все складывалось как нельзя лучше.
— Тебе придется почаще посещать клуб, — сказал Браун.
— Да, — сказал я, — придется. — Сопротивляться было бесполезно и стараться избегать Джорджа Эйсгилла — тоже. Все умерло и похоронено: от прежнего не осталось ничего, и вспоминать то, что произошло десять лет назад, было сейчас так же странно, как смотреть старый, давно забытый фильм. Советник Лэмптон будет пить виски с советником Эйсгиллом в Клубе консерваторов. Советник Лэмптон и советник Эйсгилл будут бок о бок заседать в муниципальном совете. Кто же, увидев их рядом, поверит старой басне?
— Так ты разрешаешь выставить твою кандидатуру? — спросил Браун.
Я кивнул:
— Это будет занятно.
Он хлопнул меня по плечу.
— Я знал, что ты согласишься, Джо. И, поверь мне, не пожалеешь. Я знаю, что многие не относятся к этому делу серьезно, и тем не менее муниципальные органы — это становой хребет английского самоуправления. Черт побери, да что бы они делали без нас? — Он зловеще осклабился. — И притом ты как раз то, что нам надо, у тебя дело закипит. Из нас мало кто служил в свое время в ратуше. Это заставит их всех там подтянуться, черт побери!
Я тоже осклабился в ответ.
— Раскаявшийся браконьер — лучший лесничий.
