поскольку люди, обступившие его, и не думали опускать оружие. Никто не сомневался, что град из горячих свинцовых горошин осыпал бы его, если бы в тот момент, когда Пит удалялся от него, в руке его оказался револьвер или если бы он продемонстрировал хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее страх или панику. Но поскольку события развивались в ином ключе, Дюк прислонился спиной к стене конюшни, скрестил на груди руки и добродушно улыбнулся своим согражданам. Они с ненавистью посмотрели на него, как будто им стало жаль, что вот, мол, не получилось у них сегодня окончить работу, которую все равно, рано или поздно, придется доделывать.
И тут к нему подошел низенький мужчина тщедушного сложения с реденькими усами. Это был Поп Филд, который играл на скрипочке в местном танцевальном оркестре и с самого детства ничем иным не занимался. И вот этот старик встал перед Дюком, взвешивая в худой руке тяжеленный револьвер. Он посмотрел в глаза своему несравненно более сильному сопернику:
– Что ж, Дюк, в этот раз вы, похоже, выкрутились, по во второй раз я такой гарантии не дам. Мы пристально следим за вами, разве вы еще не поняли? Одно неверное движение – и мы навалимся на вас. Этот город – весьма миролюбивое местечко, и мы ничего не пожалеем, чтобы сохранить в нем порядок. Шатайтесь где хотите, но считайтесь с этим, в противном случае мы предоставим вам бесплатную квартиру на кладбище!
Повернулся и ушел. Эта выходка ни обрадовала, ни разозлила Дюка по-настоящему. В старом Попе все-таки были крохи какого-то достоинства, ощущалась в нем сила, несмотря на его щуплость. Сила общественного мнения превратила его чуть ли не в великана: он вещал от имени города, и каждое его слово готовы были подтвердить заряженные револьверы, наставленные на Дюка.
Толпа принялась потихоньку рассыпаться. Люди, вышедшие из конюшни поглазеть, – а может, и пострелять немножко в Дюка, если заварушка случится, – вернулись к своим делам. Дюк потихоньку направился вдоль улицы, погрузившись в печальные мысли.
Действительно, дела обстояли гораздо хуже, чем он предположил поначалу. Для общественности он превратился в ходячую провокацию. Он стал врагом человечества. И потому ничего удивительного не было в том, что настроение это расходилось и постепенно приближалось к состоянию раскаленной добела железной шины. Придя в гостиницу, он уже был готов взорваться.
Состояние его нисколько не улучшалось, как вдруг он услышал на террасе отеля чей-то голос: «Привет, Гатри!» Он выглянул в окно и увидел, что с террасы спускается тот самый человек, что прошлой ночью жаловался шерифу на жизнь. Гатри отозвался на приветствие, и убежденность Дюка окрепла; кроме того, у него внезапно появилась надежда, что ему, может быть, удастся найти достойное применение всем своим знаменитым способностям. Не успел Гатри шагнуть с последней ступеньки на тротуар, как Дюк настиг его.
– Гатри, – произнес он, – меня зовут Джон Морроу.
Гатри был плечистый мужчина. Его квадратное лицо, исполосованное глубокими морщинами, красноречиво говорило о трудной жизни и слишком богатом опыте. Когда он улыбался, ему можно было дать лет пятьдесят. В обычном состоянии духа он выглядел на все шестьдесят. Он смотрел на Дюка без тени волнения; он настолько погрузился в свои заботы, что ничто другое и не могло его взволновать.
– Я знаю, – спокойно ответил Гатри. – Вас еще называют Дюк.
– Я хочу поговорить с вами о делах.
– У нас с вами нет никаких общих дел, разве не так?
– Гатри! – воскликнул Дюк, молча проглотив оскорбление, которое ясно читалось в резком ответе. – Прошлой ночью я был в кабинете шерифа. Я слышал все, что вы рассказали ему. Насколько я понял, сейчас вам просто необходим телохранитель. Или я ошибаюсь?
Гатри окинул его цепким взглядом.
– Мне нужно, чтобы кто-то убил это ничтожество, этого подлого бандита, который прячется в Черных горах, – произнес он, проявив некоторую заинтересованность. – Но телохранитель?.. Я об этом как-то не думал.
– Ну так подумайте теперь. Я ищу работу.
– Вы? Ищете работу?
– Я намерен начать новую жизнь, Гатри, – твердо произнес Дюк, – и я хочу работать. Но возиться с коровами у меня явно не получится, да и на рудниках из меня работника тоже не выйдет. Раньше я только играл и дрался. – Он грустно усмехнулся. – Играть я бросил. Теперь остается только драка. Гатри, может, вы все-таки сумеете хоть как-то использовать меня?
Ранчер отпустил Дюку такую улыбку, которой обычно отвечают на предложение открыть мелочную лавку в сорочьем гнезде.
– Когда меня нет дома, все дела на ранчо подстраховывают мои ковбои, – ответил Гатри и опять нехорошо улыбнулся.
– Вам они больше не понадобятся.
– Неужели вы хотите сказать, что отыщете этого человека, которого мы ловим несколько лет и который в это же время охотится за мной?
– Совершенно верно.
– Вы имели дело с собаками?
– Какой породы?
– Свора кобелей, с которыми обычно охотятся на волков и медведей, ну, еще с небольшой примесью крови полицейских ищеек.
– Ну, с этими я найду общий язык, – произнес Дюк, откровенно положившись на везение – кривая вывезет! – Сколько вы мне положите?
– Как обычному ковбою. И ни цента больше. – Гатри приподнял брови. – Сорок долларов и на всем готовом.
– Согласен, – поспешил Дюк, состроив неопределенную гримасу. – Согласен, если вы заплатите за три
