Только вернувшись с утреннего купания, Джонни пересказал другу все, что мог вспомнить. А когда закончил, Рейни заметил:
— Ты забыл кое-что.
— Что?
— Ты остановился перед входом в вигвам шамана. Так что же заставило тебя войти туда?
Джонни подумал. Потом покраснел.
— Не могу сказать.
Рейни присвистнул.
— Ладно, — согласился он. — Ты слишком высоко взлетел, поэтому не видишь, что у тебя под ногами. Надеюсь, скоро спустишься на землю, сынок.
И с этого момента их отношения стали немного натянутыми. Но мальчик почти не обратил на это внимания. Он был целиком поглощен тем, что ходил по гостям и слушал бесконечные рассказы воинов об их победах, военных подвигах и удаче на охоте. На третий день его приняли в Совет вождей племени и старейшин. Он участвовал в обсуждении военного похода против племени кроу. У него даже спросили совета. Джонни выразил пожелание сохранять мир, и его голос перевесил голоса противников. Те, кто был за крайние меры, лишь слегка наклонили головы и неожиданно замолкли. Военное выступление отменили. Мальчик удивился, что к его мнению так прислушиваются.
Возвращаясь с Совета, Джонни вдруг увидел перед собой толстую безобразную скво — жену Пятнистого Быка, которая приносила ему своего малыша, чтобы он изгнал из него злого духа. Теперь лицо женщины посветлело от радости, в глазах ее стояли слезы. Она сообщила, что малышу стало лучше! В течение двух дней мать строго следила, чтобы в рот младенца не попало ни крошки. На третий день дала ему легкой пищи. Очищенный желудок с радостью ее принял. Потом ребенок заснул. А проснулся веселым! Глазки его стали ясными. Он больше не плакал, лежал в постели и радостно улыбался родителям.
— Злой дух ушел. Услышал твой голос и ушел, — объявила скво. — Ты дал шайенам еще одного воина и принес счастье в наш вигвам. Пятнистый Бык — теперь твой друг. Он любит тебя. И желает тебе добра!
Но когда Джонни подошел к вигваму Сломанного Ножа, то понял, что этим благодарность Пятнистого Быка не ограничилась. Там стояла пятерка привязанных лошадей — подарок целителю от воина.
— Я их не возьму. Просто не могу их взять, — заявил мальчик Рейни.
Хэнк только что вернулся с охоты, сидел перед вигвамом и чистил ружье.
— Поступай как знаешь, — откликнулся он. — Ты ведь понимаешь этих людей гораздо лучше меня!
Мальчик оторопел.
— В чем дело, Хэнк?
Неожиданно Рейни поднял руку и ткнул пальцем в грудь друга.
— Дело в тебе. Все дело — в тебе. Скоро ты совсем увязнешь, сынок. Нельзя кормить щенка костями бизона. У него нет зубов, чтобы их разгрызть.
— Что ты хочешь сказать? — удивился Джонни.
Но Хэнк, не ответив, зашагал прочь, скорее опечаленный, нежели разгневанный.
Юному Таннеру показалось, что его друг сильно расстроен. Ему хотелось броситься за ним и потребовать объяснения, но мальчик чувствовал, что его не будет. Возможно, Рейни и сам не знал, что его беспокоит, просто смутно предчувствовал приближение катастрофы. Но по крайней мере, его тонкий намек насчет щенка и бизоньих костей указал мальчику, что он не слишком долго прожил в роли взрослого мужчины.
Джонни не торопясь вошел в вигвам, где застал дочь Сломанного Ножа, Зорянку, в полном одиночестве.
В задумчивости он подошел так неслышно, что девушка не сразу его заметила. Она была занята нанесением узора на колчан для стрел из белой кожи. Обычно такую работу выполняли старшие и более умелые женщины, обладающие особым художественным талантом, но Зорянка тоже ловко рисовала. Нанося краски уверенной рукой, она пела, чуть склонив голову набок, и критически посматривала на свою работу. А пела Зорянка о счастье. И хотя ее песня ничем не отличалась от обычных индейских напевов, чистый ласковый голос компенсировал отсутствие рифмы и мелодии, делал ее похожей на те далекие гимны, что поет ветер среди одиноких гор. Однако, завидев Джонни, девушка тут же смолкла и потупила взор.
В другое время Джонни засмущался бы от подобного раболепного вида, но сейчас был слишком обеспокоен, поэтому только спросил:
— Зорянка, почему ты так себя ведешь? Ты же не моя рабыня, не доводишься мне ни дочерью, ни женой…
При последнем слове девушка подняла голову, ее лицо залилось краской. Румянец, переливаясь, заиграл на щеках. И Джонни показалось, будто из глубокой темноты проник луч света.
— Я всего лишь дочь твоего друга, — пояснила девушка. — Чем я рассердила тебя? Мой отец отвернется от меня, а мать меня поколотит, если узнает, что я чем-то тебя рассердила. Что я такого сделала?
Он вздохнул. В минуту тревоги Зорянка была исключительно мила, но мысли Джонни разбегались. Стоит ему взглянуть на нее, как мозги отказываются работать, мгновенно пропадают все его мыслительные способности.
— Послушай, Зорянка… — произнес он.
— Разве когда-нибудь было так, чтобы шайенская женщина не слушала, когда говорит великий вождь? — удивилась девушка. — Скажи мне, что я должна сделать, и я сделаю это.
— Сделай вот что: запомни, что ты почти одного возраста со мной и ты знаешь почти столько же, сколько я, а скачешь верхом гораздо лучше меня, и по следу можешь идти лучше, да и бегаешь не в пример мне. — Он оглядел изящную грациозную фигурку девушки и, кивнув, добавил: — И никакой я не вождь! Я знаю очень мало. Все, считающие меня кем-то важным, заблуждаются. Я — обычный парень. Вот что мне хотелось тебе сказать. Запомни это.
— Запомню, — серьезно пообещала она.
Джонни с облегчением вздохнул:
— Я знал, что ты поймешь. Не хочу, чтобы ты считала меня каким-то высшим существом. Я не такой! Индейские мальчишки моего возраста в сто раз сильнее и умнее меня. Просто мне посчастливилось совершить кое-что, когда я попал к шайенам. — Он замолчал, чтобы перевести дыхание, и заметил, что она улыбается.
— Теперь я понимаю, — прошептала девушка.
Джонни продолжал:
— Но даже если ты будешь презирать меня после того, как я сказал о себе правду, это лучше, чем неправильное обо мне представление. Я вовсе не великий человек. Ничем не отличаюсь от остальных. И нет у меня той волшебной силы, о которой все говорят.
— Конечно нет, — подхватила девушка. — Конечно, эта сила не в тебе. Она находится на Небесах и лишь спускается оттуда по воле духов, которые живут там и любят тебя!
Мальчик вытаращил на нее глаза. На ее лице читалось твердое убеждение, и он понял, что напрасно пытался ей все объяснить.
Джонни вздохнул почти со стоном.
— Зорянка, как ты думаешь, я-то знаю, кто я такой?
Улыбка ее стала шире. Взгляд изменился, словно в нем появилось немного жалости, смешанной с удивлением и восхищением. Так мать смотрит на своего ребенка. Зорянка стала еще милее, ее красота задела тайную струну его сердца.
— Стремительный Орел, возможно, ты и сам не все о себе знаешь, — возразила она. — Горящий факел тоже не знает, что сильно светит, но слепит глаза.
Джонни понял, что убедить ее — дело безнадежное. Он лишь покачал головой и в отчаянии махнул рукой:
— Ладно, больше не стану с тобой спорить. Но сейчас со мной нет друга, да и твой отец далеко. Поэтому я хочу попросить у тебя совета. Пятнистый Бык послал мне лошадей и привязал их у вигвама.
— Я знаю, — отозвалась девушка. — Но это еще не все. Если бы ты знал сердце храбреца, ты понял бы, что он готов отдать тебе собственную кровь! А почему бы нет? Его сын умирал. А теперь он будет жить.
