«Обед прервал меня, мой дорогой Лауберн. Я обедал, сидя напротив мисс Камберленд, — мы вдвоем располагались за большим столом, — в полном молчании, а повар-китаец сновал на кухню и обратно. Я рассказывал тебе об этой комнате? Нет, полагаю, что я практически не обратил внимания на окружавшую меня здесь обстановку по вполне очевидным причинам. Но сегодня вечером мне захотелось, чтобы ты представлял себе место действия. На стене висит лассо, с его помощью мистер Камберленд в молодости побеждал на состязаниях ковбоев. Он крайне высоко ценит свое искусство. В другом месте выставлены на всеобщее обозрение шестизарядные револьверы печально известного сорвиголовы, взятые с его трупа. Еще там есть сомбреро вожака мексиканских партизан. Рядом изображение призового быка. Портрет маслом мистера Камберленда в зрелом возрасте граничит с огромным календарем, на нем в ярких тонах изображена головка девушки — создание с невероятным количеством волос цвета соломы. Сам стол имеет такие размеры, что, как говорят, все гости, прибывающие на загон скота, — заметный праздник в этих варварских местах, — могут довольно легко вокруг него разместиться. Вот и представь: по одну сторону этого стола — я, а по другую — девушка, и между нами — целая комната.
Прежде чем приступить к трапезе, я, естественно, отложил очки, так как заметил, что хотя очки часто благоприятствуют зрению, но не всегда достойны одобрения со стороны женщин, а нам, несомненно, следует прилагать усилия, чтобы стать приятными для тех, кто нас окружает.
Отметь при этом, дорогой Лауберн, что я наблюдал определенные качества в глазах мисс Камберленд. Все другие люди и животные, ставшие здесь предметом моего изучения, имели значение только с точки зрения моего познания мира, тогда как глаза мисс Камберленд следует обозначить иначе — их следует видеть. Такую характеристику я отношу к следующим особенностям вышеуказанных глаз. Во-первых, по размеру они больше обычных. Во вторых, на них приятно смотреть. Они имеют цвет темно-синего вечернего неба, в который можно вглядываться на любом расстоянии.
Но, как уже упоминал, я заметил блеск в глазах девушки, хотя они опустились настолько быстро, что я не могу быть уверенным наверняка. Я ощутил, однако, необыкновенное тепло где-то ниже воротничка, поток крови быстро продвигался к моему лицу. Я спросил, улыбалась ли она и по какой причине, она незамедлительно меня заверила, что этого не делала, и, произнося данное заверение, она улыбалась.
Я тут же пришел в необычное возбуждение, увеличивавшееся по мере того, как мисс Камберленд смотрела на меня, пусть не долгое время, но любезно. Поиск причины, вызвавшей данную пертурбацию, оставлю для анализа твоей научной проницательности, но должен заметить, что обнаружил в себе удивительное желание запеть, впрочем, я, разумеется, немедленно подавил в себе столь недостойный порыв и перевел всю свою энергию в разговор.
— Сегодня необычайно очаровательная погода, — начал я и отметил, что мисс Камберленд приветствовала мое. утверждение еще одной улыбкой и тут же сообщила:
— По-моему, несколько ветрено.
Я вспомнил, что считается хорошим тоном соглашаться с леди, и немедленно добавил:
— Совершенно верно! Отвратительный ветреный день.
После чего я, к своему изумлению, услышал очередной взрыв смеха, даже более откровенный, чем предыдущие.
— Доктор Бирн, — воскликнула она, — вы совершенно уникальны.
— С настоящего момента, — серьезно заявил я, — немедленно приступаю к изменению.
Тут она подняла обе руки в протестующем жесте, так что я смог наблюдать ее глаза, сиявшие из-за изящных загорелых пальцев, — отметьте, Лауберн, что белая кожа совершенно безосновательно считается признаком женской красоты. Мисс Камберленд сказала, все еще смеясь:
— Напротив, вы не должны меняться!
Я ответил, ловко выбирая новую позицию:
— Разумеется, нет.
По какой-то загадочной причине девушка снова вздохнула и, перестав смеяться, произнесла своим мелодичным голосом, все еще звучащим в моих ушах:
— Доктор Бирн, вы очаровательны!
Я должен был бы обрадоваться, услышав, как она говорит мне об этом, но я не хотел обсуждать с ней данную тему, к тому же я не желал, чтобы она погрузилась в свое обычное молчание, поэтому перевел беседу совсем на другие рельсы и заговорил о ней.
— Мисс Камберленд, — приступил я, — с большим удовольствием я отмечаю, что беспокойство, недавно угнетавшее вас, кажется, сейчас несколько уменьшилось. Я полагаю, что путешествие мистера Дэниелса пройдет успешно, хотя и не смею утверждать, что его возвращение будет сопровождаться возвращением мистера Барри. Однако вы стали счастливее в ожидании возвращения мистера Барри?
Я задал ей вопрос с упавшим сердцем, хотя оставался в неведении относительно причины, вызвавшей мою внезапную подавленность. Еще более загадочной оказалась радость, которую я ощутил, когда девушка медленно покачала головой и ответила:
— Даже если он приедет, это ничего не значит.
— Тогда давайте перехватим его и отправим обратно, — предложил я.
Мисс Камберленд вскрикнула так, словно я ее ударил:
— Нет, нет, нет! — и в отчаянии сцепила пальцы. Затем она спросила: — Как себя чувствует бедный папа?
— Ваш отец, — признал я, — в настоящий момент не занимает мои мысли.
Мне показалось, однако, что вряд ли следует полностью отнести причину ее огорчения на счет отца. Она желала возвращения мистера Барри, но при этом боялась его приезда. Крайне загадочно! Тем не менее я заставил мисс Камберленд задуматься. Она перестала есть и смотрела прямо перед собой. Вскоре она произнесла:
— Странно, что мы не получаем известий от Бака. Что может задерживать его так долго?
Я крайне сожалел, что предложил данную тему для беседы, и мысленно пытался подобрать другую, но не находил ничего подходящего. Тогда я выразил свое сожаление, так как возобновил ее беспокойство, но в ответ получил улыбку, причем совершенно безжизненную: румянец исчез со щек девушки. Она просидела оставшуюся часть обеда, не произнеся ни слова.
После обеда я пошел вместе с ней навестить мистера Камберленда. Его состояние не претерпело существенных изменений. Я все более восхищался подобным фактом. Данная аномалия бросает вызов медицине. Вот лежит человек на грани смерти. Его тело умерло от старости, однако источник жизни остался. Он не ест — по крайней мере, потребляемую им пищу можно в целом счесть ничтожной. Но он все еще обладает энергией. Он наверняка редко двигается, и его тело пребывает в основном в инертном состоянии. Но мы не должны никогда забывать, что разум является мускулом и требует постоянной перестройки. Ум мистера Камберленда не остается в бездействии, он неустанно работает и не позволяет хозяину умереть. В течение трех дней, насколько я могу судить, Камберленд не закрывал глаза. Можно подумать, что он находится в состоянии транса, но с помощью серий тщательных экспериментов я убедился, что мой пациент постоянно думает самым решительным образом.
Что это значит? В человеке существует нечто, подобное пламени; каждое мгновение в нем что-то сгорает. Но чем питается такое пламя? Я знаю, что материя не может возникнуть ниоткуда и что энергия означает разрушение материи; но почему жизнь Джо Камберленда продолжается?
Тема увлекает меня, но не решаюсь обдумывать ее слишком упорно, иначе мой мозг начинает отказывать. Я не нашел ни одного разумного решения, только чувствую, что живу по соседству с поразительной загадкой.
Странные мысли обуревают меня. Какова природа огня, пылающего в Джо Камберленде, но не сжигающего его? Что кроется в странствующем Дэне Барри, если Кети Камберленд боится, но все же его ждет? Почему Дэниелс дрожал от страха, выезжая на поиски человека, которого, по его же собственным словам, он считает своим лучшим другом?
Вы видите, как загадка обретает форму? Она передо мной. Я держу ее в руке, но тем не менее не могу разобраться в составляющих элементах.
История человека, лошади и собаки. Что это за история?
Сегодня я бродил возле загонов для лошадей и подошел к одному из них, огороженному изгородью необычайной высоты. Маленький корраль, но все столбы в нем огромного размера, а поперечинами служат
