деревни, и окрестные горы. Странное, зыбкое зрелище. Плотность водяных струй все время менялась, и это корректировало картину. Ближайшие холмы то отодвигались далеко к горизонту, то вовсе растворялись во мгле, то приближались на расстояние вытянутой руки. Холмы прыгали, словно живые существа, скрываясь и возникая в тумане.
Это обильное тропическое водоизвержение непрерывным обстрелом обрушивалось на лошадей. И они то и дело встряхивали головами и пряли ушами. И если кто-нибудь протягивал руку, дождь гладил ее своими упругими струями. Не было ни ветра, ни грома, ни молнии, только всеобъемлющий водопад, превращавший небо и землю в неугомонную быструю реку.
Такие дожди нельзя передать карандашным эскизом — все небо превратилось в огромное сито, через все дыры которого устремился вниз необъятный поток. Посмотреть вверх сквозь эту ужасающую завесу стало невозможно — дождь слепил, лупил по лицу, забивал дыхание, но иногда редкий порыв ветра словно приподнимал поля гигантского сомбреро — и тогда ясно различались низко висевшие облака, увлекаемые черным туманом мимо вершин холмов. Без заметного вмешательства ветра эта масса облаков медленно менялась — в ней правили странные небесные вихри. Ливень увеличился вдвое, пригнул головы, заставил путников рассматривать землю, где все исчезло в мутных струях и коричневой пене. Чтобы разговаривать, приходилось прикрывать рты руками и кричать, пытаясь преодолеть непрерывный рокот. К счастью, скоро водопад превратился в обычный мелкий дождик, и грохот ливня доносился уже издалека. Так они добрались до условного места — жутких, давно покинутых развалин.
Крыша дома исчезла, навес для лошадей валялся на земле, но стены частично уцелели, зияя пустотой оконных проемов, маня кровом, которого внутри, увы, не было. По этой пустоте дождь барабанил особенно яростно, даже само место ничего не стоило распознать по барабанным раскатам.
Подул ветер, и сразу дождь стал падать уже не столь прямо. Теперь он приник к лицам, прикрытым обвисшими полями сомбреро, так что путники поспешили укрыться за самой высокой частью уцелевшей стены. Немного капель попадало и сюда, но основная масса дождя проносилась поверх голов. Кроме того, стена стала еще и барьером, глушившим звуки грохота далекого ливня. Теперь путники могли спокойно поговорить.
— Как думаешь, — поинтересовался Весельчак, стараясь держать свою неспокойную лошадь поближе к Маку, — поедет ли он за нами в такой дождь?
Но Стрэнн только поднял голову и замер, пытаясь что-то рассмотреть за пеленой дождя.
— Ты считаешь, — спросил он, — что Джерри увидит сквозь этот поток, что я сегодня делаю?
Весельчак ухмыльнулся, но сразу же насторожился, поскольку не заметил на лице гиганта даже тени улыбки. Лэнгли сразу же постарался спрятать свою ухмылку подальше и повнимательнее посмотрел на лицо Стрэнна.
— Можешь не сомневаться, — примирительно заметил он. — Твой брат узнает, что ты делаешь, Мак. А что тебе нашептал Бледный Энн?
— Отговаривал от встречи с Барри, рассказывал, как тот однажды справился с шестью парнями.
— А нас тут только двое.
— Ты не дерешься, — резко бросил Мак. — Мы будем один на один, Весельчак.
— Откуда ему знать об этом! — вскричал Лэнгли, осторожно поведя шеей, словно уже почувствовав на ней сильные пальцы. — Он привык драться сразу со многими, Мак. Ты учел это?
— Я не просил тебя тащиться со мной, — возразил Стрэнн.
— Мак, — забеспокоился Весельчак, — допустим, ты не победишь. Допустим, ты не сможешь меня избавить от участия в драке…
Губы Стрэнна искривились в ухмылке, но он ничего не сказал.
— Ты не боишься проиграть? — заторопился Весельчак. — Но ведь те шестеро, о ком упоминал Энн, тоже надеялись победить. Однако они проиграли! А если проиграешь ты, то что станет со мной?
— Тебя никуда не звали, — безразлично заметил Мак.
— Я не уйду, ни за что не пропущу схватки, — быстро заверил Весельчак, — зачем бы я еще приперся сюда? Чтобы посмот… я имею в виду — помочь. Как я тебя сейчас брошу, Мак? Я этого не сделаю!
И, стиснув костлявые пальцы, Лэнгли разразился шумным каркающим смехом, так хорошо знакомым в «Трех „Б“. Такой смех устрашал, как пугает умирающего предвкушающий радостный крик канюка.
— Прекрати ржать, — гневно потребовал Мак. — Прекрати ржать, черт тебя побери!
Весельчак изумленно уставился на Стрэнна, его широкий рот приоткрылся от желания радостно усмехнуться.
— Ты, случайно, не нервничаешь, Мак? — пробормотал он и придвинулся ближе, желая удостовериться. — Ты не волнуешься, а? Не сомневаешься в исходе дела? — Ответа не последовало, и Весельчак заговорил сам с собой: — Я знаю, что на тебя так подействовало. Сам видел. Этот желтый свет в глазах Барри, Мак. Боже мой, такого света не бывает в обычных человеческих глазах. Так смотрят только змеи, ночью подобравшиеся к лицу своей жертвы. У меня мурашки бегают, как только я об этом подумаю. Ты заметил это, Мак?
— Я устал от болтовни, — хрипло оборвал Стрэнн. — Чертовски устал!
Говоря это, Мак медленно наклонил голову и посмотрел на Весельчака. Тот непроизвольно дернулся в седле. Но когда голова Мака опять повернулась, Лэнгли снова еле слышно пробормотал:
— Его задело точно так же, как и меня. Даже Мак Стрэнн напуган, напуган, напуган!
Он прервался, так как гигант снова повел головой и прошептал:
— Что там?
Блестящие глазки Лэнгли закатились, пока Весельчак прислушивался.
— Ничего, — отозвался он, — я ничего не слышу.
— Слушай еще, — потребовал Стрэнн тихо, будто они сидели в засаде в доме врага. — Ветер доносит голос. Слышишь?
И Весельчак в самом деле различил слабые звуки. Дождь сильно их заглушал, но далекий свист лился подобно свету одинокой звезды или окна в доме. Но окно в доме светится уютным желтым светом, в то время как сияние звезды белое и холодное. Отдаленный звук доносился сквозь завесу дождя и с каждой секундой становился все более отчетливым. Кто-то ехал под дождем, насвистывая.
— Это он! — задохнулся Весельчак. — Боже милостивый, Мак, он свистит! Невероятно! — Лэнгли направил лошадь поближе к стене и прислушался. Внезапно он вздрогнул. — Что, если он подстрелит нас обоих, увидев вместе? У парней, которые свистят в такую погоду, нет сердца!
Но Мак склонил голову, прислушиваясь, и ничего не ответил.
— Боже, дай мне силы все выдержать! — клянчил Лэнгли. — Боже, дай мне увидеть все, чем это закончится! Дай увидеть, как они будут драться! Один из них умрет, — а может, и оба, — я никогда ничего подобного не увижу.
Дождь внезапно стих, и центр урагана переместился далеко прочь. На мгновение они увидели окутанные тенью холмы, услышали свист из сердца бури, заставивший их задрожать. Он звучал так громко и близко, что от одного аккорда оба слушателя синхронно содрогнулись и уставились друг на друга. Затем они поспешно отвели глаза, словно испугавшись того, что увидели в лицах. В этом звуке не слышалось ничего от лени. Громкий, бодрый звук радости. Его доносил ветер, бросая в лица, словно капли дождя.
А затем на вершине холма Весельчак различил сквозь туман тусклые очертания всадника и кого-то еще, бегущего впереди, — они быстро приближались.
— Это волк, который на нас напал! — вскрикнул Лэнгли. — Боже, даже если мы захотим удрать, нас догонит волк. Мак, ты спасешь меня? Ты справишься с волком?
Весельчак вцепился в руку товарища, но тот так грубо его оттолкнул, что Лэнгли с трудом удержался в седле.
— Подальше от меня! — прорычал Мак. — Когда ты ко мне прикасаешься, я чувствую себя словно на кладбище. Держись-ка от меня подальше.
Весельчак с трудом умостился в седле, скользком от дождя. Его лицо исказилось, словно от ненависти.
— Не долго тебе осталось приказывать и давать волю рукам. Вон он идет — скоро! Мак, я бы хотел остаться — хотел бы увидеть конец… — Весельчак смолк, стрельнув ястребиным взором в лицо гиганту.
Дождь накрыл фигуру приближающегося всадника, и в то же мгновение свист раздался совсем рядом.
