чувство, будто его рассматривают как некое явление, интересное своими необычными анатомическими особенностями.
— Надо бы его получше узнать, — наконец произнес доктор. — Тебе, например, известно, кто он такой?
— Приемный сын погонщика мулов. Зовут Рикардо Перес. Кажется, я тебе это уже говорил.
— Естественно, говорил, но мне это мало что сказало.
— Почему?
— Потому что в нем скорее всего нет ни капли мексиканской крови. Он американец, вне всяких сомнений. По цвету глаз и волос, я бы сказал, ирландского происхождения.
Рикардо широко раскрыл голубые глаза. Такая мысль никогда не приходила ему в голову.
— Ирландец? Не латинос? Доктор, но ведь сколько хочешь мексиканцев имеют голубые глаза и светлые волосы, — продолжал настаивать Уильям Бенн.
Тут Рикардо с вызовом откинул голову назад.
— Я мексиканец! — гордо заявил он. — И ни за что на свете не согласился бы стать гринго.
Конечно, он понимал, что это были очень опасные слова, но чувство патриотизма заставило его пойти на такой поступок.
— А что? В его словах есть смысл, — одобрительно заметил Бенн.
— Наверное, есть, — задумчиво согласился доктор. — Но это еще далеко не все.
Он вынул из кармана портсигар, в котором лежало около дюжины черных сигар, не толще карандаша, открыл его и предложил Уильяму Бенну, который чуть ли не с содроганием отказался.
— Рано или поздно эти хреновины тебя отравят, — заверил он гостя.
Вместо ответа, Клаусон раскурил одну из них и с видимым удовольствием глубоко затянулся.
— То, что мальчик думает сам о себе, безусловно, важно, — продолжил он, — но давай-ка разберемся по сути. Мистер Перес, кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что вы мексиканец?
— Конечно же я мексиканец! Я вырос в мексиканской семье!
— Они нашли вас у порога своего дома?
— Да.
— Им было известно, кто вас туда подбросил?
— Нет.
— Мистер Перес, скажите мне, мексиканцы часто бросают своих детей?
— Нет… Думаю, никогда.
— Я тоже так думаю. Сколько бы их ни было, для мексиканца каждый ребенок — дар Божий. Итак, продолжим. В мексиканской части города у дверей одного дома находят плачущего младенца. Следовательно, его оставил там мексиканец, поскольку только мексиканец мог оказаться в этой части города после наступления темноты. И это, безусловно, не был молодой мексиканец.
Уильям Бенн пожал плечами:
— Что-то я не совеем понимаю…
— В этом нет ни капли правды! — вспыхнул Рикардо.
— Успокойтесь, молодой человек, — раздраженно прервал его Хамфри Клаусон. — Я пытаюсь подумать за вас, только и всего! О том, о чем вам следовало бы давным-давно задуматься самому! Вы только что согласились, что мексиканцы не бросают своих детей, так? Более того, даже если бы такое вдруг случилось, то каковы шансы, что у этого ребенка будут светлые волосы и голубые глаза?
— Да, но как я уже говорил, светловолосых мексиканцев можно найти сколько хочешь, — возразил Уильям Бенн. — Доктор, ты упрямишься, словно строптивый мул.
Клаусон недовольно поморщился:
— У большинства этих мексиканцев все равно темные глаза и кожа почти всегда имеет темноватый оттенок. А вот у нашего молодого Переса настоящий нордический вид. Рикардо, скажите мне, вы хорошо знаете свой город?
— Конечно хорошо. Снизу доверху. Хотя не так хорошо, как то, что я мексиканец и не могу быть никем иным!
— Патриот! — не без сарказма заметил доктор. — Так вот, Рикардо, вы встречали в вашем городе хоть одного мексиканца с голубыми глазами?
Рикардо попытался вспомнить. Нахмурился.
— Нет… никого. — И тут же понял, что это признание означает. Поэтому воскликнул: — Но ведь вы сами только что сказали: белые не могут быть в мексиканской части города после наступления темноты!
— Да, сказал. Но те же самые мексиканцы очень жизнелюбивые и беспечные люди. Они не любят работать, разве не так?
— Они работают достаточно, чтобы жить, — упрямо ответил Рикардо. — Им хватает. Просто они не поклоняются долларам!
Уильям Бенн ухмыльнулся. Зато доктор искренне рассмеялся и как ни в чем не бывало продолжил:
— Те же самые мексиканцы не считают для себя зазорным время от времени ограбить почтовую карету, или расстрелять группу путешественников, или похитить кого-нибудь из них ради выкупа…
— Негодяи есть в любой стране, — обиженно заметил Рикардо. — А мексиканец по своей природе храбр, любит приключения. И… опасность. Поэтому иногда способен пойти на такое преступление.
Доктор довольно кивнул:
— Хорошая защита. Однако важно то, что вы допускаете такую возможность. Так вот, предположим, некая мексиканская банда, какая именно, я, естественно, не знаю, похитила некую белую семью или часть этой семьи с целью выкупа, и среди них ребенка лет, скажем…
— Двух, — невольно подсказал Рикардо, неожиданно для себя заинтересовавшись рассказом.
— Хорошо, пусть будет ребенок двух лет. Итак, они не хотят бежать в горы с такой обузой: ребенок слишком большой, чтобы держать его на руках, и слишком маленький, чтобы самому сидеть в седле. Поэтому главарь приказывает одному из своих сообщников избавиться от него. Но тот, совсем как добрый грабитель из красивой сказки, не хочет убивать малыша. И просто оставляет его в мексиканском районе городка. Пусть Господь о нем позаботится! В принципе это та же смерть, как того пожелал главарь.
— Слишком сложное объяснение, — заметил Уильям Бенн.
— Хорошо, найди попроще, которое хотя бы наполовину было бы так же понятно, — возразил доктор. — Кстати, а что это происходит с нашим юным Пересом? Он выглядит совсем больным.
Рикардо медленно поднимался со стула, придерживаясь рукой за его спинку.
— Извините, я пойду к себе в комнату, — сказал он. — На пару минут. — И неторопливо вышел.
— А вот это мне тоже не совсем понятно, — озадаченно произнес Уильям Бенн. — Равно как и все твои вопросы. В них есть какой-нибудь смысл?
— Для большого человека ты очень медленно соображаешь, Бенн. Зачем ты меня вызвал?
— Чтобы выслушать твое мнение об этой малолетке, чего он стоит… если он вообще чего-нибудь стоит. Его надо либо пускать в дело, либо шандарахнуть по голове. Мне просто хотелось знать, что ты думаешь, а ты вместо этого начинаешь задавать кучу совершенно ненужных вопросов о его происхождении!
— Да, но в результате узнаю все, что хотел узнать. — Доктор торжествующе рассмеялся прямо в лицо Бенну. — Во-первых, я уже узнал, что мальчик жутко гордый. Как горный орел. Как степной лев, Уильям!
— Да, гордый. И что из этого?
— Возьми любого юношу его возраста, и ты сразу же увидишь, что он готов переметнуться к американцам, которые чуть побогаче. Но только не Рикардо Перес, приемный сын мексиканского погонщика мулов. Ему очень трудно так поступить. Скорее даже просто невозможно. Его от этого воротит…
— Боюсь, ты преувеличиваешь, — возразил Уильям Бенн. — Ни один человек не может быть таким чувствительным.
— Он побледнел, — невозмутимо продолжал Хамфри Клаусон. — К тому же не стоит закрывать глаза на правду. Сейчас он сидит в своей комнате, схватившись за голову от необходимости изменить национальность, и наверняка проклинает меня только за то, что я поставил перед ним такую проблему.
— Ну и в чем же заключается великий смысл всего этого?
— Видишь ли, Бенн, я верю в кровь. И поэтому вижу, что парень относится ко всему этому как истинный
