старина! Оно богаче, чем пшеница по десять мешков с акра!
Я чувствовал то же самое. Даже одно представление о таком богатстве, казалось, могло насытить меня, как хлеб.
Мы снова спустились в ров, подобрали позабытую кем-то кирку и очень скоро набили полные карманы. Это оказалось до смешного просто. Один удар киркой, и двадцать фунтов мягкой черной породы, смешанной с золотыми прожилками, падает на дно рва.
Блонди заявил, что из этой жилы он мог бы только руками добывать по двадцать фунтов золота в день.
Мы все ужасно веселились, как вдруг дно траншеи со страшным хлопком подскочило и, так сказать, треснуло нас в подбородки.
Я хочу сказать, что совсем рядом с нами что-то страшно загрохотало и нас, дураков, разом смяло в темноте.
Когда я пришел в себя, вокруг меня была полная темнота. Я протянул руку и нащупал грубую поверхность скалы. Потом попытался встать и больно ударился обо что-то головой. Тогда пошарил другой рукой, и с этой стороны тоже наткнулся на скалу.
— Погребен заживо! — сказал я сам себе и чуть снова не потерял сознание.
Скоро я почувствовал, что мне не хватает воздуха, и стал задыхаться. Я лежал на спине, жадно хватал воздух открытым ртом и надеялся, что мои муки скоро закончатся, потому что я просто умру.
Но даже когда я там лежал, решил, что, если когда-нибудь снова окажусь на земле, больше никогда ни к кому не проявлю ни малейшего снисхождения. Я понял, что оно не вознаграждается.
Конечно, было предельно ясно, что произошло. Сокс выбрался из траншеи и, зная, где спрятан динамит и бикфордов шнур, — может, он был зарыт где-нибудь там, в тополиной роще, — просто заложил хороший заряд в самом начале рва и обрушил на нас целую гору.
На этот раз Сокс смеялся последним, и я мог поклясться, что он здорово веселился. Даже отчетливо представлял себе, как его черная звериная голова так и падает от хохота на волосатую грудь.
Ну, могли же мы ударить его по голове, как он, не раздумывая, треснул бы любого из нас! Но мы почему-то этого не сделали, а, наоборот, были милыми и добрыми, да еще извинялись перед ним! И вот в результате он не дрогнув всех нас похоронил.
Теперь я думаю, что эти мысли сохранили мне жизнь. Я не умер от страха, так как прямо с ума сходил от злости, что мы оказались такими дураками.
Но должен признаться, что все это время думал только о себе. И вдруг услышал, как что-то шевелится между камнями. Надежда так и хлынула ко мне, словно поток света в темную комнату, через открытую дверь.
Я закричал и над самым ухом услышал густой голос Слоупа:
— Где ты, Рэд? Где ты? Скажи, где ты?
Затем послышался скребущий звук спички по коробку и появился настоящий свет.
Я обернулся и понял, что вовсе не похоронен заживо. Часть земли с отвалов рва обрушилась вниз, сбила меня с ног, накрыла с трех сторон, но голова моя была свободна. Оказывается, я скрючился прямо у ног Слоупа. Он ухватил меня за шею и засмеялся от радости.
Я тоже засмеялся и заплакал. Я вопил и ревел одновременно, и мне совсем не было стыдно.
Да, почему-то перед стариной Слоупом было не стыдно показаться слабым. Будто он понимал, что люди не совершенны, и сочувствовал этому. Ну да, именно так оно и было.
— Бедняга Блонди! — произнес Слоуп. — Я чуть не забыл про него.
— Блонди чуть сам про себя не забыл, — услышали мы и увидели, как он, покачиваясь, идет к нам.
С одной щеки у него стекал ручеек крови, но, слава Богу, он не был тяжело ранен, это был все тот же старина Блонди.
Мы могли только благодарить Бога за то, что нам не расшибло головы, потому что взрыв обрушил вниз большие глыбы камней и усыпал ими все дно траншеи, но зато расчистил порядочное расстояние по направлению к устью рва.
Блонди уселся на камень и свернул самокрутку, ну и я занялся тем же.
— Да, хорошо нас сделали, — произнес я.
— Да, нас сделали, — согласился Блонди.
А Слоуп покачал головой и вздохнул. Потом схватил черт-те сколько фунтов камней, которые лежали перед ним, и оттолкнул их в сторону, так что они покатились вниз к концу траншеи.
— Нам придется оставаться здесь, пока мы не сдохнем от голода, — предположил я, и мне стало плохо на душе.
— Похоже, это так, — подхватил Блонди.
— Сокс вернется и расскажет обо всем Бонанзе, вот уж когда тот посмеется вдоволь!
— Точно, — кивнул Блонди. — Хотел бы я ударить его мешком с порохом, вот что я вам скажу.
Слоуп опять промолчал. Просто сгреб новую кучу камней и столкнул ее прочь. И продолжал так трудиться, не останавливаясь ни на минуту.
— Интересно, как это Соксу удалось развязать руки? — задал я вопрос.
— А как тебе удалось их развязать, когда эта крыса Ларкин тебя связал? — напомнил Блонди.
— Ну да, Сокс, наверное, тоже перетер веревку о какой-нибудь острый камень. Блонди, скажи, сколько времени человек может продержаться без еды и питья?
— Тебе, малыш, будет достаточно около трех дней, — прямо сказал он. — Мне, может, дней пять, а старины Слоупа хватит на неделю.
Я представил себе великана сидящим около наших мертвых тел, ожидая собственной смерти, и чуть ли не порадовался, что умру первым. Так проще.
Потом мне вспомнилось, как однажды я долго шел через пустыню после того, как меня хорошим пинком сбросили с поезда. В тот раз мне казалось, что я просто сгорю на солнце и умру раньше, чем доберусь до станции. Но сгореть под солнцем пустыни было легче по сравнению с ощущением, когда ты лежишь в густой темноте.
Лампа у нас еще горела, но скоро должна была потухнуть.
— Перестань развлекаться с этими камнями, — обратился Блонди к Слоупу. — Лампа сжигает слишком много воздуха, который нам может понадобиться.
— Это, конечно, очень плохо, — откликнулся тот, — но лучше я поработаю, чем сидеть и ожидать смерти.
— Какой смысл работать? — стоял на своем Блонди. — Мы похоронены заживо. Спустя пару недель Бонанза расчистит вход, войдет сюда, найдет твое мертвое тело и заберет твои сертификаты. После этого составит отчет о несчастном случае. Мол, трое людей, которые выглядят как бродяги, оказались погребенными под упавшей скалой в Кристабеле. Между прочим, мне кажется, что это название отдает смертью. Лучше бы мне никогда его не слышать.
— Это я завлек вас в такую беду, — грустно проговорил Слоуп, снова захватывая целую кучу валунов и сталкивая их в ров.
— Послушай! — вдруг рявкнул я на Блонди, который взял лампу, чтобы ее задуть. — Мы не умрем, пока не сдадимся. По-моему, Слоуп прав. Он уже расчистил около шести футов, и нам остается не больше тридцати или сорока!
— Да? — сказал Блонди. Потом встал, осмотрелся, и мы принялись за работу.
Он был сильным, как я уже говорил, и, конечно, стал растаскивать валуны, как ворот для поднятия тяжестей.
Но даже ему не под силу было сдвинуть такие глыбы, какими ворочал Слоуп. Для него, казалось, пределов не существовало.
Чем больше было то, что требовалось поднять, тем сильнее он напрягался, его ноги словно врастали в камни, когда он в них упирался, чтобы отшвырнуть захваченную им кучу.
Так оно и шло. Наш великан вытаскивал из этой горы самые большие камни, Блонди сталкивал те, что поменьше, а я бегал взад и вперед с теми, что были вроде двадцатифунтовых игрушек. Ладно! Это не очень мучило мою спину. Когда борешься за жизнь, тебя ничто не отвлекает. Мне все казалось легким. Время для нас словно остановилось. Мы работали как сумасшедшие до тех пор, пока, наконец, Блонди не застонал и с
