блокнотами. Тележурналисты, оставив операторов в холле, казались безоружными. Один из газетных репортеров подошел ко мне сразу же, как только удалился Джавьер.
— Комментарии? — без лишних слов спросил он.
Ден был старожилом суда. Костюм его, вероятно, выглядел щегольски где-то в начале шестидесятых.
— Я не знаю, Ден, неужели ты думаешь, что я скажу тебе какую-нибудь чепуху, вроде той, будто «верю, что мой сын обязательно будет оправдан» или «убежден, что наша система правосудия продемонстрирует свою результативность»?
Он, похоже, задумался.
— Мне положено восхвалять эту систему. В конце концов, ведь ты ее и олицетворяешь.
— Ты можешь процитировать мои слова.
Он отошел, быстро записывая что-то в своем блокноте.
Дэвид сидел в первом ряду, напротив судейского места. Сзади казалось, что он сидит так прямо, будто старается смотреть поверх голов тех, кто находились перед ним. Лоис была с ним рядом. Я пытался отговорить ее от сегодняшнего посещения, ссылаясь на то, что в этот день ничего произойти не должно, но она меня не послушала. Виктории, жены Дэвида, не было. Дэвид даже намеком не показал, как выдвинутое против него обвинение сказалось на их семейной жизни.
Он оделся, словно для служебного интервью. Встав рядом с ним, я заметил, что его туфли начищены до блеска, а костюм аккуратно отглажен. Дэвид был хорошо выбрит и выглядел свежим. Эффект заключался в том, чтобы придать ему вид совсем юного человека — мальчишки, впервые надевшего мужскую одежду. Когда Дэвид взглянул на меня, выражение его лица меня испугало. Казалось, он абсолютно спокоен.
— Привет, па! — дружелюбно сказал он и снова с жадностью начал разглядывать происходящее за судебным барьером. Он внимательно изучал лица адвокатов, подсудимых и клерков, как будто ему впервые представилась такая счастливая возможность посмотреть на работу правосудия.
Лоис была одета, как для заупокойной службы или официального ужина. Плотно сжав губы, она взглянула на меня из-за спины Дэвида. Когда был вынесен обвинительный вердикт, она ясно дала мне понять свои чувства.
— Я знаю, знаю, — сказал я ей. — Теперь все осложнилось. Было бы хорошо, если бы большое жюри признало ее историю неправдоподобной, но, очевидно, они решили иначе. Однако все будет о'кей. Джавьер должен был что-то дать Норе, поэтому он и поручил ей первоначальное обвинение. Он возьмет свое, когда начнутся переговоры по согласованному признанию.
— Ты постоянно твердишь, что ничего не случится, а это надвигается все ближе и ближе, — с горечью сказала Лоис. — Когда же это перестанет выглядеть, как обычное уголовное дело? Ты же знаешь, чем заканчиваются такие обычные дела.
— Сделать так, чтобы дело выглядело обычным, и было частью нашего плана.
Мне необходимо было вытащить из фактов их жало. Истерика Лоис никому не помогла бы. Я не мог признаться ей, до какой степени сам был напуган обвинением.
Теперь в зале суда Лоис попросту смотрела на меня, как на виновника того, что оказалась вместе с сыном в столь опасном месте.
— Генри сказал тебе, что именно должно произойти сегодня? — спросил я у Дэвида.
— Да. Он сказал, что очень немногое, но что мне все равно нужно здесь присутствовать… О! Привет, Линда! — добавил он.
Я не помню, чтобы Линда когда-нибудь предлагала ему называть ее по имени. Мы с Линдой работали вместе в течение десяти лет, но Дэвид никогда не проявлял особого интереса к моей работе. Насколько я мог вспомнить, когда он последний раз приезжал ко мне в офис, то был еще подростком и звал ее не иначе, как миз Аланиз.
Я выпрямился, чтобы подчеркнуть, что не стою слишком близко к Линде, не говорю с нею профессионально-приятельским тоном и не игнорирую ее чересчур откровенно.
— Здравствуй, Линда, — сказала Лоис с гораздо большей теплотой, чем та, которую она как бы напоследок продемонстрировала мне.
Линда ответила на приветствие, затем кивнула мне, когда я, тоже кивком, с нею поздоровался.
Время от времени на предвыборных официальных приемах я замечал, как Линда и Лоис стоят вместе, тихо о чем-то беседуя, что всегда заставляло меня держаться в противоположном конце зала до тех пор, пока они не расходились. Впоследствии Линда никогда не могла толком объяснить мне, о чем же они разговаривали.
— Будут ли кого-нибудь из них судить сегодня? — спросил Дэвид.
Глаза его по-прежнему смотрели на столы адвокатов и ложу присяжных.
— Встать! Суд идет! — провозгласил бейлиф.
Мы все поднялись. Дэвид сделал это скорее насмешливо — он впервые принимал участие в здешних ритуалах.
— Двести двадцать шестой окружной суд Техаса под председательством достопочтенного судьи Джона Дж. Уотлина открывает свое заседание. Прошу садиться!
Как только бейлиф нараспев продекламировал это объявление, из двери кабинета вышел судья и уселся в свое кресло с мягкой обивкой за высоким судейским столом. Когда-то за судьей Уотлином закрепилось прозвище «судья Уоддл»,[5] которое неизбежно перенеслось на название его офиса. Джон был преждевременно посолидневшим мужчиной. Черная судейская мантия только прибавляла массивности его грузной фигуре. Глядя на него, я чувствовал себя стариком. Мы с ним были одних лет, но Уотлин выглядел, как зобастый старый пердун.
Он сел и взглянул на лежавший перед ним список дел, назначенных к слушанию, явно при этом игнорируя тот факт, что глаза всех присутствующих устремлены на него, хотя он, разумеется, прекрасно знал об этом. Зал затих.
— Прошу адвокатов отвечать мне, когда я буду называть имена их подзащитных, Джесси Стимонс.
— Здесь, ваша честь. С нашей стороны будет согласие на признание вины и ходатайство. Обвиняемый просит о представлении материалов расследования.
— Отлично, мы займемся этим, как только я закончу оглашение списка. Рой Биневайдис?
Встал другой адвокат, чтобы сделать заявление:
— Мы продолжаем переговоры, ваша честь.
Судья Уотлин взглянул на него поверх своих очков.
— Это ваше… — он перебрал несколько листов в лежавшей перед ним папке, — восьмое присутствие в связи с данным делом, мистер Ролингс. Оно будет решено сегодня. Заявление обвинения?
— Обвинение готово, ваша честь, — сказал третий помощник прокурора, стоявший рядом со свидетельской ложей, слева от судьи.
Обвинитель сделал соответствующую запись в своей копии списка. Судья продолжил чтение.
Двое или трое обвиняемых объявили о своей готовности к суду. Большинство выступили с заявлением, что они пока продолжат переговоры с обвинением или признают вину по взаимной договоренности. Я взглянул на Дэвида. Он теперь сидел, откинувшись назад и положив руки на ручки кресла.
Я испугался того, что, кажется, понял. Дэвид смотрел на заключенных. Они явно походили на заблудших овец, которых привезли в суд гуртом только для того, чтобы отправить в тюрьму. Но Дэвид прибыл сюда по собственной воле и точно так же сам уйдет отсюда. Никто не мог бы принять его за обвиняемого. Он одет так, будто он один из адвокатов. Заключенные выглядели такими виноватыми. Они сидели, безучастные ко всему, ожидая, когда их повезут дальше. Но он, Дэвид, оказался здесь просто по ошибке, это была обыкновенная формальность, и все скоро должно проясниться.
Линда сидела рядом с ним, объясняя ему значение обсуждаемых дел.
— «Заявление и ходатайство» означают, что обвиняемый признает свою вину и будет просить судью об условном освобождении. ПМР — это представление материалов расследования, отчет, который судья может затребовать из отдела условных освобождений для того, чтобы определить, подходит ли обвиняемый для такого освобождения. Те, которые говорят, что они продолжают вести переговоры, являются…
