– Молю Бога, чтобы вы оказались правы, – хмуро сказал Суинфорд. – Это важно для нас обоих.
7
Хью проснулся задолго до рассвета. Сонно проведя ладонью по подбородку, он понял, что пора побриться. С кожаной сумкой через плечо он прошел в туалетную комнату, расположенную по соседству со спальней.
Дождевая вода по системе желобов стекала с крыши казармы в стоявшие здесь огромные каменные кадки. У одной из них нужно было только вытащить затычку, чтобы набрать нужное количество воды. Это было большое удобство. Единственным недостатком туалета было его двойное назначение, и, когда свежий ветер, особенно с севера, не проникал сюда, запах становился почти невыносимым.
Спотыкаясь в предрассветных сумерках, Хью нашарил светильник. После долгих попыток, сопровождаемых ругательствами, ему удалось наконец зажечь фитиль огнивом. Масла в светильнике было на донышке – горел, по сути дела, один фитиль.
В мигающем свете фитиля Хью достал из сумки отполированный металлический диск и нож с прямым лезвием, старательно установил диск, чтобы видеть свой заросший подбородок. Это столь же нудное, сколь и нелегкое занятие по удалению густой щетины, успевшей покрыть его щеки, дало Хью возможность мысленно вернуться к событиям последних дней.
Одним махом он заполучил поместье, аббатство и богатую жену. Сбылись его заветные чаяния, и это наполняло его пьянящей радостью. Но самым поразительным было то, что все решилось само собой, без всяких усилий с его стороны, свалилось в руки, как манна с небес. «Почему, за какие заслуги?» – не переставал удивляться он. Мысль эта терзала его, не давала покоя, неотвязно зудела в мозгу, как надоедливая муха. Возможно, недоверие жило у него в крови, было его наследственной чертой. В конце концов, ведь он был внуком лесничего, родился среди крестьян, обладал их простонародной хитростью и знал, что ничто в жизни не дается даром.
Почему же все-таки выбор пал на него? Эта мысль не шла у него из головы. Обычно такой «лакомый кусочек» берегли для фаворитов короля, которые честно служили ему или – что случалось чаще – помогали во всякого рода темных делах. Признаться, заключив сделку с Суинфордом, он тоже в какой-то мере поступил бесчестно, но вряд ли роль информатора, даже выполняемая усердно, заслуживала столь щедрой награды.
Оставалось предполагать только одно: все дело в леди де Северье. Ясно, что она была бременем – но только для своих близких. Почему же в таком случае Генри Болинброк – а здесь, несомненно, не обошлось без него – желает, нет, жаждет даровать состояние, положение, землю запоздало признанному внебрачному сыну относительно мелкого северного барона?
Хью вернулся в казарму; лицо его горело от холодной воды и безжалостного лезвия. Народ в большом помещении уже просыпался: всюду потягивались, почесывались, напяливали одежду солдаты; слышались приглушенные разговоры, шарканье ног, скрип кроватей.
Дождь снаружи прекратился, ушел дальше на восток, окрасив отсыревший пейзаж в унылые серые тона. На горизонте виднелись низкие тучи, ползущие по синюшному небу.
Хью не торопясь шагал к конюшне. Холодный бодрящий воздух раннего весеннего утра пощипывал кончики пальцев и свежевыбритые щеки.
Твердая земля нижнего двора ближе к конюшне переходила в вязкое месиво размокшей глины со следами лошадиных копыт. В длинном помещении конюшни еще никого не было, лишь пофыркивали в денниках лошади, да в одном из отделений двое молодых солдат кидали вилами навоз в двухколесную повозку.
Своего коня Хью нашел в дальнем стойле. Почуяв хозяина, высокий сильный мерин поднял голову и тихо заржал. Хью похлопал его по шее. Он любил своего коня, несмотря на его своенравный характер. Это было славное животное с красивой головой, мощной грудью, длинными мускулистыми ногами, в котором текла кровь арабских скакунов, пусть ее доля была и не слишком велика.
Конь был вороной масти, без единого коричневого пятнышка на морде или ногах, безупречно черный, лишь на лбу красовалась белая звездочка. Хью оседлал коня, поправил уздечку, вывел вороного во двор и не торопясь выехал из замка.
В «Веселой подружке» его уже ждали отобранные накануне люди. Хью угостил всех элем и, разговаривая то с одним, то с другим, исподволь приглядывался, решая, кто достоин наибольшего доверия.
Вскоре появился Мартин в сопровождении преображенной Алисы Вотсдаутер. Крепко сбитая, сиявшая чистотой, розовощекая Алиса в новом синем платье была, на взгляд Хью, больше похожа на приодетую крестьянку, нежели на настоящую горничную благородной дамы. Но, принимая во внимание состояние невесты и то, куда им предстояло отправиться, здоровье и сила девушки были очень кстати.
Большую часть дня они торговались с купцами и закупали одежду и провизию. Время шло; солнце поднималось все выше, заливая землю золотым сиянием, сверкая в лужах и подсушивая грязь на немощеных улочках города. После полудня совсем потеплело.
Хью собрал свой караван – людей, лошадей, повозки и коляску – на площадке позади рынка. Был уже вечер, когда он, оставив Мартина за главного в импровизированном лагере, вернулся в замок.
Только он стал заводить коня в конюшню, как на глаза ему попался паж отца, белобрысый мальчишка с глазами навыкате. Тот тоже заметил его и бросился навстречу.
– Лорд Кенби желает тотчас же видеть вас, – торопливо выпалил мальчишка, замерев возле стойла.
Хью кивнул, обратив внимание на оттенок настойчивости в голосе пажа. Ему уже начинала надоедать бесцеремонность Уильяма Кенби, его срочные вызовы, а может, дело было в самодовольной манере мальчишки, которая раздражала его. Так или иначе, но Хью не намеревался мчаться сломя голову по первому зову. Пока он спокойно расседлывал коня, мальчишка нетерпеливо топтался рядом, потом плелся следом за Хью, который, сняв седло, пошел вешать его на стену напротив денника.
Знай Хью, что его ожидает, он двигался бы еще медленней. В замке он оказался лицом к лицу с отцом и еще тремя людьми: толстяком портным и его подмастерьями.
Уильям Кенби не стал пускаться в долгие объяснения, он лишь бодро хлопнул Хью по спине и сообщил скороговоркой:
