– Добро пожаловать, мессир.
– Вы очень добры, мадам. Я явился к вашей милости с тем, чтобы сообщить о желании взять с благословения святой церкви в жены вашу прекрасную фрейлину Доминик де Северье.
Франтоватый де Северье, почтительно склонившись к девочке, переводил его слова.
Маленькая королева с чрезвычайно важным видом открыла было рот, собираясь заговорить, но запнулась, ибо едва не назвала свою любимую фрейлину ласкательным именем Санча.
– Доминик, – сказала она тонким голоском, – очень дорога мне. Я весьма огорчена случившимся с ней несчастьем.
Унизанные перстнями руки королевы неподвижно лежали на коленях, и лишь ее глаза, в которых отражалось пламя светильников, выдавали ее чувства.
– Приближенный моего отца сообщил мне, что вы осведомлены о случившемся с Доминик. Тем не менее вы поклялись взять на себя всю заботу о ней, обязались относиться к ней с добротой и любовью.
Де Северье осторожно прокашлялся и повторил ее слова по-английски.
– Мадам, я перед Богом поклялся в этом и снова клянусь перед вами.
Она метнула взгляд на придворного, потом в упор посмотрела на Хью.
– Мессир, не сомневаюсь, вам сказали, будто я всего-навсего ребенок и не слишком умна. Но я не настолько мала и не настолько глупа, чтобы поверить, что вы испытываете сколь-нибудь глубокое чувство к леди де Северье.
На мгновение в зале повисла напряженная тишина. Де Северье, который говорил по-английски с чудовищным акцентом, запнулся, едва начав переводить за королевой. Девушки, стоявшие за ее креслом, обменялись многозначительными взглядами.
У Хью потемнело в глазах. Конечно, девочка права. Что сказать в ответ? Он медленно перевел дыхание, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Заготовленные фразы почти насквозь лживы; он сам чувствовал, что его слова звучат неискренне, в лучшем случае, невероятно. Наконец он решился:
– Мадам, по отношению к леди де Северье у меня нет каких-либо недостойных чувств, но только такие, какие вправе испытывать мужчина к своей невесте. Я могу лишь, призвав Бога в свидетели, поклясться, что до конца дней своих буду нежно заботиться о ней и всячески оберегать ее.
– Мессир, – резко ответила юная королева, – как подсказывает мне печальный опыт, мужчины часто нарушают клятвы, которые приносят своему королю и даже – да-да – Богу. Почему я должна верить, что вы не забудете своего долга перед моей дорогой Доминик, не причините ей страданий, не промотаете приданого?
Де Северье сокрушенно вздыхал. Все шло не так, как он предполагал. Принужденно улыбаясь, он принялся что-то быстро говорить королеве по-французски, она отвечала ему, а тем временем фрейлины тихо шептались за креслом. Наконец одна из них, с прекрасными золотистыми волосами, наклонилась и что- то сказала королеве на ухо.
Де Северье в этот момент повернулся к Хью и повторил слова королевы. Стиснув зубы, Хью метнул взгляд на девочку, которой чересчур пышное платье придавало вид еще более хрупкий, на мрачные лица фрейлин. Ему стало ясно: королева считает его изменником, как всех придворных Генри Болинброка, предавших Ричарда. Это не явилось полной неожиданностью для Хью, в глубине души он боялся, что такое может случиться, но от этого его разочарование не стало меньше. Сердце его сжалось. Неужели он зашел столь далеко для того лишь, чтобы все, о чем мечталось: поместье, богатство, знатное имя, – в один миг развеялось, словно дым?
8
Де Северье внезапно побледнел, взволнованный, пожалуй, еще больше, чем Хью. Он быстро шагнул вперед и обратился к королеве на родном языке:
– Мадам, ради всего святого! Я все силы положил на достижение благородной и милосердной цели – устройство брака моей дорогой племянницы. Вы не видели Доминик и не можете представить, сколь тяжко и достойно сострадания ее положение.
Некоторое время они говорили, порою вполголоса, но весьма горячо, споря о чем-то. Хью не понимал ни слова, ибо разговор происходил на французском. Наконец де Северье повернул голову и взглянул на Хью; на его губах играла загадочная улыбка.
– Мессир, соблаговолите подойти ближе.
Хью приблизился; нервы его были напряжены до предела. Фрейлины, стоя по бокам кресла королевы, пристально смотрели на него.
– Мадам согласна. Она дает разрешение на брак, – с победной улыбкой объявил де Северье. – Я убедил королеву, что вы будете заботиться о нашей дорогой Доминик и служить ей со всей преданностью, каковой требует священный долг супруга.
Изабелла перевела взгляд на Хью и протянула унизанную тяжелыми перстнями ручку для поцелуя. Было в манерах этой девочки, почти еще ребенка, что-то утонченное, величественное.
Хью почтительно взял ее руку и, галантно поклонившись, коснулся губами тонких холодных пальцев. Он поднял голову, и на мгновение их глаза встретились.
Девочка моргнула, ее глаза влажно блестели в пламени светильников.
Хью отступил на шаг, еще раз поклонился и произнес:
– Мадам, поскольку вы великодушно разрешаете мне радеть о здоровье и благополучии леди де Северье, позвольте заверить, что на свете нет другого человека, который столь же ревностно выполнил бы свое обязательство окружить ее заботой и нежностью, нежели я.
Губы Изабеллы задрожали, и она отвернулась, чтобы скрыть слезы, подступившие к глазам.
Она, казалось, не слышала де Северье, переводившего слова Хью, и внезапно сделала слабый знак
